Это было у моря

— Как-то так. Ты только лежи, лежи, не двигайся.

— А я и не могу, — печально сказала Пташка и опять уставилась вперед— Послушай, можешь поднять мне голову? Я хотела посмотреть на море. Там было так красиво — так пронзительно, когда я… Молнии еще…

— Хорошо.

Он, не глядя на полицейских и врачей, толпящихся по ту сторону барьера, подсунул ладонь под ее тяжелую голову — теперь он заметил, что там все мокро и тепло. Кое-как приподнял ее — так, чтобы было видно впереди лежащую полосу берега и серое море.

— Да, так я вижу. Там, где волнорез. И пляж — наш, помнишь?

— Помню… Тебе удобно?

— Ага. Еще — там дальше дюна и насыпь. Там, где мы ссорились… Мне жаль, что я их уже не увижу.

— Пташка…

— Молчи, я по голосу знаю, когда ты врешь… Просто побудь тут, пока я посмотрю. Я не хотела тебя расстроить вчера. Мне просто нужно было… Я скучала по тебе. Почти всегда. И в спальню зашла по ошибке — не нарочно. А там был ты… ну и… Мне просто хотелось побыть с тобой, и все… Жалко, ты обиделся…

— Я не обиделся… Все было прекрасно. Ты была прекрасна… Что у тебя за картинка на спине, кстати?

Она едва слышно выдохнула, и Сандор понял, что она пытается засмеяться.

— Это я сама нарисовала — набросок для тату. Там колибри — а вокруг нее ветки в форме гончего пса…

— Красиво. Я люблю тебя, глупая девчонка, ты знаешь это?

— Знаю. Всегда знала. И я тебя.

— Даже после сегодняшнего?

— Это что-то меняет? Такая у нас любовь… Как это дурацкое море. Темная, светлая, серая. Всякая.

— Ага, и чтобы непременно молнии…

— Молнии ушли. — прошептала она, — Это было красиво, но они ушли. Смотри — там стало светлей…

Он не хотел смотреть никуда, кроме как на нее. Но все же взглянул. Черная полоса над водой рассеялась, тучи лёгкими перьями бежали по небу вдоль горизонта, гонимые вновь налетевшим ветром. Несколько чаек кружилось над серо-перламутровой водой, а с запада протянулась бледная прозрачная радуга.

— Гляди, Пташка, радуга.

Она улыбнулась и опустила ресницы, Потом вдруг содрогнулась всем тем, что еще осталось от ее тела — он почти уронил ее голову — и все. Ход времени остановился — на это раз навсегда. Дождь почти перестал, роняя последние капли на ее щеки и сбегая по его лицу — последние нити, что их соединяли. Теперь можно было положить ее голову. Можно было ее обнять — боль ушла вместе с жизнью. Остался только холод — тот, что приходит на смену всему. Где она теперь — там?

Или вообще исчезла, растворилась?

Вопросов было множество — и ни один ответ не имел смысла — ибо смысл всего тоже ушел вместе с ней. Можно было выть, проклинать судьбу, — но это бы ее не вернуло. А в воздухе все еще висел ее образ — и Сандор боялся его спугнуть, поэтому даже дыханье казалось кощунственным. Поэтому он просто сидел, положив ее голову к себе на колени и смотрел вперед, ничего не видя, ослепший от слез, которые воины не льют. Воины не льют. А он не воин. Перестал им быть — когда она кончилась.

Сидел, пока три здоровых мужика не оттащили его от уже начинающего остывать тела. Смотрел, как с нее сняли мокрую простыню. Увидел то, что было под этим идиотским куском тряпки. Не выдержал только когда принесли черный мешок — тут его опять пришлось держать. Потом все кончилось — Пташку погрузили в ненужную никому скорую и увезли в город — в морг. А его посадили в его собственную машину и с сопровождением доставили домой. Там он пошел в спальню — где простыни все ещё пахли ей — живой. Лег, прижался к холодной ткани поврежденной щекой. Можно было представлять, что она просто ушла — постоять на улице. Или залезла в душ. Он почти слышал шум воды и шлепанье ее маленьких босых ног по полу. Да, она тут — рядом, просто вышла — а на подушке ее рыжий волос и запах. Свежесрезанная трава, осенние листья. Море…

4.

Ее похоронили тут, в Гавани. Было много споров по этому поводу, но его поддержали Джон, второй брат — он не помнил его имени, тот что на коляске — и, как ни странно, Арья. Они хотели ее кремировать, но тут Сандор заявил, что после этого им придется озираться по ночам или не выходить из дома — потому что он не успокоится, пока не отомстит каждому, кто захочет ее сжечь. Похоронили в закрытом белом гробу. Церемония была камерной, но он, мало помнящий события того дня, удивился, как много людей пришло в зал прощания и потом на кладбище. Плакала только Лианна Старк-Таргариен, приехавшая вместе с младшим племянником, смутно похожим на Пташку, подростками-близнецами, неприятно напоминавшими Сандору о Рейегаре, и маленькой дочерью — не старше четырех-пяти лет, серьезно смотревшей на все светлыми глазами странного фиолетового оттенка. Она отловила Сандора в коридоре и, дернув его за штаны, безапелляционно спросила:

— Ты — Пес?

— Да. Я Пес. А ты откуда знаешь?

— Мама говорила. Я тебя знаю. У нас есть твоей портрет. В моей комнате. Там раньше жила Санса. А теперь я. Он висит на стене, возле окна.

— И охота тебе держать всякую гадость на стене, маленькая принцесса?

— Я не принцесса. Я рыцарь. И это не гадость — ты очень красивый. Похож на разбойника. Ну, пока!

Девчонка тряхнула белыми волосами и убежала к матери и братьям, что ждали ее на улице.

Это была единственная осмысленная вещь, что он услышал за весь тот день. И единственная, которую он запомнил. А потом они все убрались, и на ее могиле встал белый камень — с обычными именем, датами и прочими глупостями вроде «любимой сестре и горячо оплакиваемой племяннице». От него шла одна надпись внизу: «Пташка летает быстро»

Слишком быстро. Быстрее, чем ветер. Быстрее, чем пуля, что ждала его в ящике стола — ждала каждый день, начиная с первого после похорон и много дней после.

Он посадил на черный пустой холм перед плитой кучу всего: срезал на поле после дождя целый пласт барвинков и привёз вместе с грунтом сюда. Они сразу же принялись и дали новые побеги. На следующий год там уже образовалась целая шапка блестящих листьев, из-под которых выглядывали лукавые синие цветы.

Таких цветов, как были у нее глаза, он не нашел, поэтому посадил под осень несколько кустов бархатцев и еще — по просьбе Арьи — фиолетовые флоксы, что он выкопал из собственного сада Пташки. Дом был продан — Гэйвен из уважения к семейному горю надбавил двадцать процентов сверху. Деньги достались ее братьям и сестре. На прощанье мрачный кудрявый парень — ее кузен — отдал ему колечко, что Сандор когда-то купил, подарил и потом сам же выбросил в окно.