Элли и арфист
Шрифт:
– Тебе так сильно хотелось эту арфу! – передразнил меня он.
– Извини, – прошептала я.
Повисла тяжелая тишина. Я слышала, как колотится мое сердце.
Клайв взял кочергу и поправил головешки в камине.
– У меня такое ощущение, будто я тебя совсем не знаю, – проговорил он.
Я никогда не слышала в его голосе столько яда.
31
Дэн
Он ниже ростом, чем я ожидал. У него волосы цвета угля и глаза цвета полуночного неба, со звездами. На нем синие брючки, зеленые носки и плотный зеленый свитер
– Эдвард, этот добрый мужчина пришел тебя повидать. Его зовут Дэн Холлис, и он мастер по изготовлению арф. – У матери Косули жесткий и сдержанный голос. У нее искусственные волны в волосах, такие же жесткие и сдержанные. Она слишком худая. Она ходит очень прямо, как будто кто-то воткнул ей в спину железный прут.
Мальчик встает и подходит ко мне. Он перекладывает грузовичок в левую руку, а правую протягивает мне. Я пожимаю ее. Рука у него маленькая, но теплая.
Косуля и ее родители предупредили меня, что я не должен говорить ему, что я его отец. Но иногда я делаю то, что не должен.
– Здравствуй, я твой отец, – говорю я.
Его губы складываются в форму буквы «О». Я чувствую, как что-то снова дергается в моем сердце, очень сильно.
– Правда? – Он с удивлением смотрит на меня.
– Да. Да, это так. А это значит, что ты мой сын.
Какое-то время мы созерцаем друг друга. Мать Косули громко ахнула, когда я произнес слово «отец». Мы с сыном замечаем, как она корчится на заднем плане, заламывая руки, но никто из нас не обращает на нее внимания.
– Это мой грузовик, – он протягивает мне игрушку. – Тебе нравится?
Я осматриваю его, немного провожу по ковру, чтобы опробовать колеса, и объявляю, что грузовик хороший.
– У меня и поезд есть, – сообщает он. Я изображаю изумление и восторг. – Он ходит по полу в моей спальне.
– Неужели?
– Да! – и он добавляет: – Хочешь пойти и посмотреть?
Я отвечаю, что хочу.
Он берет меня за руку и ведет наверх мимо своей бабушки, раскрывшей от ужаса рот.
Возможно, мне следует отметить, что Косуля не обрадовалась тому, что я решил нанести визит Эду. По телефону она сказала, что я ни в коем случае не должен к нему приезжать. Я ответил – что бы она ни говорила, визит к Эду – это именно то, что я собираюсь сделать. Я не навещал его пять лет, и сейчас самое время мне его повидать. Более того, я знал, что он живет с ее родителями, и знал, где они живут, поэтому, даже если она попробует мне помешать, у нее ничего не получится.
– О, ладно, делай что хочешь! – вздохнула она. – Но не вини меня, если все закончится слезами!
Я пообещал ее не винить. Я мог бы обвинить ее в других вещах, но винить ее в этом я бы не стал.
– Я предупрежу маму, что ты приедешь. Завтра после школы будет удобно.
Я ответил, что меня это устраивает.
– Меня там не будет, – кислым тоном произнесла она.
Я сказал, что это, вероятно, и к лучшему, поскольку внутри меня сейчас сражаются самые разные эмоции, и если я увижу ее прямо сейчас, эти эмоции могут взять надо мной верх, и я перестану отвечать за свои действия. А мне не хочется, чтобы в первый раз, когда я увижу своего сына, перед ним разыгралась сцена физического насилия.
– Физическое насилие! – рассмеялась она. – Дэн, да ты и мухи не обидишь!
Я ответил, что это правда, мухи я не обижу, но мне все больше и больше хочется наброситься с кулаками на нее, что, как я подозревал, могло
причинить ей недюжинную боль.Она замолчала. Я собирался положить трубку, но она произнесла:
– Послушай, Дэн. Я не могу помешать тебе встретиться с ним, но помни, что он и мой ребенок тоже. У меня есть право голоса. И я не хочу, чтобы он уже сейчас узнал, что ты его отец. Возможно, когда он подрастет, но не сейчас. Согласен?
Я не был с этим согласен, поэтому положил трубку.
Наверху в доме родителей Косули в Тонтоне в комнате, в которой спит мой сын Эдвард и которую он называет своей спальней, я делаю несколько важных открытий. Я узнал, что Эдвард, мой сын, любит камешки, деревянные грузовики, поезда, самолеты, деревья, музыку, футбол, перья, грязь, бутерброды, животных, снег и лужи. Десять из этих вещей нравятся и мне. Десять из тринадцати – это более семидесяти шести целых девяти десятых процентов. Неплохая пропорция. Мы договорились быть друзьями.
Поезд у Эдварда хороший, как и положено быть поездам. У него зеленые, красные и синие вагоны, и, проезжая по рельсам, он издает приятный щелкающий звук. Он не шумит, и он не переполнен пассажирами, как настоящие поезда. Откровенно говоря, складывается впечатление, что в нем вообще никого нет.
Я говорю об этом своему сыну Эду.
– Иногда я сажаю на его крышу своего кролика, – делится он со мной.
Я отмечаю, что это хорошая идея.
– У тебя тоже есть кролик? – интересуется он.
Я сообщаю ему, что, к сожалению, кролика у меня нет, зато есть фазан. Моего фазана зовут Финес, и он любит бутерброды с арахисовым маслом и игру на арфе. Но я сомневаюсь, что он хотел бы ездить на поезде. Ему не очень нравится находиться в машине, но в день нашей первой встречи его подстрелили, так что обстоятельства были необычными. Эд кивает, как будто понимает абсолютно все из того, что я говорю.
Я спрашиваю Эда, можно ли мне познакомиться с его кроликом. Он тянется к полке, где собраны самые разные животные. Среди них оранжевый кролик с колючими усиками и ушками, одно свисает больше, чем другое.
Эд берет кролика и гладит его по носу.
– Кролик, это мой папа. Папа, это мой кролик.
Мы с серьезным видом пожимаем друг другу руки/лапы.
Я спрашиваю мистера Кролика, на каком из вагонов поезда он предпочитает сидеть. Мистер Кролик смотрит вниз на поезд и отвечает мне писклявым голоском:
– Конечно же, на первом!
Я замечаю, что если это правда, то он очень храбрый кролик. Может быть, он захочет мне это продемонстрировать?
Итак, мистер Кролик запрыгивает на поезд, и тот снова трогается с места. Мистер Кролик занимает почти весь вагон, и ему удается довольно удачно балансировать, если учесть скорость, с которой он движется. Но поезд делает поворот, и кролик внезапно опрокидывается набок. Он лежит под прямым углом к вагону еще сантиметров пятнадцать или около того, а затем они с поездом расстаются.
– Не волнуйся, он не пострадал. Он иногда так делает, – объясняет Эд. – Он видит кусочек ковра, который ему особенно нравится, и сразу хочет сойти с поезда. Он не может ждать, когда поезд остановится.
Мистер Кролик внимательно изучает свой любимый кусочек ковра, поэтому мы оставляем его и снова сосредотачиваемся на поезде. Мы заставляем его проехать по кругу еще двенадцать раз, затем разбираем рельсы, соединяем их по-новому и запускаем поезд еще на двадцать пять кругов, после чего разбираем рельсы, соединяем их по-новому и запускаем поезд еще на тридцать кругов.