Ефим Сегал, контуженый сержант
Шрифт:
– Так вы и есть тот самый Сегал, работник нашей многотиражки?
– спросил он ледяным тоном. Придирчиво, изучающе ощупывал глазами стоящего перед ним.
– Любопытно... Да вы присядьте...
Ефим сел на ближайший стул.
– Пишешь ты, Сегал, хлестко, - перешел на «ты» Мошкаров, - даже чересчур хлестко, я бы сказал. Но не в том дело. Просьба твоя, сам понимаешь, не простая. Жилья свободного у нас нет.
– Мошкаров помолчал, достал из кармана платок, сплюнул в него, убрал платок.
– Но, принимая во внимание твои фронтовые заслуги перед нашей
– Он размашисто красным карандашом написал на «рапорте» резолюцию: «Тов. Козырю. Подыщите молодой семье Сегалов жилье. Генерал-директор С. Мошкаров». Протянул «рапорт» Ефиму.
– Запомни, советский генерал заботится о своих подчиненных. Ступай.
Пока Ефим был на приеме, Надя, прогуливаясь по тротуару возле заводоуправления, нетерпеливо поглядывала на двери, из которых должен был появиться Ефим. Он вышел смеющийся, с виду веселый, а в глазах - затаенное неудовольствие, которое не хотел скрыть.
– Ну, как?
– спросила она взволнованно.
– Отлично!
– он протянул ей «рапорт». Она быстро прочла резолюцию.
– Что же ты, Надюша, не пляшешь? Победа!
Она посмотрела с сомнением.
– Ой ли? Ты уверен?
– Не уверен. До полной победы далеко. «Их превосходительство» отфутболили меня к Савве Козырю, а тот, мой «мил-дружок», переправит меня к Пенькову.
Надя грустно улыбнулась.
– Не горюй, Наденька, зацепка все же есть. Считай, что фарс с переодеванием удался.
– А дальше?
– Дальше? Переоденусь и сейчас же к Козырю. Надежды мало, но и времени терять нельзя.
Козырь встретил Ефима, как друга старого.
– Товарищ Сегал, садитесь, пожалуйста, что хорошего скажете?
– слова Козырь говорил ласковые, приятные, а в тоне его хрипловатого баска Ефим уловил скрытую враждебность и настороженность. Белесые глазки обдавали холодком.
– Садитесь же, слушаю вас.
Ефим положил перед Козырем «рапорт» с резолюцией Мошкарова. Козырь, не торопясь, основательно ознакомился с его содержанием, повернул листок наискось, прочел резолюцию. Привстал, торжественно «поздравил с вступлением в брак»:
– Желаю счастья!
– Благодарю, - сдержанно ответил Ефим. Чего желает ему Савва на самом деле, он знал.
Наступила пауза. Поджав толстые сластолюбивые губы, Козырь, видимо, что-то примерял в уме.
– Стало быть, - он сощурился, - вы, Ефим Моисеевич, как молодожен, нуждаетесь в жилье, нуждаетесь...
– На его лице промелькнуло злорадство: добыча сама лезла в рот.
– Находитесь с вашей юной супругой, так сказать, между небом и землей.
Ефим молчал.
– Ах, Семен Михайлович, Семен Михайлович!
– страдальчески покачал круглой головой Савва.
– Легко ему резолюции писать. Будто не знает сколько... Тыща! Вот сколько у меня стоит на очереди народу. Где же мне подыскать вам комнату, товарищ Сегал? Где?.. Нету! Нетути!
– он картинно развел бостоновые рукава пиджака, из которых торчали розовые кисти его рук.
– Нетути, хоть зарежьте!
Иного Ефим
и не ожидал, потому сердце его не упало.– «Нетути», - передразнил он Козыря, - «хоть зарежьте, нетути...»
У Козыря округлились глаза.
– Нетути, - повторил Ефим, - для работника редакции, инвалида Отечественной войны и для его мобилизованной на завод жены. А для вашей девицы Вали Маслен-киной «есть тути»?
Козырь оцепенел от неожиданности, быстро заморгал глазками, лицо его стало пунцовым, губы задрожали, он вобрал круглую головку в покатые плечи, съежился,
– Как вы смеете так разговаривать с ответработником?!
– выкрикнул фальцетом, неуверенно, буцто взвешивая: отступить или наступать? И вдруг истерично взвизгнул: - Вон из моего кабинета, нахал!
– Что-о?.. Что?
– тихо, но грозно зарычал Ефим, приподнимаясь со стула, чувствуя, как коварный раскаленный уголек подступает к самому горлу.
– Вы кого гоните из кабинета?! Кого! Кого, я спрашиваю?!
– в бешенстве заорал он на Савву.
Козырь разом струсил, обмяк, поспешно откинулся на высокую спинку кресла, забегал глазками, забормотал:
– Успокойтесь, товарищ Сегал, поговорили, погорячились... Хватит. Давайте не будем друг дружке нервы трепать, - сказал заискивающе, фальшиво.
– Понимаю вас, сочувствую... Не верите? Зря!.. В общем, решим так: я распоряжусь, поставим вас на очередь, на учет. При первой возможности устроим комнату. Даю вам слово!
– А когда она будет, ваша «первая возможность»? Через год? Через два?
– Ну, зачем «через год, через два»... Зайдите ко мне недельки через две, самое позднее через месяц. Потерпите с вашей молодой.
«Хитрит, сволочь, - решил Ефим, - хочет откупиться посул ой, лишь бы я поскорее убрался...» Он еще минуту недоверчиво глядел в бегающие Саввины глаза, потом вышел.
– Что с тобой?
– с тревогой спросила Надя, когда Ефим вернулся в редакцию.
– Подрался ты, что ли, с Козырем?
– Надо бы дать ему... Руки пачкать не хочется. Пообещал через месяц дать нам комнату. Врет, конечно, чтобы я отвязался.
Зазвонил телефон. Ефим снял трубку.
– Сегал слушает... Хорошо, сейчас...
– Он не сразу положил трубку на рычажок.
– Не понимаю, зовет Козырь. Ты не догадываешься, зачем?
Надя пожала плечами.
– Маленькая формальность, Ефим Моисеевич, - вкрадчиво-плутовато сказал Козырь. — Да садитесь, пожалуйста, садитесь!.. Маленькая формальность... У вас имеется свидетельство о браке с Надеждой Воронцовой? Или вы с ней?..
Кровь бросилась в лицо Ефиму.
– Мы с Воронцовой - муж и жена. Разве этого недостаточно?
– его голос против воли звучал вызывающе.
– Никто не сомневается... Но, как я понимаю, - Козырь сальненько заулыбался, - де факт. Дело, конечно, ваше. Но нам нужен де юр, то ись, документик, то ись, обоснование. Ежели вы свой брак не зарегистрировали, распишитесь в ЗАГСе по закону, представьте нам соответствующий документик. И тогда, на полном основании, по закону...