Его самая темная страсть
Шрифт:
Все его сомнения относительно судьбы этих смертных, развеялись, когда по сигналу Билла началась их игра. Все четверо открыли стрельбу по птицам. Выстрелы слились в оглушительный грохот, пронесшийся эхом среди деревьев. Круус почувствовал, что нескольким птицам нанесен урон. Остальные взлетели с испуганными криками.
Смертные вскочили и начали палить в разлетающуюся стаю. Выстрелы почти заглушили панический гомон птиц.
Боль и ужас животных врезались в Крууса и на мгновение стали его собственными. Сразу после этого его захлестнула ярость. Он рванул вперед, прямо на солнечный свет. Лучи не замедлили его
Стрельба стихла. Несколько мгновений лес хранил гробовую тишину, нарушаемую лишь затухающим эхом последнего выстрела и удаляющимся криком уцелевших птиц. Перья медленно кружились в воздухе, оседая на опавшую листву. Несколько раненных птиц, еще цепляющихся за жизнь, отчаянно хлопали крыльями в тщетных попытках взлететь. Вокруг них лежали мертвые тела.
Один из смертных рассмеялся. На этот раз остальные присоединились.
— Три, — сказал Мэтт, — и две еще бьются.
— Две и одна, — хмыкнул Кев.
— Четыре и две, — пробормотал Билл.
— Десять и три! — объявил Джо.
— Чушь собачья, — сказали Мэтт и Кевин в унисон.
— Ты лживый крысиный ублюдок, — проворчал Билл.
Даже не взглянув на бьющихся в агонии птиц и гильзы, рассыпанные по земле, мужчины направились обратно к лагерю, не забрав с собой ни одной добычи.
Круус оставался на месте до тех пор, пока солнце окончательно не скрылось за деревьями, и лес не наполнился длинными, глубокими тенями. Он скользнул по земле, растягивая свою форму, чтобы охватить раненых птиц. Искалеченные крылья и окровавленные перья были для него не в новинку, но эта бойня поразила его своей бессмысленностью.
Смерть ради забавы была для Крууса отвратительна. Природа могла быть жестокой, холодной и беспощадной, но все служило своей цели в естественном порядке.
Круус вытянул остатки жизненной энергии из раненых птиц, прекратив их страдания. Сила, хоть и слабая, хлынула в него обединяясь со сгущающимися сумерками, укрепляя его форму и даря ощущение целостности, которого он не испытывал уже несколько недель. Собравшись в сгусток тьмы, Круус двинулся к лагерю людей.
Дым от костра поднимался в вечерний воздух, а пламя разгорелось сильнее, чем прежде. Смертные сидели вокруг него, смеясь, шумно разговаривая и потягивая напитки из банок.
— Надо бы перекусить, пока не стемнело, — сказал один из них.
Внутри Крууса в неистовом потоке ярости бурлили месть и жажда. Приближаясь к лагерю, он начал приобретать подобие той формы, что когда-то была его истинным телом: руки сотканные из тьмы и ноги сотворенные из теней растекшихся по земле, и устремился к своей добыче.
— Позже, — сказал другой человек. — У нас полно времени.
— Эй, какого хе…
Человек, расположившийся напротив огня и обращенный лицом к Круусу, отпрянул назад с широко раскрытыми глазами. Другие среагировали медленнее; сидящий рядом мужчина успел только обернуться, когда лесной дух набросился на него.
Круус обрушился на человека, накрыв его тенью, и втягивая в себя неистовую, смешанную с ужасом жизненную энергию. Остальные закричали, судорожно хватаясь за оружие и отступая врассыпную.
Раздались выстрелы. Пули пронеслись сквозь Крууса, не сдерживаемые его бестелесной формой, и поразили человека в его руках. Жизненная сила смертного мгновенно иссякла, он был мертв. Зарычав, Круус метнулся к следующей цели. Мужчина
отшатнулся и выстрелил.Еще несколько снарядов прошло сквозь тени, не причинив вреда. Мгновение спустя за спиной Крууса раздался крик боли.
Окутав второго человека, Круус начал истощать его жизненную силу; вдыхать суть другого — вот что было для него максимально подобно дыханию. Человек кричал и извивался, но эта борьба была напрасной. Круус почувствовал прилив новой энергии, когда последний хрип сорвался с губ его жертвы.
Он повернулся к оставшимся смертным. Раненый мужчина сидел на земле, отчаянно пытаясь зарядить ружье, дрожащими руками вставляя патроны. Из его живота текла кровь. Другой, Билл, мгновение смотрел на Крууса, прежде чем броситься прочь.
Воздух был пропитан запахом их страха. Круусу это нравилось; ужас придавал сущности уникальный, неповторимый вкус, которым он привык наслаждаться на протяжении долгих лет. Он уже не знал, было ли это удовольствие проявлением проклятия или тьмы, которую он всегда таил в себе.
Круус изменил форму, расправив черные крылья, и бросился в погоню за человеком. Вытянув вперед свою рогатую голову, он распахнул длинный клюв и издал леденящий душу клич — крик охотящегося сокола, карканье разъяренного ворона, рев зверя, который больше не потерпит неуважения в своих владениях.
Билл оглянулся и закричал. Его нога зацепилась за корень, он рухнул, с грохотом скатившись по листве, и перевернулся на спину, когда Круус прыгнул на него сверху.
Жизненная сила, пронизанная страхом и подслащенная предсмертными криками Билла, хлынула в Крууса. Когда свежий прилив наполнил его, он провел темными когтями по торсу мужчины, разрывая одежду и плоть. Поглощенная энергия и приближающийся Канун дня Всех Святых вызвали в духе такой всплекс сил, какого он не знал уже два столетия. Он был невероятно близок к своему прежнему «я».
И он жаждал большего.
Отбросив в сторону труп Билла, Круус принял облик огромного волка и направился обратно в лагерь. По кровавому следу, оставленному на опавшей листве, он выследил последнего человека — Джо, медленно ползущего прочь.
Смертный обернулся, чтобы посмотреть через плечо.
— О, нет. Боже, пожалуйста, нет! — он рвался вперед, цепляясь за землю, его слова переходили в бессмысленные, панические рыдания.
Круус навалился лапами на спину человека, пригвоздив того к месту. Когда он наклонился вперед, его лапы изменились, превратившись в когти, которые обвились вокруг торса смертного и погрузились в нежную плоть под ребрами.
Джо скорчился от боли. Круус обернул щупальце тени вокруг головы мужчины и запрокинул ее назад. Когда человек закричал, дух запустил податливую тень ему в горло, оборвав крик ужаса и вытянув суть изнутри.
Крус выпрямился, когда тело Джо — столь же малозначимое для Владыки Леса, как птицы для этих охотников — обмякло и рухнуло на землю. Он оставит их всех тут, подвергнув участи гниения и растерзания падальщиками. Точно так же, как они оставили убитых ими животных.
Он принял свой прежний облик, тот, который темными мрачными ночами можно было принять за человеческий. И почти ощутил его, почти почувствовал движение мощных мышц под золотистой кожей, успокаивающую тяжесть могучих оленьих рогов, огненную кровь бегущую по венам. Сама сила, позволяющая ему удерживать тени в такой форме, была настолько ошеломляющей, что угрожала разорвать его на части.