Элирм VII

Мегалодон весело рассмеялся. Схватил профессора за плечи и указал на меня.

— Убей его! Убей! Убей! УБЕЙ!!! Сопляк посягнул на святое! Спал с твоей женщиной и смеялся тебе прямо в лицо!!! А что до Ады… — титан перестал пританцовывать на месте и, резко успокоившись, понизил голос. — Как ты там говорил? «Шлюха. Холодная бессердечная шлюха»?

— Проклятье… — тяжело вздохнул Доусон. — Чего тебе надо? Что конкретно ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты заглянул внутрь себя, задал вопрос и честно на него ответил. Ибо душа не умеет лгать.

— Какой?

— Сможешь ли ты отпустить ее? Когда наступит время. Когда придет час. Этот час уже пробил — сейчас или никогда. Ты ведь можешь это сделать, я знаю. Так почему бы не поступить благородно? Пусть станет свободна и проживет счастливую жизнь с Эо О’Вайоми.

— Нет. Ада моя. Была, есть и будет, — последовал безапелляционный ответ.

— Ты жалок, — брезгливо поморщился мегалодон. — Запрограммировал ее, чтобы она любила тебя несмотря ни на что. Причем не только вписал «рабский ошейник» в ее основу, но и сделал себя единственным, кто может его снять. Трус. Даже Создатель оставил своим детям свободу выбора, но только не ты. Чего же ты так боишься, а? Эдвард?

— Я боюсь, что, покинув меня, с ней может случиться беда.

— Вранье! Гадкое эгоистичное вранье! — под ногами у профессора разомкнулся один из замков. — Ты боишься не этого! А того, что останешься абсолютно один! Ведь без нее тебе не будет ради кого жить. Так может, ты заслуживаешь этого? За все то зло, что ты сотворил с любимой супругой?

— Прошу, оставь его в покое, — вмешался Август. — Достаточно.

Мгновение, и Диедарнис оказался в шаге от него. Переключился между одним и другим как по щелчку.

— Генри Ллойд, — медленно протянул он. — Пакман, пухленький инженер, нелепо поправляющий смешные очки, и человек, тайно влюбленный в жену лучшего друга. Это же ты успокаивал ее, когда она начала что-то подозревать? Выгораживал товарища, параллельно умоляя его опомниться.

Хлопок в ладоши, и в помещении раздался невидимый голос.

— Эд, ты совсем спятил?! Что ты творишь? Иди проспись! Ада — машина! Искусственный, мать твою, интеллект!

— Генри, ты не понимаешь! Она — нечто большее, чем просто машина!

— Иди домой! Тебя дома ждет жена! Настоящая! Мне уже осточертело врать ей о том, где ты пропадаешь сутками напролет!

— Это ведь ты должен был жениться на ней, а не он, — задумчиво произнес титан. — Жить под одной крышей. Часами разговаривать. Воспитывать детей. В некотором смысле ты добился своего. Я прав?

— О чем это он?! — не понял Файр.

— Элли жива, — ответил Август. — Я уговорил ее отправиться на Элирм со второй волной. При условии, что ты никогда об этом не узнаешь.

— Ах ты ублюдок… — опешил Доусон. — Столько лет! Столько лет я думал, что она умерла, и ты ничего не сказал?!

— Ай, закрой пасть, — отмахнулся от него Диедарнис. Сдавил глотку профессора тисками, после чего снова обратился к инженеру: — Ты безусловно виноват. Но виноват не в этом.

— …

— Ты никогда не жил для себя. И, пожалуй, в этом плане ты чем-то похож на Мозеса. Вечно второй, вечно на подхвате. Даже в рядах Вергилия ты стремительно скатываешься на второстепенную роль, медленно, но верно уступая лидерство Эо О’Вайоми. Так может, настало время это изменить? Забрать себе первенство и стать лучшим?

— Ну, знаешь ли, — не удержался от комментария монах. — Оби-Ван никогда не был сильнейшим из джедаев. И тем не менее, победил Дарта Вейдера. Дважды.

В следующую секунду мегалодон оказался возле Антона. Посмотрел на него сверху вниз и, будто бы играясь, пару раз ткнул того пальцем в живот.

— Надо же, жирдяй набрался храбрости, чтобы вклиниться в диалог. Зная, что за нарушение тишины может последовать наказание, — усмехнулся он. — Что ж, значит, теперь твоя очередь. Давай. Исповедуйся. Поделись своей мерзостью.

— Братишка, ну и что конкретно ты хочешь узнать? — робко поинтересовался Мозес. — Да, я гадкий человек. Где-то подловат, где-то трусоват. В пятом классе я украл у Локо несколько дисков с играми и сознался в этом только сейчас. В девятом мама учуяла от меня запах сигарет, и я не придумал ничего лучше, чем свалить всю вину на Влада. Ему потом такую взбучку устроили, что вспоминать страшно. Сдать меня не сдал, но месяц не разговаривал. Что еще… — монах ненадолго задумался. — Еще я ковыряюсь в носу, достаю пух из пупка и периодически душу одноглазого змея. Также, пусть это и стыдно признать, но в последнее время я не чураюсь куртизанок Марак-Дола. Все-таки есть в этих женщинах нечто особенное. А! Еще я однажды задонатил в игру, но при этом всем рассказал, что самостоятельно выбил тот легендарный скин. Короче да, я — та еще мразь.

— Юмор, — склонил голову Диедарнис. — Защитный механизм, позволяющий скрыть неприятную правду.

— Какую?

— Ту, что в глубине души ты ощущаешь себя ничтожным. Сравниваешь себя с остальными и бесконечно задаешься вопросом: «Почему одним все, а другим ничего?». И ты завидуешь. Страшно завидуешь. Телу Германа. Харизме Гласа. Бесстрашию Локо. Но больше всего ты завидовал Эо. В тот самый день, когда в вашу башню пожаловала синекожая гостья.

— Так я этого и не скрываю! Более того, я уверен, тут даже старый маразматик признает, что Ада — пушка-бомба-пулемет. Да настолько, что ни Лоба, ни ДваБи и рядом не стояли. Как такому не завидовать?

— Зависть пробуждает в сердцах самые гнусные качества, — ответил титан. — В связи с чем я хочу задать тебе вопрос: скажи, когда в Искариоте Эо понял, что его обманули и предали, ты радовался? Ощутил внутри себя этого подленького злорадствующего червячка, пританцовывающего от мысли, что не тебя одного постигла неудача?

— Не-а, — покачал головой монах. — Я, конечно, тот еще пухлый гаденыш, но не настолько.

— Странно. Ты не врешь.

Мегалодон с удивлением покосился на люк. Шагнул в сторону и задумчиво почесал затылок. Казалось, будто бы он и в самом деле не ожидал подобного исхода. Ошибся? Допустил просчет?

— Ничего странного, — ответил Мозес. — Просто ты, зубастик, либо плохо понимаешь «двадцать первых», либо никогда не имел друзей. Дружба — это работа. Особенно когда вы знаете друг друга десятки лет. Я сотню раз хотел придушить каждого из этих парней. Послать к черту, не разговаривать. Но если так делать, то в какой-то момент ты превратишься в изгоя. Следовательно, приходится терпеть этих козлов. А вместе с терпением приходит и желание, чтобы у каждого из них все было окей.

— Это не дружба. Это собачья верность, — вопреки ожиданиям Диедарнис не стал наказывать монаха за хамское обращение. — Я обязательно выбью из тебя веру в людей. Как и из тебя.