Ефим Сегал, контуженый сержант

– Вы получите этот документик, - перебил его Ефим.

– Что за радетель наш товарищ Козырь, - смеясь, говорила Надя, наглаживая тяжелым чугунным утюгом свое платье, готовясь к торжественному акту бракосочетания.
– Погнал-таки нас в ЗАГС. А то, глядишь, так и остались бы мы вольноопределяющимися попутчиками до какого-нибудь нового «козыря».
– Покончив с платьем, она с таким же старанием отутюжила Ефимов костюм.

Ефим тем временем начищал до блеска свои потрескавшиеся штиблеты и кувалдистые Надины туфли. Свадебный гардероб был приведен общими усилиями новобрачных в образцовое состояние.

Через час муж и жена, они же - жених и невеста, отправились в районный ЗАГС, чтобы штампами в паспортах и гербовой печатью на соответствующем свидетельстве с скрепить «де факт» — «де юр». За сей акт полагалось уплатить двадцать пять рублей, кои молодожены не без ощутимого ущерба урвали из семейного бюджета.

Они вошли в одноэтажное здание, в котором размещалось несколько районных учреждений. На одной из потрескавшихся, давно не крашенных дверей, возле грязного лестничного марша была прибита жестяная пластинка, на которой желтыми косыми литерами сообщалось: «Регистрация умерших с 10 до 11 часов. Регистрация новорожденных с 11 часов 30 минут до 12 часов 30 минут. Бракосочетания и разводы - с 14 до 18 часов».

Ефим и Надя переглянулись, тихо и грустно рассмеялись. До указанного для регистрации брака времени оставалось минут двадцать. Они хотели подождать на улице, но неожиданно полил дождь. Пришлось торчать около двери на крошечной площадке, усеянной окурками.

Наконец дверь отворилась. Немолодая худощавая женщина в поношенном костюме с казенной деликатностью, полагающейся в подобных учреждениях, обратилась к Наде и Ефиму:

– Вы расписываться?.. Прошу, добро пожаловать.

Они подошли к столику, покрытому красной в чернильных пятнах материей. В щербатом коричневом кувшинчике увядал букет ромашек. Женщина быстро, привычно внесла полагающиеся записи в толстую книгу, с такой же проворностью заполнила свидетельство о браке, шлепнула, предварительно подышав на нее, гербовую печать. Получив двадцать пять рублей, пересчитала их, убрала в ящик стола. Затем встала, по очереди пожала руки Наде и Ефиму.

– Ну-с, товарищи молодожены, желаю вам счастья, благополучия, сыночка, потом дочку!
– выпалила, как попугай, заученную стандартную фразу. Проводила их до дверей, выкрикнула: «Следующий!»

Выйдя на улицу, новобрачные, теперь уже «де юр», как сказал бы Козырь, присели на влажную после дождя скамейку, прочли свидетельство о браке. Надя спрятала его в дамскую сумочку.

– Что же, - с горькой иронией заметил Ефим, - по ритуалу полагается свадебный бал, так сказать, пир на весь мир.

– Пир на весь мир?
– с усмешкой повторила Надя.
– А на обед у нас «шайбочки» остались?

Ефим старательно обшарил карманы.

– Вот, - сказал с напускной бодростью, - четыре рубля ассигнациями, полтинник серебром, да еще три копейки медью.

– Не густо... Но на обед по талонам, может быть, хватит. Ладно, завтра - получка, разбогатеем.

После свадебного обеда, состоявшего из щей, манной каши и так называемого суфле - коричневой бурды на сахарине, молодожены пошли в редакцию.

– Ой, поглядите-ка на них! Что это вы так гасфуфыгились?
– всплеснула руками Пышкина.
– Ни дать, ни взять -жених и невеста!

Алевтина, недружелюбно скривив по обыкновению густо накрашенные губы, подковырнула:

– А может, муж и жена?

– Может, - спокойно ответил Ефим, - все может быть. Возьми-ка, женушка моя, блокнот, бумагу, пойдем поработаем в парткабинете. Там тихо.

За редакционной дверью оба весело рассмеялись.

– Ну их к бесу, змеищ, - махнул рукой Ефим, - вот что, дай-ка мне свидетельство о браке. Пойду к Савве Козырю, обрадую его. Вышибу у Козыря из рук последний козырь. А ты подожди меня в читальне.

Секретарши Козыря на месте не оказалось, Ефим приоткрыл дверь кабинета и увидел забавную картинку: откинув голову на высокую спинку кожаного кресла, номенклатура сладко дремала, очевидно переваривая обильный номенклатурный обед.

Ефим вошел в кабинет, осторожно закрыл за собой дверь, бесшумно приблизился по ковровой дорожке к начальственному столу, опустился на стул напротив Козыря. А тот посапывал, выдувая из полуоткрытого рта пузыри с сивушной гарью. Ефим собрался каким-нибудь образом нарушить сладкую дремоту номенклатуры, но вдруг резко зазвонил телефон. Козырь вздрогнул, пробудился, увидел перед собой в непонятной близости Ефима, испуганно вытаращил глаза.

– Вы? Вы? Это вы, Сегал?
– лопотал он, заикаясь.
– Как вы сюда попали? А телефон продолжал звонить.
– Фу ты, мать твою!
– Козырь сдернул с рычага трубку.
– Алло, слушаю... нет, не Владимир Алексеевич...
– швырнул трубку на место.
– Как вы сюда попали, Сегал? Товарищ Сегал?
– спросил раздраженно.
– Чего еще вам от меня надо?

– Залетел через форточку, - смеясь ответил Ефим, - чтобы сообщить приятнейшую для вас новость.

Козырь недоверчиво, все еще испуганно смотрел на Ефима. Потом что-то сообразил, заблажил:

– Устал я, чертовски устал и вздремнул, устал, кроме шуток... Да... Так с чем же вы ко мне пожаловали, что собираетесь мне доложить?

Ефим протянул Козырю свидетельство о браке:

– Разве это не есть приятное событие?

– Тэ-эк-с!
– почесал в затылке Козырь.
– Ловко, ничего не скажешь! Оперативно! На полном законном, - он не скрывал досады.
– Что ж, заходите ко мне через месячишко, может, и пораньше.

Ефим нашел Надю в парткабинете что-то сосредоточенно пишущей, не стал мешать, присел рядышком. Через минуту-другую она оторвала взгляд от исписанного листа бумаги.

– Над чем ты так усердно трудилась?

– Письмо писала маме и папе... Что хорошего сказал Козырь?

Ефим изобразил сладко дремавшего Козыря, его растерянность при пробуждении, Надя рассмеялась.

– А потом?
– спросила она.

– Потом все то же: загляните через месяц. Врет, конечно. Посмотрим, ждать недолго. Почему у тебя усталый вид? Или мне показалось?

– Ничего тебе не показалось. Трудно было писать. Наш с тобой брак для папы и мамы - гром среди ясного неба. Не знаю, как встретят эту новость, как перенесут. Ведь я им еще ничего не писала. И вдруг, на тебе: «Дорогие мои! Ваша доченька и т.д.... Поздравьте...» Хорош подарочек от единственной доченьки? Вот я и вымучила из себя. На, почитай.

Она внимательно следила за выражением его лица. Он кончил читать, не поднимая глаз, молчал, осыпая себя запоздалыми упреками. Как это он до сих пор не подумал о Надиных родителях?! Действительно, одобрят ли они скоропалительный и наверняка, по их мнению, необдуманный роковой шаг дочери?