Элли и арфист

Элли все еще была там, с собранными в пучок волосами и нахмуренными бровями. Увидев, что я вернулся, она пошла на кухню и вышла оттуда с чашкой свежего чая.

– Выпей это, – сказала она.

Мои руки не смогли ухватиться за чашку, и я выплеснул все на брюки. Повязка и все остальное пропиталось чаем. Я подскочил к крану, и вода разбрызгалась во все стороны.

– Остановись, Дэн! – закричала Элли. – Слишком много воды! Ты утонешь!

Мои руки шлепали по воздуху и плели в нем узоры. Глаза беспрестанно моргали. Изо рта вырывались сдавленные звуки. Я себя больше не контролировал.

Элли обняла меня и прижала к себе. Она была очень теплой, и через ее свитер цвета ржавчины я чувствовал, как бьется ее сердце.

– Все хорошо, все хорошо, – повторяла она. – Дэн, успокойся! Все будет хорошо.

* * *

Финес сегодня много ел. Он слопал все оставшиеся бутерброды. На следующей неделе придется посадить его на диету.

Я не могу делать арфы, не могу есть и не могу спать. Я уже чувствую, что то, что я должен делать, и то, что я хочу делать – не одно и то же. У моей мамы были бы четкие представления на этот счет, но ее уже нет в живых, поэтому она мне не поможет. Я уверен, что у моей сестры Джо тоже есть четкие представления о происходящем. Последние два часа телефон не умолкает, и я знаю, что это она. Но я не ответил ни на один звонок.

Элли уехала домой готовить мужу ужин. Финес пришел в амбар и устроился в своей постели.

Я выхожу. На улице темно. Придется взять фонарик, но, к счастью, фонарик у меня есть. Я буду бродить в темноте среди деревьев и размышлять, потому что теперь у меня – вдруг – есть сын, и хотя я не верю в это на сто процентов (на данный момент всего на восемь с половиной процентов), этот процент неуклонно растет. Когда я доберусь до ста, мне придется решать, что делать, потому что нельзя внезапно обнаружить, что у тебя есть пятилетний сын, и ничего не предпринять.

Я надеваю сапоги и бреду по аллее. Я бреду и бреду, а мысли все приходят и уходят. Над головой тысячи звезд. В небе тонкий осколок луны. Морозец впивается в мое тело. Сова ухает, замолкает и снова ухает. Справа в живой изгороди что-то шуршит. Луч фонарика сверкает в замерзших лужах на дорожке. Шаги пронзают ночную тишину, как барабанный бой. Я иду и иду и в конце концов понимаю, что у меня болит нога, очень, очень сильно. Я не обращаю на нее внимания и иду дальше. Неба почти не видно; сосновые ветви вытесняют звезды. Под ногами хрустят ветки. Я продолжаю подниматься вверх по склону, пока не чувствую, как деревья уступают место вересковой пустоши. Ветерок холодит лицо.

У меня есть сын, у меня есть сын, у меня есть сын.

Я сажусь на камень и выключаю фонарик. Сколько там звезд? Я считаю, начиная с левого края неба и продвигаясь по нему дюйм за дюймом. Одни из них ближе, другие дальше, одни яркие, а другие настолько тусклые, что я не уверен, существуют ли они на самом деле или я их себе лишь представляю, и отличить одно от другого нелегко. Обычно я хорошо считаю и не теряю концентрации до нескольких тысяч, но сегодня вечером я никак не могу уследить за числами.

У меня есть сын, у меня есть сын, у меня есть сын.

Легко ступая, передо мной мчится животное. Это олень, самец. Я вижу блеск глаз, ветвистые рога на фоне мерцающего неба. Олень чувствует мое присутствие и галопом уносится в темноту. В Эксмуре полно оленей, но они видят нас чаще, чем мы их.

У меня есть сын, у меня есть сын, у меня есть сын.

Я начинаю новый отсчет, на этот раз со стороны моря, и делю небо на прямоугольные участки, но это бесполезно. Звезды то появляются из ниоткуда, то снова исчезают. Они играют со мной в игры.

Моему сыну пять лет.

Я пропустил пять лет жизни сына.

В ушах стоит свист, похожий на шум ветра в деревьях или на море.

Почему Косуля мне не сказала? Я чувствую гнев, какого никогда прежде не испытывал, словно гром и молния бьются в моем черепе, пытаясь вырваться наружу.

Холодно, а я слишком долго сижу на камне. Я встаю. Я окоченел, мышцы стонут от напряжения. Я не обращаю на них внимания. Я иду не останавливаясь до тех пор, пока на небе не начинают появляться первые пятна рассвета и призраки деревьев не выходят из мрака.

Я возвращаюсь в Амбар «Арфа». Я знаю, что делать.

28

Элли

– Эл, оставь брови в покое!

– Извини! – Я отдергиваю руку. Я не осознавала, что тереблю брови. Из-за этой вредной привычки в них остаются небольшие проплешины, что не слишком привлекательно. Придется раскошелиться на карандаш для бровей.

Клайв развел огонь в камине. Темнеет рано, и мы оба чувствуем потребность в этом радостно потрескивающем источнике тепла. Мы только что проглотили безумное количество пиццы. Я задержалась в Амбаре «Арфа», и у меня не осталось времени приготовить нормальный ужин. Я разрезала пиццу на куски, чтобы мы могли есть ее руками, поставив тарелки на колени перед теплым камином. Теперь мы растянулись на диване и поджариваем пальцы ног.

Жаль, что я не смогла подольше остаться с Дэном. Он выглядел таким потрясенным, что я испытала шок. И страх. Страх от того, что он что-нибудь натворит в ближайшее время. Долгосрочные последствия пугают меня не меньше.

Почему я пошла туда и все выболтала? Потому ли, что верю в необходимость честности, или потому, что считаю себя должной отстоять права Дэна как отца? Или я втайне надеялась, что он возненавидит Роду за ее обман? И (возможно, чисто теоретически) направит свою любовь на меня, потому что я именно обнаружила его замечательного сынишку…

Тогда это казалось хорошей идеей, но теперь я боюсь, как бы все не пошло наперекосяк.

Дэн найдет в лице своего сына новую любовь и будет слишком занят, чтобы думать обо мне. А как же Рода? Джо сказала, что он без ума от Роды. Зависть сдавливает мое сердце. Перед глазами постоянно мелькает их образ в сливовом саду. Я добавляю к картинке маленького, щуплого, черноволосого мальчика, и передо мной возникает великолепная, счастливая семья. Разве это не то, к чему будет стремиться Дэн?

Я страдаю. Даже представить трудно, что он сейчас думает. Один весомый плюс в том, чтобы быть женщиной: ты не можешь завести ребенка и не узнать об этом.

Наверное, Рода за эти пять лет через многое прошла. Скорее всего, это вышло «случайно», как принято говорить. Что она почувствовала, когда поняла, что беременна? Ужас или восторг? Она хотела ребенка? Или ей просто не нравилась мысль, чтобы от него избавиться. Разница есть. Полагаю, я знаю Роду достаточно хорошо, чтобы догадаться, как все было. Я понимаю, почему она тогда ничего не сказала Дэну. Но теперь, когда он знает, им придется что-то предпринять. Вместе. Я помню, как Дэну было больно, когда он понял, что Рода не его девушка. Я помню, каким раздраженным он был в тот день, когда рассказал мне об этом, а я попыталась его успокоить.