Это было у моря

Сандор стоял в темном лесу и словно держал на руках не Пташку, до одури желанную, несмотря ни на что, а какое-то слияние всех известных ему женских образов, оставивших след в душе: мать, Ленор, Лея, Маив, даже слепая старуха с далекого кладбища. Серсея. Пташка. В каждой из них жила своя боль, страх, питающийся этой самой болью. И да — он здесь не за этим. Хотя бы одну вытащить из мглы — хотя бы одну. Пока еще есть время — которого всегда слишком мало… Сандору хотелось верить, что на этот раз он не опоздал.

3.

Все дни, проведенные в поисках ветра

Украв поцелуй — маясь сотней ответной

Однажды ты вспомнишь — в рассвет, как-нибудь.

Любовь отрешенная — пустишься в путь.

А ты, цветом крыл не похожая птица,

Что те же дары мне сулишь сквозь ресницы

Во мгле отвернешься, — ни взгляда, ни дня

Любовь что алкала — оставишь меня.

Бредущий из лета, по зимнему пляжу

В ноябрьские сумерки бризом бродяжьим.

Любил тебя вечно, вовек не любил.

Любовь что приходит, любовь что забыл.

Фабрицио Де Андре

Quei giorni perduti a rincorrere il vento. Amore che vieni, amore che vai.

3.

Санса

Он выбросил сигарету и подхватил ее на руки, ничего не понимающую и огорошенную до глубины души. Дотащил ее до лежащей справа рощи шелковиц, за которой шумело и перекатывалось беспокойное море. Санса, поначалу сопротивлявшаяся, вцепилась ему руками в воротник рубашки, уткнувшись носом в шею. Не будет она смотреть. Не будет. Это как ночной кошмар — надо только потерпеть. Боязнь его прикосновений не шла ни в какое сравнение с ужасом оказаться один на один с пространством без стен. А он казался настолько неумолимым — часть ночи, незнакомый ей жестокий призрак — и все же руки его были теплы, а объятья — настолько надежны, что она пожелала на миг, чтобы время замерло — как когда-то.

— Ну-ка, подними голову, Пташка!

— Нет. Отстань. Не буду.

— Все с тобой ясно.

Он развернулся и отнес ее обратно, аккуратно поставил на дорогу.

— Все, можешь открывать. Страшный лес остался позади.

Санса быстро одернула задравшуюся майку и сердито уставилась на бесстрастного Клигана. Ишь, стоит, словно и не таскал ее в лес — и хоть бы хны ему! А пока она была у него в объятьях, ей на минуту показалось, что все вернулось на круги своя — так бережно он ее держал, так нежно прижимал к себе. Но нет, по виду понятно — просто очередная издевка, тупая и грубая, в его нынешнем стиле.

— Ты урод! Я ничего не боюсь! Просто он мне не нравится. Не хочу его видеть.

— Это ясно. Я понимаю. Пойдем-ка, я тебя домой отведу, воин. А то тут слишком много оврагов.

Санса бросила на него недоверчивый взгляд.

— Чего много?

— Оврагов. И призраков — на твою несчастную рыжую голову. Нет, Пташка, так не пойдет, — он на секунду остановился и устало покачал головой, вытаскивая из смятой пачки в кармане очередную сигарету.

— Чего не пойдет?

— Прятаться глупо. Я так двадцать лет зарывался от Григорова лесочка. А ты не будешь. Это не помогает, а наоборот, растет, как снежный ком, летящий с горы. А потом однажды накроет лавиной. Или выживешь — или тебя подомнет. А в графе причины смерти напишут: самоубийство. Не бывать этому.

— Почему это? Это моя жизнь! И страхи тоже мои! — Санса едва удержалась от того, чтобы топнуть ногой. Вот нашелся, тоже, обличитель. Знаток женских страхов и страстей!

— Потому что я не позволю, — он взглянул ей прямо в глаза, пристально и серьезно, не отводя взгляд, и Сансу захлестнуло дичайшее ощущение дежа-вю. Было уже это — или ей приснилось? — В твоих страхах отчасти виноват и я, так что я заставлю тебя от них избавиться. Если надо, за твой рыжий загривок буду таскать тебя по лесам и полям. И на берег. Ты же его больше всего страшишься, верно?

— Не твое дело, — пробурчала недовольная Санса. И что он себе возомнил? Он теперь ответственный по спасанию? Вылечим Пташку от ночных ужасов и загладим вину? Ну его в пекло!

— Направь свое бешенство в другое русло — в позитив! Да, я знаю, ты меня побьешь, пристрелишь — криво, и я буду долго мучиться. Проходили уже, надоело. Твоя жизнь — живи ее, а не делай вид, прикидываясь тем, кем ты не являешься! На берегу костюмчики не спасают, да? Ты слишком много от себя отрезала, Пташка. Оторвалась от земли, обрубила корни, — Сандор отвернулся и зашагал дальше. Санса недовольно поплелась за ним, охвостьем, не успевая.

— Ничего такого. Просто я выросла из этих игр единения с природой. Это скучно.

— Из этого нельзя вырасти, — Сандор опять искоса глянул на нее, но без издевки и как-то безнадежно, словно обреченно. Сансе в этот момент почудилось, словно он старик, а она — несмышленыш, что стоит у его колена и, засунув палец в рот, ждет свой урок жизни. Это было до смешного нелепо и несправедливо! Даже спорить не хотелось. А он шел вперед, как всегда, ее обгоняя и продолжая свой монолог:

— Ты — часть природы — хочешь ты этого или нет. А будешь сопротивляться — она отплатит. Ты должна это понимать, специалист по мести! Вот она и берет свое — плюща твои мозги. Ты можешь сколько угодно утверждать, что это не страх, а нежелание, выбор, дань моде или любой другой эвфемизм…

— Что другой? — Санса даже остановилась.

— Эвфемизм. Это когда ты называешь одну вещь другой, потому что тебе так выгодно.

— Я знаю, что это такое. А вот ты откуда это знаешь? Профессором заделался? Боги, Сандор, как я прогадала! Поехала в столицу искать умного жениха, а у меня под носом валялся такой бриллиант в грязи! Вот уж удивил, так удивил!

— Очень смешно. Раньше не знал. Посмотрел в словаре. Есть такая книжка. Слово больно понравилось.

— Ты что же это, читать научился?

— Да, и тебе советую. Как закончишь с букварем, глянь в словаре термин «фобии», — уже раздражаясь, фыркнул Клиган и достал очередную сигарету.

— Кстати, мы уже дошли. Можешь отпустить мой рукав — а то куртку порвешь, бесстрашная ты наша. Иди спать. Завтра зайду за тобой в два.

Она сама не заметила, как вцепилась ему в кожанку. Вот же пекло! Когда эти руки прекратят воротить, что им приспичит! Санса вообще не хотела больше к нему прикасаться. Никогда.