Его Медвежество и прочие неприятности
Шрифт:
Бьёрн стиснул кулаки. Мысли метались в голове, а он метался на крохотном пятачке пространства. Подонок оставил на ее коже синяки! Наверняка после «допроса» - он всегда быстро выходил из себя, хотя так же быстро и остывал. Недостойную короля вспыльчивость помогла вытравить хорошая муштра, но от всех сорняков избавится невозможно.
О, если только получится выбраться отсюда! Он сломает королю каждый палец и заодно шею! Зарычав, Бьерн треснул кулаком по стене, болью перебивая душившую его ярость. Не плен и не обвинения давили гранитной глыбой – певать на них! Лери!
Скрип открывающейся решетки он услышал не сразу, но годами выработанные привычки сработали быстрее рассудка. Шаги слишком легкие. Кто…
– Вы?!
Позабыв о приличиях, он рассматривал стоявшую у самого края королеву. Что она делает здесь? И как, демон раздери, ее вообще пустила сюда стража?! Элоиза смотрела на него сверху вниз. Во всех смыслах.
– Так-так… Бойцовская зверушка мужа наказана…
Яд в голосе королевы? Мир сошел с ума… Бьерн помнил смущенную и тихую девушку, прячущую глаза перед Георгом. А перед ним в зеленом платье и королевском венце стояла другая женщина. Холодная и злая.
– … Я бы не отказалась видеть тут еще нескольких комнатных собачек мужа, вы бы так забавно грызлись, но… Пока достаточно и тебя.
– Вы перегрелись на солнце, Ваша Милость?
Королева нежно рассмеялась.
– Скалишь клыки, Медведь?
Старое прозвище не задело. Потому что он полюбил его всем сердцем, слыша из нежных уст жены.
– А Вы отрастили жало.
– Пришлось. С вами же нельзя по-другому. Вы не слышите просьб, вам плевать на слезы и мольбы. Только сила и грубость, да? Я стала сильной, - упрямо сощурилась.
– Завтра на суде ты нападешь на моего мужа.
Ослепившая его догадка была ужасна. Немыслима, но другой просто не могло существовать!
– Письмо – твоих рук дело? – рык отразился эхом от стен. Королева даже не дернулась, продолжая улыбаться. – Как?!
– Ах, эти маленькие женские хитрости. Нужно же мне было заменить преданных королю охранников. Ты хорошо натаскал стражу, Медведь.
Хитро! Он бы поаплодировал ее смекалке, если бы не желал придушить. А супруги оказались под стать друг другу. Под шкурой овечки пряталась зубастая волчица.
– Георг тебя убьет.
Но Элоиза отмахнулась, будто слышала о пустяке.
– Позаботься лучше о жизни своей жены!
Он был сражен одним словом. Пойман на острейший крючок и готов выполнять все. Королева улыбалась, читая его, как открытую книгу, а Бьерн ничего не мог сделать, сидя тут, в каменном колодце. Ярость и боль кружили голову, но он смотрел вверх, из последних сил не позволяя гадине наслаждаться его поражением.
– Что ты с ней сделала?
Только бы не тронули. Не прикоснулись. Ведь он слишком хорошо помнил то отвращение, с которым Лери слушала историю Мари.
– Пока ничего…
Бьерн привалился к холодному камню стены. Рубаха вся взмокла от пота и ноги не слушались, норовя подломиться. Ничего… Но это «пока» специально выделенное голосом.
– … но, поверь, сделаю, если ты вздумаешь дурить.
– Решила занять место Георга? – голос не дрожал, но внутренности
сворачивались кровавым узлом, лишая воздуха и останавливая сердце.– Хочешь выведать мои планы? Не выйдет. Напасть, ударить, отключить, но не убивать. Ясно? Будешь послушным, тебя и твою женщину никто не тронет.
На что он рассчитывал? Что она произнесет перед ним громкую речь о своем величии и хитрости? Нет. Иначе бы не сумела зайти так далеко. Королевский дворец быстро учит дважды думать, прежде чем говорить.
– Не слышу ответа.
– Я понял.
– Неверно.
– Сделаю.
– Ах, Бьерн, - королева изящно склонилась над его темницей, - ты такой… Мишка.
– Закрой пасть.
И впервые Бьерн увидел на безмятежном лице гримасу злости. А еще ненависти, будто он отвесил ей пощечину.
– Следи за языком! Иначе твоя ненаглядная досрочно узнает занимательную историю о вечернем визите лэрда к одной из шлюх Грэй…
Он думал, что быть хуже не может, но оказался неправ.
– … Ах, ты бы слышал, как де Моублэйн защищала тебя, Медведь! Говорила, что ты не такой! Такой. Вы все такие!
И, швырнув ему в лицо грязь прошлой ошибки, Элоиза скрылась, оставив гнить в каменном мешке заживо.
***
– А-а-алелия!
Что-то ей все это напоминает. Голова тяжелая, горло пересохло, во всем теле слабость и этот голос… Она его узнает из тысячи!
– Дорис… - прохрипела, отдирая себя от жесткой лежанки, - До-рис…
Глаза не хотели открываться. Опухшие от плача и тяжелого сна, с трудом давали возможность видеть хоть что-то. Личико у нее, наверное – в гроб краше кладут.
Ужасно хотелось в туалет. Замызганное ведерко в углу красноречиво намекало о своем предназначении, но, игнорируя физические потребности, она поковыляла к двери.
– Дорис, Дорис… - вжалась в толстые прутья, пытаясь разглядеть хоть что-то кроме каменной колонны напротив.
– Как ты?
– Девочка моя! – голос служанки звучал совсем глухо. Между ними камера или несколько. – Не тронули? Живая? Госпожа моя…
Опять у служанки приступ истерики. И ее тоже трясет.
– Не тронули, - убедительно сипела Валерия.
– Это королева мне чай отравила! Чашку, - поправилась тут же. Ведь королева и сама пила напиток. А ты? Как ты, и где Слав?
– Рядом, лэрди. Нас не тронули. Дорис то есть. Меня оглушили.
Голос юноши звучал будто с другой стороны и более тихо. Бедный мальчик!
– Сильно плохо?
– Жить буду, - усмехнулся юноша, - пока что.
– Во дворце готовится мятеж, - всхлипнула Дорис, - а для чего ещё бы нас похитили? Но королева… О, Творец! Не могу поверить!
– Вот почему в рядах стражи такие изменения, - отозвался Слав.
Да, Валерия знала, что Георг заменил охрану, что выбрал Бьерн. Король лишил защиты сам себя!
– Значит, суда не будет…
– Суд – самое время для переворота, - возразил юноша.
– Закрытое помещение, усиленная охрана, которая подкуплена. Наверняка Вас похитили, чтобы надавить на лэрда и склонить его на свою сторону хотя бы так.