Его Медвежество и прочие неприятности
Шрифт:
***
Треск материи, приглушённые бормотание женщин, глухой звон мечей, то затихавший, то звучавший вновь. А он – в демоновом каменном колодце и ничего не может сделать! Беспомощнее только новорожденные, да и те способны хотя бы оцарапать ногтем. А ему оставалось разбить голову о стену, принимая очередное поражение.
Не он – маленькая лэрди пришла на помощь! Его Лери, его любимая – она тут! Как выбралась из камеры? Нашла дорогу среди хитросплетений королевской тюрьмы, в которой иногда путался он сам. Пробилась сквозь стражу? Кровь гнала по венам жар, вымывая застоявшийся холод и безнадежность. Тихо вскрикнула Дорис, а потом вниз упала веревка.
И его сердце упало тоже. Разлетелось
– Бьёрн!
Голос - как сквозь вату. Камера ходила ходуном в такт судорожным толчкам в груди. Волосы обрезала. Как же так? Зачем.
– Бьёрн!!!
Страх в ее голосе заставил руки и ноги двигаться. Он чувствовал себя куклой. Огромной и неуклюжей. Прыжок – пальцы ловят золотой путь из каменной бездны. Мышцы работают, подтягивая тело выше и выше, и вот уже под ладонью - ткань. Все потом. Там Слав и ему нужна помощь. Наверх он взобрался в считанные мгновения. И потратил столько же, жадно впиваясь взглядом в нее.
В одних панталончиках и тонкой нижней рубашке из паутинок Беатрис – сама нежность прижималась к толстой решетке. Улыбалась сквозь слезы и протягивала ему заколки-ножички. Он тоже ей улыбался. Хватал заколки и ковырял ими в замке. Но не мог заставить себя не думать о коротких волосах, густой шапкой укрывавших плечи. Нет, маленькая лэрди не стала безобразнее. И как только щёлкнул замок, он сжал свою Лери в объятьях, зарываясь носом в шелковое золото и делая первый голодный вдох, граничивший со стоном.
– Любимая…
Тепло ее тела и нежная мягкость взбудоражили дремавшего зверя. Исчезнуть бы отсюда с женой на руках и пусть Георг катится к демонам, но... Он стащил с себя рубаху. Грязную, пропитанную потом, однако Лери выхватила ее без малейшего протеста.
– Дорис, ты потом.
Жавшаяся к стене женщина кивнула. Слезы градом катились по впалым щекам, но Бьёрн знал – жалеет она не платья, и не стыдится наготы. Дорис оплакивала жертву своей храброй госпожи. И все же - горевать можно и потом.
Перехватив удобнее меч, он выскочил в коридор. Только бы мальчишка был жив! Шкуру спустит!
– Не сметь!
Рявкнул на оставшегося в живых стражника. Тот вздрогнул, и упавший меч со звоном отскочил от пола.
– Пощадите… - залепетал, разводя безоружные руки и не смея повернуться. Бьёрн чуть не сплюнул. Откуда эта шваль здесь? Слав тихонько отползал, держась за окровавленный бок.
– Где Элоиза?!
– Я не знаю! Скоро суд…
Коротко размахнувшись, Бьёрн ударил стражника в ухо. Мужчина рухнул на землю, а Слав тем временем встал на ноги. Бледный, порезанный, но живой.
– Будешь до ночи сидеть на тренировочной площадке, - пообещал расплывшемуся в улыбке юнцу.
– Как прикажете, мой лэрд
– Нам надо бежать, - выглянула из-за угла Лери. Слав быстро отвернулся и покраснел.
– Нет, любимая. Нельзя, чтобы Георг потерял трон.
Девушка возмущенно округлила глаза.
– Но он арестовал тебя! Обвинил в измене!
– Верно, а ещё он - единственный наследник. Если род Гридвилов исчезнет, страна рухнет в междоусобицу, а после и в войну.
Маленькая лэрди поморщилась, но кивнула.
– Тогда мы должны спасти эту коронованную задницу.
Дорис возмущенно охнула, а Слав коротким смешком одобрил ужасающее, но целиком правдивое непочтение.
Глава 33
Тень ползла по циферблату, сгустком тьмы подбираясь к отметке полудня. Георг пытался не смотреть,
но взгляд колючим репейником цеплялся за часы. Полдень… отстукивал в ушах далёкий звон мечей, полдень – хрипел полузадушеный голос под треск шейных позвонков. Демонова бумага! Белоснежная, но грязнее ста выгребных ям. Смердящая предательством единственного, для кого он сделал исключение!– Мой король…
– Не сейчас, Элоиза, - процедил сквозь зубы, и королева покорно опустила голову. Но ее послушание лишь сильнее разожгло томящийся в груди пожар.
«Запомни Георг, у короля не должно быть сердечных привязанностей. Ни женщин, ни друзей » сухой голос деда говорил жуткие вещи. О женщинах в то время маленький Георг еще не думал - зачем они нужны? Ни поиграть в мяч, ни подраться на деревянных мечах. Но как же друзья? Почему ему нельзя свободно играть с другими? По выдуманным правилам и не под надзором строгих нянек – остальные мальчики боялись слово лишний раз сказать! Он ненавидел деда. Специально бросал вызов своим непослушанием, а потом бился в закрытые двери собственной комнаты, яростно требуя, чтобы его выпустили. Однако железная воля старика медленно, но уверенно, ломала привычки и желания. В какой-то момент ему понравилось отдавать приказы и видеть, как безропотно подчиняются его словам дети и взрослые. А потом пришла она - та, которую он возненавидел больше деда. Бледная и тихая, как моль, и неискоренимая, будто сорняк. Ее не вытравил яд дворцовых гадюк, и обошла стороной грязь интриг и сплетен.
Георг недоумевал - почему эта тихоня оказалась в постели его отца? Сначала не придал этому значения, но постепенно прозрел – король за короткое время превратился из хладнокровного лидера во влюбленного идиота. Все для Бэллы, для его хилой фаворитки, краснеющей от фривольного намека.
– Время…
– Замолкни, Элоиза!
Девушка на секунду прикусила нижнюю губу. Всегда так делала. Послушная жена – она не закатывала истерик, и без возражений шла в кровать даже не в благостные дни. Вначале только дурила. Пыталась качать права, но тогда он доходчиво объяснил что к чему. Георг нахмурился, прогоняя неприятные воспоминания. Так было нужно. Для ее же блага. Пусть выкинет из хорошенькой головы мысли повторить «подвиг» Бэллы. Он на это не купится. Видеть, как отец пускает слюни на бледную моль было слишком противно. Не защищал от полоумного старика собственного сына, а тут…
Георг все-таки встал и подошел к часам. В комнате плыл аромат духов Элоизы. Он никак не мог понять, из чего они состоят. Принюхивался каждый раз, когда жена проходила мимо, и гадал, что же за дивные ноты таит в себе хрустальный пузырек, который привезла с собой его супруга? Букет цитрусовых, немного листьев мяты, капелька сладости ванили, но что еще? Он посмотрел на сидевшую в кресле девушку. Она же рассматривала стену. Хоть бы на свой портрет глянула! А Бьерн…
Унявшийся гнев всколыхнул бег крови. А Бьерн повторял, что на этой картине королева будто живая. Его сдержанный восторг был приятнее громкого хора похвал от придворных лизоблюдов. Друг, которого вопреки всем зарокам король выбрал не умом, а душой.
А ведь сколько раз хотелось придушить! Медведя не впечатляла корона – он вел себя во дворце свободно и нахально. Как курица наседка возился со своими солдатами, вбивая в мальчишечьи головы науку обращения с мечом. Георг был заинтригован огромным мужчиной, во взгляде которого отсутствовала привычная покорность. Полушутя высказался о собственных тренировках и тут же попал в крепкие медвежьи когти.
– Удар неплох, однако над положением руки следует работать, - пророкотал равнодушно, но янтарные глаза бросали вызов.
– Для меня честь показать Вам несколько упражнений. Результат гарантирую.