Ефим Сегал, контуженый сержант

Она смутилась, отняла руку.

Анфиса Павловна надула щеки, выкатила и без того выпуклые глаза, прыснула:

– Ой, умгешь со смеху, «весенняя, необыкновенная», — передразнила она.
– Послушай-ка, что он несет, а как смотгит на тебя - с ума сойти можно, меня не стесняется. Бегегись, Наденька, слопает!..

Глупая трескотня машинистки разозлила Ефима. Он готов был оборвать ее, но взгляд Нади, устремленный на Пышкину, лукавый, вызывающий, погасил его пыл.

– Говорят, жених на двор - невесте не покор, - смеялась она, - а вообще-то, спасибо, поберегусь...
– И повернувшись на одной ноге, вроде бы не к месту, воскликнула: - Ура! С сегодняшнего дня ухожу в учебный отпуск!

– насмешливо добавила, глядя на Пышкину: - Буду готовиться к свадьбе!

Ефим обрадовался предстоящему отпуску Нади - значит, у нее будет больше свободного времени для встреч с ним.

– Пишите заявление, я как ответственный секретарь имею право его подписать, сделаю это с удовольствием.

– С удовольствием?!
– с притворным возмущением переспросила Надя.
– Надоела я вам? Ладно! Учтем, попомним!

Прощаясь с ней за дверью редакции, он, как бы невзначай, спросил:

– Вы будете очень заняты? Когда же мы встретимся?
– С нетерпением, волнуясь, ждал ответа, вдруг скажет: «Недельки через две-три, после сдачи экзаменов».

Она несмело глянула на него, отвела глаза в сторону.

– Для вас это важно?
– спросила серьезно, чуть насмешливо.

– Еще как! — выпалил Ефим.

– Если «еще как»...
– она немножко подумала, - приходите послезавтра, часикам к семи, к главному входу в наш парк.

До назначенного свидания оставалось чуть больше пятидесяти часов. Вроде бы совсем немного, но для Ефима - целая вечность. Сам не зная почему, ждал он от предстоящей встречи чего-то решающего, главного для них обоих.

Откуда взялось такое предчувствие? Вероятно, из трижды загадочных глубин или высот, не доступных ни самому зоркому глазу, ни самому чуткому уху - ощутил шестым чувством. Что за шестое чувство? Где находится?
– одному Богу известно.

Если рассуждать здраво, у Ефима были основания считать предстоящую встречу с Надей неким поворотным моментом в их отношениях. Да, он не сможет в должной лирико-драматической форме, коленопреклоненным, со слезами на глазах, сделать ей предложение. Но стать его женой он ее непременно попросит. Ответит ли она согласием? Не уверен. Ведь их немедленный брак - сумасшествие со всех сторон. В том Ефим отдавал себе полный отчет, а противиться овладевшему им чувству не мог.

А Надя? Не слепо влюбленная, слава Богу, не контуженая, не потерявшая способность трезво мыслить, она мгновенно осознает всю нелепость затеваемого им брака.

И все же он надеялся. Иначе не мог.

...Наконец-то наступил немыслимо далекий для Ефима день свидания. Был этот день таким же теплым, безветренным, голубым и солнцеобильным, как и тот, позавчерашний. Еле дождавшись шести часов, Ефим торопливо направился к месту встречи. Часы над главным входом в парк показывали половину седьмого. «Фу, дьявол, как еще долго ждать», - сетовал он, прохаживаясь взад, вперед, следя, как медленно, неохотно прыгает минутная стрелка с деления на деление. Поглядывал то в ту, то в другую сторону: не появится ли Надя. И - о, радость! Еще минут за пятнадцать до назначенного времени заметил вдали идущую по липовой аллее стройную девушку с портфельчиком в руке. Она! Она! Он отличил бы ее от тысячи других, похожих на нее, по только ей присущей горделивой походке, грациозной - от Бога: ее никогда никто этому не обучал, конечно...

Через минуту-другую он был рядом с ней.

– О, вы уже здесь, - не удивилась она.
– Поздравьте меня: еще один экзамен с плеч долой.

– Вы, Наденька, представить себе не можете, как я соскучился по вас!
– Его дрожащий голос, возбужденное лицо, блестящие глаза выдавали сильное волнение.

Она и сама, вроде бы без всякого повода, заволновалась. Усилием воли овладела собой, открыла портфельчик, достала зачетку, протянула Ефиму:

– Глядите, - сказал с гордостью, - одни пятерки!

– Молодцом, - похвалил Ефим, невидяще затянув в зачетку.
– Действительно, одни пятерки. Как вам это удается?

– А я и в школе была отличницей, можно сказать, вундеркиндом озерковского масштаба, - заметила Надя без всякого хвастовства, как говорят о самом обыденном.

Ефим забрал у нее портфель и, взявшись за руки, они вошли в парк.

– Мои учителя, — рассказывала Надя, - пророчили мне необыкновенное будущее, мечтали видеть меня известным ученым, при чем каждый в своей области знаний. Математик был уверен, что мой путь - в точные науки, физик усмотрел во мне задатки исследователя... Ну и прочие в том же духе. А жизнь, - вздохнула она, - жизнь распорядилась по-своему. Не успела я и года проучиться в МГУ - война. Затем мобилизация на оборонный завод. Три года назад я поступила на заочное отделение пединститута. Готовлюсь к тому, о чем никогда в своей гордыне не помышляла: стать учителем русского языка и литературы. Возможно, продолжу работу в печати. Как говорится, неисповедимы пути Господни, - усмехнулась грустно.

«Вот именно, неисповедимы пути Господни», - подумал Ефим, не без тревоги слушая Надю. Не окажется ли он причиной крушения ее последней надежды? «Опять ты сам себя грызешь, - разозлился он.
– А ну вас ко всем чертям, сомнения-колебания, так и с ума сойти недолго!» Нет у него больше сил рваться на части. Рядом Надя, которую он любит без памяти. Небо над ним - без единого облачка, есть молодость, полная дерзких стремлений, жаждущая любви. Сию минуту он скажет ей неизбежное, решающее.

– Надя, Наденька!
– крикнул он громко, взволнованно.

Она посмотрела удивленно, вопросительно.

«Я люблю вас, Надя, будьте моей женой», - рвались наружу заветные слова... А он, хоть убей, не мог их произнести. Глотнув, словно задыхаясь, воздух, снова крикнул:

– Надя!
– И тише: - Какой сегодня прекрасный день. Посмотрите вон на ту березку, легкую, красивую, целомудренную... «Как вы Надя», - хотел сказать и запнулся.

– Березка?
– переспросила она, глядя на молодое деревцо.
– Чудесная березка! Если бы я умела писать стихи, обязательно сочинила бы что-то о березах. Недавно попалось мне на глаза стихотворение о березке.
– Она назвала известного поэта.
– Ничего... но мне показалось слишком рассудительно... Вы читали? Права я, как думаете?

– Безусловно. По-моему, поэзия - язык сердца, язык души. Рассудительность - яд для поэзии, так я думаю... Хотите, я вам прочту стихотворение о березке?

– Ваше?

Ефим не ответил и начал читать:

Веселый ветер струнами Играет над тобой.

О чем, березка юная,

В ответ шумишь листвой?

Он вроде бы ровесник твой,

Как раз тебе под стать,

И завлекает песнями За облака слетать.

Но ветру верить можно ли?

Он парень озорной,

Гарцует меж березами,

То к этой, то к другой.

И ты, зеленокудрая,

Упрямо смотришь ввысь.

Такое целомудрие,

Хоть в пояс поклонись.

– Светлое стихотворение, - сказала, немного подумав, Надя, - как будто оно не о деревце, а об очень чистенькой девушке.

– О вас... Оно ваше... Разрешите подарить его вам...

вместе с моим сердцем, - сорвалось с его языка.

Надя испуганно, пристально посмотрела на него. Глаза ее спросили: «Что означает - вместе с моим сердцем?»