Элемент Водоворота

– О нет, мои аргументы в пользу смены Вами профессии были куда прозаичнее, – тонкие губы расплылись в ехидной усмешке. – Вы с такой настойчивостью пытаетесь исполнять функции моего личного психолога, что я подумала было, что Вы просто практикуете давно отточенные навыки.

– Ты, пожалуй, права, после выхода на пенсию открою психотерапевтическую практику. – Какаши поднял наигранно мечтательный взгляд к небу. – Возьму в долю Паккушу. Ты не представляешь, как хорошо он умеет слушать.

– На месте Паккуши я бы ограничила Ваши обязанности приготовлением кофе, – усмехнулась Харука.

– Это камень в огород моей тактичности? – картинно возмутился Копирующий. – Жестоко.

– Ну что Вы, как можно? Это комплимент Вашему удивительному мастерству в приготовлении кофе, – ответила она, поводя плечом.

– А если серьёзно? – Какаши чуть замедлил шаг, ища глазами, где бы им присесть, чтобы поговорить спокойно. – Что тебя так беспокоит?

– Мэй-сама написала мне сегодня, что из её личной тайной сокровищницы пропал свиток с оставшимися мечами, – призналась она, опускаясь на траву под раскидистым деревом.

– Великие мечи разве не пропали? – уточнил Какаши. – Вместе с их бывшими хозяевами?

– У мечей нет хозяев, – ответила Харука. – У них есть временные пользователи, которых сам меч признаёт. И пока пользователь не погибнет или не откажется от меча добровольно, никто другой не сможет даже взять клинок в руки.

– Это какая-то печать подчинения? – спросил он.

– Это воля меча. К примеру, Нуибари, – мечница расчехлила клинок и протянула его рукоятью к Какаши. – Если попробуете его взять, можете серьёзно поцарапать руку.

– Хм, поверю тебе на слово, – отозвался Какаши.

– Так вот, если пользователи мечей погибли, ойнины разыскивают мечи по всему свету, и они запечатываются в свиток, который хранится лично у Мидзукагэ. Так вот этот свиток пропал. И мало того, что только ограниченное число людей, посвящённых в тайну мечников, знают об этом свитке и знают, где он, так ещё и совершенно непонятно, зачем они кому-то понадобились, – принялась рассуждать она, нахмурив тонкие брови.

– Мне кажется, – Какаши придвинулся к ней чуть ближе, предвкушая сладостные мгновения триумфа, – я знаю ответ на оба вопроса.

– Как вы удивительно прозорливы. И что же это за ответы?

– Не обсудить ли нам это за чашечкой кофе? – пошёл ва-банк Копирующий.

– Это шантаж? – наигранно возмутилась Харука.

– Это подкуп, – признался Какаши.

– Откуда мне знать, что Вы не обманете? – В её глазах промелькнула тень улыбки.

– Посмотри в эти честные глаза, разве они могут лгать? – не уступал Какаши. – Так и быть. Я отвечу тебе на один вопрос. Второй обсудим за кофе. Договорились? – но протянул ей руку.

– Договорились, – ответила Харука, пожимая тёплую сухую ладонь и на несколько мгновений дольше оставляя в ней свои тонкие пальцы.

– Это Суйгецу, – проговорил Копирующий, помогая ей подняться и настойчиво не выпуская её пальцев из рук.

– Суйгецу? – Харука остановилась и испытующе посмотрела в его глаза. – Он жив?

– Да, я полагаю, что он какое-то время находился у Орочимару, а затем примкнул к Учихе Саске, – ответил Копирующий. – Подробнее – за кофе. К слову, – добавил он, слегка потерев пальцем тыльную сторону её ладони, – я бы и так тебе всё рассказал.

– А я бы и так согласилась выпить с Вами кофе, – негромко ответила она, чуть краснея и сплетя в замок их пальцы.

Соглашаясь на операцию, Итачи не думал, что будет так волноваться. Но сейчас, сидя на стуле и чувствуя, как Кабуто мучительно медленно разматывал бинты, освобождая его глаза, он чётко ощутил, как все внутренности сжались в комок, пульсируя в бешеном ритме. Почувствовав, что его глаза были свободны, он нервно вздохнул и с усилием сглотнул.

– Можешь открыть глаза. В помещении темновато, не пугайся, – спокойный голос Кабуто удивительным образом успокаивал нервы.

Итачи отрывисто кивнул и приоткрыл глаза. Картинка была нечеткой, немного затуманенной, но он смог увидеть свои руки, лежавшие на коленях. Длинные бледные пальцы с выступающими костяшками впились в ткань одолженных тёмно-серых штанов, бросилось в глаза отсутствие привычного серого лака на ногтях. Он пару раз моргнул, и картинка стала более чёткой. Неуверенно подняв взгляд, он осмотрел помещение, медленно, предмет за предметом.

Комната была слабо освещена, он сидел у наглухо зашторенного окна, рядом стоял небольшой стол с аккуратными стопками бумаг и единственным источником света – настольной лампой, смотревшей строго вниз. Дальше – книжные полки и огромная карта, прикреплённая к стене, блуждающий взгляд остановился на закрытой деревянной двери, затем медленно двинулся вперед. У боковой стены стоял маленький потёртый диван. На диване сидела девушка и рядом с ней девочка-подросток. Амаю он узнал сразу, вернее он сразу понял, что эта девочка – Амая, потому что сходство с Нагато было ошеломляющим. Если бы не некоторая мягкость черт, присущая женскому лиц, и наивная открытость взгляда, он бы решил, что перед ним сидит его погибший друг. А через несколько секунд он разглядел и ещё одно отличие – миндалевидные глаза цвета тёмного янтаря. Такие же, как были у Конан. Чуть приподняв уголки губ в знак приветствия и получив в ответ неуверенную стеснительную улыбку девочки, он перевёл взгляд на Саюри.

Он вынужден был признать, что в самом деле не помнил её со времён учёбы в Академии, а тот образ, что сформировался на основании общения не соответствовал действительности, хотя больше всего он удивился, осознав, что в самом деле пытался представить, как она выглядит. Единственное, что казалось закономерным и сразу бросилось в глаза, – фирменная черта клана Хатаке – непослушные пепельно-серые волосы, которые Саюри в попытке призвать к порядку забрала в небрежный узел на затылке и которые всё равно упрямо торчали во все стороны, обрамляя лицо беспорядочными прядями. В остальном он просчитался абсолютно. Она была миниатюрной. Рост оценить было сложно, но хрупкая шея, угловатые плечи, тонкие изящные руки и подобранные под себя ноги, всё это делало её маленькой и беззащитной. В её лице не было статичной красоты, которой обладают признанные красавицы. Но оно всё равно притягивало взгляд своей подвижностью и изменчивостью. Оно было живым и даже сейчас, находясь в покое, меняло выражение слишком быстро, как будто в противоположность привычной статичной маске самого Итачи. Почувствовав его внимательный, изучающий взгляд, Саюри слегка поёрзала, сморщила нос, нахмурила брови, заправила выбившиеся волосы за ухо, упрямо поджала губы и вскинула на него взгляд. В полутьме её ярко-зелёные глаза показались светящимися, как у кошки, и такими насыщенными, что вся остальная картинка внезапно представилась монохромной.

– Итачи? – голос Кабуто вырвал его из параллельной реальности.

Он с усилием моргнул и вопросительно посмотрел на Якуши.

– Как твои глаза? – поинтересовался ирьёнин, и по его тону стало однозначно понятно, что вопрос ему пришлось повторить.

Глаза. Точно, глаза. Итачи поморгал, пытаясь сконцентрироваться на ощущениях, почувствовать свои глаза. Было лёгкое жжение или скорее ощущение сухости, которого он бы, наверное, не заметил, если бы его не спросили специально. Поморгав немного, он избавился и от него. Ярко-выраженного дискомфорта не было, глаза не болели, зрение казалось абсолютным, никаких неприятных ощущений он не испытывал.

– Все хорошо, – уверенно заключил он и снова бросил взгляд в сторону дивана.

– Что ты думаешь? – Саюри повернулась к Кабуто, и её знакомый голос звучал как-то иначе, наложенный на визуальный ряд.

– Я бы хотел осмотреть твои глаза, – отозвался Якуши, озабоченно перекладывая что-то в небольшой медицинской сумке. – Если что-то будет доставлять неудобства, сразу говори.

Итачи кивнул. Кабуто подвинул стул и уселся напротив, вооружившись ручкой-фонариком и надев на голову зеркало-отражатель. Учиха послушно выполнял все указания Якуши, смотря то влево, то вправо, фокусируя взгляд на разных точках, моргая и жмурясь.