Элемент Водоворота

– Итачи-сан? – донёсся из-за спины голос Саюри.

– Что-то не в порядке со зрением? – уточнил Кабуто, положив руку ему на плечо.

– Нии-сан? – с нажимом проговорил Саске, ещё сильнее нахмурившись.

– Ты вырос, отото, – констатировал Итачи, слегка улыбнувшись и безошибочно ткнув Саске двумя пальцами в лоб.

Саске хмыкнул, зажмурив глаза.

– А ты чего ждал? – отозвался он через мгновение, растянув губы в улыбке, и Итачи заметил в его глазах знакомый блеск. Саске всегда выглядел именно так, когда говорил, что непременно превзойдёт старшего брата.

– Но не повзрослел, – добавил Итачи, с удовольствием наблюдая, как лицо брата приобретает едва заметное возмущённое выражение.

Длинные пальцы Итачи аккуратно исследовали рукоятку старинного меча: золотая филигрань, похожая на змеиную кожу, слегка потёртая и тронутая временем, обрамляла инкрустацию в форме небольшого томоэ из зелёной яшмы с диковинным, пёстрым рисунком. Безупречно острое лезвие слегка поблёскивало в его руках, отражая пламя камина.

– Что скажешь, нии-сан? – голос младшего брата вывел его из глубокого раздумья.

– Это, безусловно, Меч Кусанаги. Орочимару знал толк в подобных вещах, он не мог ошибиться. – Итачи осторожно положил клинок на низкий столик и, поднявшись с колен, сел в кресло.

– Ну, меч и меч, что в нём такого? Он слишком тяжёлый для боя, и рукоятка неудобная. Моя катана гораздо лучше, кроме того, я к ней привык, – пожал плечами Саске, усаживаясь ближе к огню и запрокинув голову на подлокотник кресла, в котором сидел брат.

– Тебе не понять, – фыркнул Кабуто, тут же получив в ответ презрительный взгляд младшего Учихи. – Это древний артефакт, он не предназначен для простого механического использования.

– Кабуто прав, – произнёс Итачи, потирая пальцами глаза: он не мог долго фокусировать зрение на мелких предметах, появлялось неприятное жжение, ощущение сухости. – Если верить легенде, Меч Кусанаги – один из даров, оставленных богами древнего мира.

– Легенде? – Саюри мгновенно материализовалась в гостиной с подносом с пятью чашками горячего чая, распространявшего по комнате терпкий аромат лечебных трав. – Обожаю легенды. А ты, Амая-чан? – Она обернулась к следовавшей за ней, крепко сжимая в руках вазочку со сладостями, девочке.

– Мне было бы очень интересно послушать, если Итачи-сана это не затруднит, – негромко проговорила та.

– Думаю, нам всем было бы интересно, – подхватил Кабуто, приняв из рук Саюри поднос и пристроив его на столике.

– Ну, расскажете? – Зелёные глаза Саюри, сверкнув любопытным блеском, остановились на бледном лице старшего Учихи. – Сейчас такая погода, самое время, не находите?

Девушка подошла к окну и стала всматриваться в темноту дождливой ночи, едва различая взглядом силуэты оголённых деревьев и мокрых кустов. Пронизывающий ноябрьский ветер неистово колотил в деревянные ставни, стёкла позвякивали, предательски пропуская в комнату холодные порывы и ледяные капли. Свинцовые тучи прошила, словно иглой, яркая молния, и через несколько секунд раскатисто грянул гром, заставив её вздрогнуть и инстинктивно отойти на полшага от окна.

Подрагивавшее пламя камина погружало всю комнату в мягкие красно-оранжевые тона, заставляло тени от предметов на потолке и стенах слегка колыхаться и распространяло по комнате приятное, какое-то домашнее и уютное тепло, так контрастировавшее с бурей за окном. Саюри уселась на полу на небольшой подушке, сложила ноги по-турецки, сжала пальцами горячую кружку с чаем и выжидающе вонзилась взглядом в лицо Итачи. Амая пристроилась на низком диванчике, подтянув под себя ноги и выжидающе распахнув глаза. Аккуратно поправив потрескивавшие в камине поленья, Кабуто занял своё любимое место за небольшим письменным столом и тоже приготовился слушать, заодно заканчивая смету за прошедший месяц, а Саске наконец поднял голову с подлокотника, тоже взял в руки кружку и снова уселся к камину, прислонившись спиной к прогретой стене, подставляя огню замерзшее во время долгой дороги под ледяным дождем тело.

– Это легенда о древних богах Аматерасу, Цукиёми и Сусаноо, – начал Итачи, откинувшись на спинку кресла, и его спокойный голос как нельзя больше подходил витавшей в комнате атмосфере.

– Отличные имена для богов, мне уже нравится, – хмыкнул Саске, вспоминая названия техник брата. – Что-то они мне напоминают, никак не пойму… – Он притворно задумался, устремив взгляд к потолку.

– Не интересно – не мешай, – Саюри легонько толкнула младшего Учиху кулачком в плечо и, обменявшись взглядами с Амаей, снова устремила любопытный взор на рассказчика.

– Я узнал её очень давно, – продолжил Итачи, слегка нахмурившись, припоминая подробности произошедшего много лет назад. – Мне было десять, когда Шисуи однажды проговорился о заброшенном храме, находившемся недалеко от Долины Свершения…

Высокая трава приятно щекотала локти и плечи мальчика, пробиравшегося сквозь заросли к своей цели, которая уже виднелась вдалеке. Полуразрушенное здание, величественно возвышавшееся над бескрайними полями, будто правитель на троне, было когда-то важнейшим святилищем древних богов. Итачи шёл сюда пять часов, а до этого всю ночь штудировал карту, пытаясь отыскать место, о котором Шисуи обмолвился тем вечером, и прокладывая маршрут таким образом, чтобы уйти из дома утром и вернуться к ужину. Тогда отец не заподозрил бы, что он не тренировался кидать шурикены, а снова провел целый день, изучая старые легенды. Фугаку никогда не поощрял это увлечение старшего сына. «Ещё только не хватало, чтобы будущий глава клана Учиха, сильнейшего клана в Конохе, мой старший сын и наследник вырос книжным червём!» – всегда говорил он, находя под подушкой Итачи очередную книгу. А потом учил его новой технике, давая на отработку так мало времени, чтобы на чтение не оставалось ни минуты.

Мальчик довольно улыбнулся, ловко взобравшись на источенный дождём белый камень, по всей видимости, служивший когда-то опорой мощной оградной стены. Вдохнув полной грудью густой воздух, казалось, наполненный древностью и старинными преданиями, Итачи вошёл в чудом сохранившееся за столько лет святилище. Время здесь как будто остановилось, перенося непрошеного гостя на несколько сотен лет в прошлое, во времена грозных всемогущих богов, храбрых самураев и ужасающих чудовищ.

Усилием воли пытаясь унять дрожь во всём теле от предвкушения мимолётного прикосновения истории, он неспешно оглядывал изнутри свою находку. Стены храма были украшены тусклыми фресками, кое-где совсем стёртыми временем. Решив начать обследование с восточной стены, юный Учиха активировал Шаринган, чтобы иметь возможность видеть тайники, скрытые в стенах и под землёй.

Восточная стена, сохранившаяся лучше других, повествовала о могучем самурае, доблестном Сусаноо в пылающем красном доспехе. Мужественный и твёрдый, словно скала, хитрый и коварный, как морская пучина, свободный, будто зимний муссон, старший из богов повелевал на просторах морей и укрощал строптивые ветра. Много врагов победил храбрый Сусаноо, даже сразил своим огненным запечатывающим клинком Тоцука восьмиглавого змея, вынув из его хвоста дивной красоты старинный меч с золотой рукоятью.

Центральная северная стена рассказывала о прекрасной женщине в белых одеждах, средней сестре, великой Аматерасу, повелительнице солнца, восседавшей в золотом чертоге на Равнине Высокого Неба. Могущественная и великодушная, она даровала всему живому свет, тепло и благополучие, обучала людей возделывать рис и ткать шёлк, благоволила искусству и творчеству. Прекрасно было и её лицо, осенённое сверкающими солнечными лучами, и гибкий стан, стянутый изысканными шелками, и тонкие пальцы, украшенные яркими каменьями, и лебединая шея, на которой поблёскивало ожерелье из драгоценной яшмы.

Западная стена сохранилась плохо, и Итачи смог различить рисунок лишь с помощью Шарингана. По тёмно-синему бархатному небу струилась серебристая река из звёзд, на берегу которой сидел хрупкий и изящный юноша, младший из трёх богов, луноликий Цукиёми, изгнанный навечно повелевать ночным светилом своею старшей сестрой, желавшей единолично властвовать на небосводе. Юноша держал в руках резное бронзовое зеркало, в котором отражался золотой чертог Аматэрасу. Цукиёми смотрел на сестру и ронял горькие слёзы незаслуженной обиды, обращавшиеся новыми звёздами в небесной реке.