Эффект Холла, или Как меня обманула одна девушка
Шрифт:
25.
Мне стало тесно и скучно в любимой Испании. Лео рядом не было. В Москву тоже не хотелось. Я был заряжен находиться подальше от Москвы. Столько сделав для ведения бизнеса на расстоянии, смешно было бы не опробовать этот новый управленческий инструмент. Хотелось каких-нибудь новых острых ощущений, ну, даже если не острых, то хотя бы новых.
С такими мыслями я прогуливался по улочкам Lloret de Mar мимо ресторанчиков, на входе в которые на обычных маленьких школьных досках мелом было написано время трансляции матча за бронзу чемпионата мира по футболу между Германией и Португалией. В Испании весело болеть, сидя в таких ресторанчиках, но это уже было. А ведь завтра финал, и еще какой – Франция–Италия. Вот это будет матч! Я живо представил рев трибун, разукрашенные лица болельщиков, живая волна по стадиону. Вот бы оказаться там!
Стоп! А почему бы и нет? Перелет в Берлин явно возможен.
Итак, транспорт, проживание и виза – вопросы вполне решаемые и частично уже решенные. Остался главный сложный вопрос – билеты на матч. Понятно, что в официальной продаже билетов не было, нет и не будет. Но для среднестатистического русского человека, который когда-то жил в условиях дефицита и для которого формулировка «достать» сродни слову «выжить», добыть билеты на матч – это дополнительная возможность еще раз поностальгировать по старым совковым временам. Я, правда, помню их с трудом и совок считаю пережитком прошлого. Но тем не менее для меня это все равно что вернуться в детство и почувствовать, каково было моим родителям стоять в очередях за колбасой или покупать джинсы на черном рынке.
Билеты на футбол я решил отыскать через Интернет. Нашел интернет-кафе, запустил поиск билетов через перекупщиков. Билетов не было. Но зато стала понятна приблизительная цена. Народ официально скупал билеты на финальный матч по цене от ста двадцати до шестисот евро и продавал от четырех двести до семи тысяч. Однако бизнес, невольно позавидовал я. Можно попробовать на месте в Берлине, но оставался риск не попасть на матч.
Если билетов в Германии не осталось даже у перекупщиков, значит они давно в Москве. Я позвонил друзьям в Москву и в Питер и попросил узнать, что можно сделать. Половина народу оказалась совершенно не в теме, но один мой приятель, который ездит почти на все матчи «Спартака», позвонил какому-то другому приятелю, который поехал на чемпионат, и оказалось, что один человек из их компании перепил водки за сборную Украины, после этого крепко ударился о что-то металлическое, и бесхозный билет меня ждет в Берлине почти по себестоимости. Правда, ударившийся приятель просил ящик водки для поправки здоровья то ли своего, то ли всей компании. Все-таки водка, как нефть и любое другое горючее, является универсальным ключом для решения всех русских запросов.
Я, как заправский везунчик, сел на самолет в Барселоне в воскресенье утром и днем был в Берлине, а вечером на матче. Никогда в жизни до этого я не болел так за какую-нибудь команду. Наша компания была из шести человек. Я никого не знал, но быстро оказался в теме при помощи национального немецкого горючего. Перед матчем мы угасились шнапсом в каком-то маленьком ресторанчике и споили двоих веселых итальянцев, которые, сильно выпив, стали почему-то грустными и скучными. Мне кажется, они так горевали, потому что на матч идти были уже не в состоянии.
Мы же в веселом и бодром расположении духа прибыли на матч, правда, я очень приблизительно помню, как и каким транспортом мы туда доехали. Пробравшись на трибуны, мы огляделись и обнаружили, что вокруг нас есть и французские, и итальянские болельщики. Матч еще не начался, но народ уже весело скандировал какие-то слабо понятные лозунги, свистел, дудел и просто колыхался яркой разноцветной массой. У каждого третьего вокруг нас была ярко разукрашенная морда, отчего лицо принимало причудливые и не совсем человеческие формы.
Народ на стадионе тоже был под шнапсом, но не настолько тяжело, как мы. Зато сразу было видно, что мы русские. Я критически себя оглядел и понял, что абсолютно не в теме. На мне была зеленая с желтым футбольная майка Brasil с прошлого чемпионата мира, когда бразильцы победили. Но сейчас, когда Бразилия даже не вышла в финал, а весь стадион был в сине-красно-белом цвете, я чувствовал себя последним лузером.
Рядом стоял и что-то скандировал итальянец, размахивая перед собой итальянской футболкой, как флагом. Я поглядел ему в глаза мутным трезвеющим взглядом и произнес на ломаном английском, показывая одной рукой на свою бразильскую футболку, а другой на его самодельный флаг, сакраментальную фразу: «Дай! Я за Италию». Он почему-то сразу согласился, видимо, расценил меня как идеальный флагшток.
В майке я сразу стал как-то ближе к обществу. Мои новые русские собутыльники тем временем составляли небольшой междусобойчик, скидываясь по сотке евро за ту или иную команду. Меня спросили, за какую команду я собираюсь болеть. Я сказал, что за Италию, они недовольно промычали, что у них с Францией недобор, потому как за Италию уже три человека, а за Францию только два. Тогда я заявил, что болеть – это одно, а делать бизнес на тотализаторе – это другое, шансы у команд приблизительно
одинаковые, и я поставлю на Францию, а болеть буду за Италию. Таким образом, если выиграет Франция, то буду при деньгах, а если Италия – то просто заплачу на сотку больше за полученное удовольствие и счастье поболеть за победителя.Когда Зидан забил пенальти, я вместе с двумя нашими, поставившими на Францию, плотоядно улыбался и потирал руки. Итальянец, давший мне майку, какой-то поникший и скукоженный, отодвинулся от меня на полметра, явно зачислив в черный список врагов и предателей нации, подлежащих немедленному тотальному уничтожению. Мне стало его жалко, я пробормотал, что это «just a business» и что наши итальянцы обязательно победят. Судя по его затравленному взгляду, было понятно, что если итальянцы проиграют, то ему скорее всего не жить, он бросится с какого-нибудь берлинского моста или просто умрет от горя, не уходя со стадиона. Я твердо решил больше его не подводить и, если что, проследить, чтобы он не умер, или хотя бы достойно проводить его в скорбный путь.
С этого момента я действительно начал болеть за Италию. Мои друзья-собутыльники просто наслаждались игрой, радуясь каждому красивому моменту. А я действительно переживал, сжимаясь в нервный комок, пока мяч летел в сторону итальянских ворот. Меня отпускало, только когда Буффон выбивал его подальше от своей штрафной.
Что со мной происходило, когда мяч беспорядочно метался в штрафной французов, вообще описать сложно. Я, наверное, как и все итальянцы на стадионе, пытался силой мысли и воображения затолкать мяч в ворота французов, возмущенно вздыхая и вопя что-то нечленораздельное, если этого не происходило. А это не происходило и не происходило. Мало того, французские атаки были опасными и злыми. Наконец случился этот угловой, когда Матерацци, слегка опершись на Виера, забил. Внутри меня будто взорвали бомбу. Руки от этого взрыва сами взлетели в небо, я нелепо подпрыгнул на месте, вопя «го-о-оо-ол!». Остаток первого тайма был нервозным и томительным. Каждый раз, когда Пирло шел пробивать угловой, все итальянцы на трибунах вскакивали в надежде на еще один гол. И когда после очередного угла Тони попал в перекладину, у меня в голове отчетливо прозвучал этот удар, как будто я был прислонен одним ухом к металлическому каркасу ворот.
По окончании первого тайма я чувствовал себя совершенно измученным. Я даже не мог подняться с места и просто опустошенно шарил вокруг себя глазами в поисках воды. Выпитый шнапс тоже давал о себе знать отчетливым сушняком. Мои новые друзья притащили откуда-то бутылочки с ледяной водой. Я жадно поглотил половину содержимого бутылки, смочил руки и лицо и почувствовал себя гораздо лучше.
Второй тайм начался из ряда вон плохо. Анри дважды чуть не забил в ворота итальянцев, а когда француза явно сбили в штрафной и должен был быть пенальти, я подумал, что если назначат и французы забьют, то мы с этим перцем, скукоженным итальянцем, на пару бросимся с моста. Но пенальти не назначили и бросаться с моста не пришлось. Я твердо решил, что если встречу когда-нибудь этого судью, обязательно пожму его руку со словами благодарности. Французы, сидящие, точнее – стоящие на два ряда ниже, явно были противоположного мнения. По их жестам было отчетливо видно, что именно они сделают с этим несчастным судьей, когда его случайно встретят на узкой и желательно темной дорожке.
А потом был последний удар Зидана. Француз нанес последний в своей футбольной карьере удар головой. И это был удар не по мячу, а в грудь итальянца Матерацци, удар головой в область сердца. Таким ударом можно остановить работу сердца, можно убить. Зидан ударил, и Матерацци лег на газон в одно мгновение, как стоял, так и лег. На долю секунды, пока все, кто сидел, вскакивали, стадион замолк, а потом все итальянцы на трибунах в едином порыве протянули вперед руки, засвистели, загикали, завопили, будто помогая судье обратить внимание на это вопиющее нарушение. Зидан, как загнанный на корриде бык, затравленно вращал головой, понимая, что это конец. Судья поднял красную карточку и завершил его футбольную карьеру. Даже итальянцы на трибунах молчали. Все понимали, что вот он, переломный момент матча, что французам теперь не выиграть. Их птица удачи стукнулась головой о железную итальянскую грудь Матерацци, грязного Матерацци, который успел в первом тайме забить мяч, а во втором – удалить с поля самого Зидана. И герой этого матча не Зидан, у которого не выдержали нервы, хотя спустя пять лет будут помнить Зидана и его поступок, а Матерацци, который дважды за время матча переломил ход игры, превратив победный натиск французов в сплошное горькое разочарование. Матерацци сделал уход Зидана самым запоминающимся событием футбольного года 2006, и Матерацци сделал возможным победу итальянцев в финале чемпионата мира. Да, потом были пенальти. Все волновались, но особых сомнений уже не было, кто-нибудь из французов, тот самый, вместо которого мог бы ударить Зидан, промахнется, и итальянцы победят. И они победили.