Это было у моря

Сандор встал с прилавка и направился к выходу, по дороге вырубив верхний свет. Чтобы вернуться, ему достаточно фонаря на крыльце.

Если вообще понадобится возвращаться.

После всего, после самого непотребного свинства, самых гнусных возможных жестов, он все еще надеялся — сам не зная, на что.

========== X ==========

Ты смотрела снизу вверх,

Ты боялась себя —

На зеленой траве,

В перекрестке дождя,

Свет на бисерный браслет,

Бусы из муравьев,

Поцелуй по имени Нет,

В платье рой воробьев

И слезы на глазах…

Куколка, куколка станет бабочкой,

Девочка, девочка станет женщиной,

Что же ты, что же ты, моя лапочка,

Все будет так, как оно обещано —

Белое платье, белое,

Белые туфли, белые,

Марш Мендельсона и фата —

Если того хотела ты.

Марш Мендельсона и фата —

Если того хотела ты.

Как кораблик над волной

Под флажком на шесте,

Ты играла глубиной,

Видя смерть в темноте,

Свет на бисерный браслет,

Бусы из муравьев,

Поцелуй по имени Нет,

В платье рой воробьев

И слезы на глазах…

Куколка, куколка станет бабочкой,

Девочка, девочка станет женщиной,

Что же ты, что же ты, моя лапочка,

Все будет так, как оно обещано —

Белое платье, белое,

Белые туфли, белые,

Марш Мендельсона и фата —

Если того хотела ты,

И слезы на глазах…

1.

Санса

К вечеру Санса проснулась: хотелось есть, и болела голова. Спать уже не было никаких сил. Что же она ночью-то делать будет? После вчерашней эскапады вариантов как-то не осталось. Она встала, сделала себе салат и с жадностью его слопала, сидя на открытой веранде. Было прохладно: северный ветер сдул всю влажную духоту, и над Закатной Гаванью теперь висели тихие сумерки, мягкие и нежаркие, как летняя кружевная шаль, которой приятно укутать плечи после суматошного дня на пляже.

Пляж, впрочем, Сансе был не нужен. Как и море, тихо вздыхающее неподалеку. Санса даже взяла с собой беруши, только бы не слышать ненавистный ритмичный шелест волн. Однако обе эти ночи были настолько странными, что Санса просто забыла о затычках. Куда там затычки! Санса мрачно подумала, что отлично знает, что именно надо было заглушать и затыкать, но такого средства, увы, в ее аптечке не имелось.

Ложиться она не хотела, поэтому переплела косу, растрепавшуюся во время сна, напялила кроссовки и вышла из дома. Погуляет, сколько выдержит, по дороге, авось через часок устанет и сможет заснуть. Санса пожалела, что не взяла никаких принадлежностей для рисования. Но она и не предполагала задерживаться так надолго. Это опять заставило ее задуматься о надобности поездки в город. С аптекой она уже, вероятно, опоздала. Штучку надо было принимать сразу. Так объяснила ей всезнающая Сарелла, любящая напустить на себя таинственность не по делу — Санса подозревала, что делает это подруга, когда сама не знает ответа.

Было неясно, сработает ли средство несколькими сутками позже. А если нет? Или наполовину? Повредит там что-нибудь и все? Это пугало еще больше, чем просто голый факт возможной беременности. И так дел наворотила.

Всезнающим интернет-пространствам Санса не слишком-то доверяла, а если тут сунуться к врачу (Опять же — к какому? Куда?), это может быстро стать достоянием общественности. Нет, в таком случае лучше аборт на ранних сроках — в столице, у своего родного гинеколога. Ей надо было ехать домой… Для этого надо было звонить Джону — что она опять забыла сделать, кстати — и объяснять ему всю историю — что было совершенно немыслимо. Она себе-то толком не могла описать, что именно произошло, чего уж там говорить о кузене! Глупо, нелепо и смехотворно. Нет, сама справится — не его это дело! Она отвыкла просить помощи — и не сейчас ей возвращаться к прежним слабостям. Доживет тут до подписания контракта, потом улетит в столицу и сама все там разрулит — и последствия, и мысли.

Санса дошла до поворота на трассу, повернула назад, побродила возле заколоченной гостиницы с потрескавшимися кадками возле закрытых металлической ржавой решеткой неработающих стеклянных дверей. Все это навеяло на нее приступ тоскливой щемящей ностальгии. Санса присела на один из вазонов — интересно, откуда они тут взялись? Когда она была тут в последний раз, рыжие глиняные горшки заменили на деревянные бочкообразные кадки с можжевельником. Кадок видно не было, а вот эти уроды все еще стояли — отголосками былой роскоши. Впрочем, никакой роскошью тут и раньше не пахло, а теперь уж вообще было безобразно. Санса присела на корточки и изучила треснутые горшки — когда-то на одном из них она нацарапала две «С». Свою и Клигановскую. В конце все-таки нашла царапки — на самом раздолбанном вазоне, с отколом как раз на краю надписи. Символично так. Жаль, машины нет — не поленилась бы и отвезла этому дурню подарочек. Пусть бы поставил себе в лавку и смотрел — такая, блин, любовь! Такая судьба…

Санса зло пнула горшок и пошла в обход здания. Заглянула сквозь грязное облепленное желтой лентой стекло в помещение бассейна, в котором так и не побывала. Пустой, засыпанный каким-то строительным мелким мусором с отколотым местами голубым мелким кафелем котлован завораживал и пугал. На панорамном окне в торце было выведено красной краской из баллончика: «ВСЕ ЦВЕТЫ ЗДОХЛИ»

И правда, сдохли. Санса понурилась и побрела к дороге.

Находиться в этом месте — как сидеть в брюхе разлагающегося призрака, наблюдая всю мерзость процесса и пропитываясь тлетворными миазмами. Санса в который раз уже подумала, что если бы она могла смести с лица земли одно место по выбору — то она уничтожила бы Закатную Гавань. Вместе с магнолиями, грабовыми лесами и пыльной дорогой. И морем.

Она дошла до Ти-Марта и повернула обратно. Сумерки еще не превратились в ночь, и она могла сделать еще несколько заходов, тем более, что спать по-прежнему не хотелось.

Для разнообразия Санса пробежалась до усадьбы, потом перевела дух и побрела обратно. Вариантов, по совести сказать, было немного. Либо туда — либо сюда. Мимо мерзкой лавки она проходить не хотела. Пусть вообще про нее забудет. Однако, если бы проскочить мимо площади, там было больше вариантов прогулок. Развилка до города — но опять же, по набережной, чего не хотелось. Пакостное место. Заколдованный круг — и все дороги ведут к морю.

Сделав так несколько петель туда-сюда, Санса таки решилась пройти окаянный перекресток. Лавка все еще была освещена — но из-под лампы ему едва ли видно, что происходит снаружи, на темной дороге. Она набрала воздуха, как перед заплывом и пулей пролетела мимо. Только когда площадь скрылась за деревьями, Санса остановилась и отдышалась. Вроде никого. Она вздохнула — даже как-то обидно — и пошла дальше. Вдоль дороги один за другим зажигались новенькие фонари, защищенные от вандализма мелкой металлической сеткой: не разобьешь, даже если очень захочешь. Сетки уже были усыпаны налипшими на них мертвыми насекомыми: в основном волосатыми ночными мотыльками. Санса поежилась — она всегда их боялась, даже больше, чем гусениц и червей. Шелковистые темные крылья и зловещие антенны усиков вызывали у нее панический ужас, до слез, и приходилось звать родителей или Робба, чтобы убрать несчастное насекомое из спальни по вечерам, пока Арья не выросла настолько, чтобы дотянуться с кровати до лампы под потолком. Иногда она засовывала Сансе мертвых опаленных бабочек под подушку. Санса выметала их маминой метелкой для пыли сестре под кровать.

Однажды Робб взял ее в охапку и силой подтащил к оконной сетке на веранде, где налипла пара десятков ночных бабочек всех мастей и размеров. Санса сопротивлялась до последнего, но потом поняла, что чем больше она лягает брата, тем ближе он ее пододвинет к чудовищам, и обмякла. Робб тут же перестал ее тащить, а Санса, повиснув на кольце его захвата, молча смотрела на то, как мотыльки скребут лапками по квадратной сетке и вращают головками с усиками-локаторами, пытаясь найти отверстие, чтобы пробраться в дом, влекомые светом. У них были удивительно неприятные черные, словно слепые глаза: видят или не видят — было неясно. Когда Робб ее все же отпустил, Санса так ему заехала по губе, что брат обиделся и ушел жаловаться матери. Они не могли помириться два дня: ни один не хотел извиняться. Но потом, насколько Санса помнила, приехал Джон, придумались новые игры, и все забылось само собой. Все, кроме мотыльков. Тех Санса так и боялась до второго курса, когда, вдохновленная только что прослушанным курсом по арт-терапии, решила избавляться от фобий и сделала несколько подробных перерисовок из иллюстрированных изданий про насекомых и даже умудрилась вырастить своего собственного ночного мотылька, вооружившись онлайн-определителем пород гусениц. Она кормила свою пушистую питомицу листьями, пока та не закуклилась, а Сарелла с ехидством комментировала процесс тем, что Санса, похоже, лечится не от фобий, а от одиночества и что давно пора завести не мотылька, а мужика.