Эвис: Неоднозначный выбор

— Прости, я опять не дала тебе выспаться!

— Мелочи! Лучше расскажи, что тебе такого приснилось.

— Выстрел из арбалета… — снова поежилась она. — Хруст, с которым болт пробил мою спину. И жало наконечника, торчащее из груди…

Я сглотнул подступивший к горлу комок, закрыл глаза и вспомнил, как это было:

…Майра, Тина, Алька и Лана приехали в лавку мэтра Колина незадолго до заката и сразу же поднялись в кафе. Несмотря на поздний час, в нем было полно народу — за каждым столиком сидело человек по пять, а за некоторыми и по семь-восемь. Поздоровавшись со всеми собравшимися, девочки устроились за нашим столом, заказали себе кувшин ягодного взвара и десяток пирожных. И заболтались с Кариной ар Весс.

Женщина была страшно довольной только что состоявшейся примеркой, поэтому лучилась счастьем и расхваливала талант портного. Мои красавицы ей поддакивали и вставляли какие-то замечания. А когда им принесли заказ, пригласили Карину к себе за стол. Ар Весс обрадовалась, перебралась к ним, потянулась за пирожным и… заорала, увидев, как из правой груди Тины с хрустом вылезает окровавленное стальное жало…

— Такой твоей «смерти» я не хотел… — глухо сказал я, плеснув в женщину чувством вины.

— Стеша была права — слухи о том, что я двигаю тебя вверх, согревая постель Зейну, стали распространять слишком многие. И потом, ты ведь помнишь, что я сама хотела умереть, чтобы отбросить ненавистное прошлое и начать жить в новом теле?

— Помню, конечно. Но «умереть» можно было по-разному.

Дайна грустно улыбнулась и ободряюще накрыла ладошкой мое бедро:

— Не рви себе душу — этот способ предложила я и ничуть не жалею: стрелял Сардж, из своего арбалета и попал именно туда, куда собирался; моя «смерть» создала ту самую возможность, которая требовалась роду; я, наконец, стала молодой и красивой…

— Тина, я…

— Теперь я Дайна! Привыкай! — мягко, но очень настойчиво попросила она.

— Дайна, я тебя любил и с тем лицом!

— Ты хотел сказать «со старым»?

— Да… — выдохнул я, так как знал, что она слушает мои эмоции так же внимательно, как я слушаю ее.

— А теперь лицо МОЛОДОЕ! И я у вас получилась намного красивее, чем была раньше, правда?

— Правда! — кивнул я. — Как выразилась Стеша, «это самые красивые ожившие грезы во всей семье». Только у меня все равно сердце не на месте.

— Я помню, с каким выражением лица ты ворвался в спальню! — плеснув в меня любовью и горечью, вздохнула она. — Бледный, как полотно, с болью в душе и во взгляде, и жаждущий кого-нибудь убить!

Кого-нибудь? Я жаждал убить, прежде всего, себя. За то, что поддался уговорам Тины и согласился на это безумие. Ибо в то время, когда ее везли домой из лавки Колина, я танцевал на балу во дворце Беорда, держал лицо, общаясь с Магнусом и его супругами, и улыбался шуткам Найты и Стеши. Когда моя советница «умирала» на руках у ревущих девочек, я спокойно ехал в посольство. А на второй день смотрел похороны одним глазом, ибо сидел за праздничным столом в Ламме и говорил здравницы ар Койрену и его кобылицам…

— Вспоминаешь похороны? — прочитав мои эмоции в меру своих возможностей, спросила «Дайна».

Я утвердительно кивнул:

— Ага. А еще бал во дворце Колверов и торжественный вечер в Ламме.

— Зря. Лучше бы вспомнил, как успокаивал меня чуть ли не каждую ночь перед днем смерти; как вы с Найтой, прилетев из посольства сразу после возвращения с бала, помогали Вэйльке меня лечить; как изменяли пять с лишним страж и вымотались до предела; как заново учили смотреть, ходить, драться…

— Ну, так не посторонняя же!

— А похороны получились роскошными! — ни с того ни с сего вдруг заявила она. — Девочки были такими строгими и мрачными, что у меня разрывалось сердце…

Сердце рвалось в клочья не только у нее, но и у меня. Особенно тогда, когда я смотрел на лицо Ланы, единственной из моих женщин, которая не знала, что Тина жива, а хоронят муляж, изготовленный на базе ноль-два, поэтому плакала по-настоящему. Почему ей не сказали ни слова? Да потому, что сыграть горе так же достоверно, как все остальные, она бы не смогла, а ее отсутствие на похоронах наверняка вызвало бы не самые приятные вопросы…

— Да уж, отыграли они на славу. Никакой труппе не снилось… — мрачно буркнул я.

— Зато ты можешь гордиться — ни на одних похоронах не было столько народу!

— А причем тут я?

— Не будь я ар Эвис, на кладбище не приехала бы вся семья Шандоров, Сиерсы, Дирги, все главы Старших родов Маллора, послы большинства государств, Мирко Подкова с родными, Осип с артелью и сотни простых горожан…

— Ладно, убедила — будем гордиться вместе! — пробормотал я. А после небольшой паузы криво усмехнулся: — Знаешь, никак не могу представить объяснения с Ланой. А еще все время думаю, что надо было свозить ее в храм Пресветлой еще до отъезда в Торр-ан-Тиль.

Дайна потерлась щекой о мою грудь:

— Она не дура, поймет. Хотя и не сразу. Что касается храма — привези ей серебряный кинжал и скажи, что уже давно считаешь ее не лилией, а меньшицей. Тем более что это правда!

— Так и сделаю.

— А насчет меня не беспокойся — если сны будут повторяться, то я схожу к Амси и уберу это воспоминание. Хотя, если честно, не хочется.

— Почему?

— Если начну — уже не остановлюсь… — призналась женщина. — Уберу в Бездну вообще все, что было до заимки. Чтобы жить так же, как Найта, одной лишь семьей, и больше никогда не вспоминать прошлое.

— Тебе так нравится настоящее? — спросил я, чтобы отвлечь ее от тягостных мыслей.

— Я от него без ума! И от этой девочки — тоже… — пошутила она, проведя левой ладонью по высокой груди и крутому бедру. — Поэтому сделаю все, чтобы как можно быстрее стать Дайной ар Эвис, самой молодой, самой упрямой и самой нужной из твоих меньшиц…

Глава 15

Второй день пятой десятины первого месяца лета.

То, что Тина способна перевоплотиться в кого угодно, я понял еще в прошлом году на заимке ар Маггоров, когда смотрел за ее занятиями с Майрой, Вэйлькой и Алькой. Но те образы все-таки были игрой, изображались совсем недолго и «грубыми штрихами», то есть, без въевшихся в душу привычек, особенностей поведения и тому подобных мелочей. А то, что Дайна демонстрировала с утра, назвать иначе, как чудом, не получалось — она целенаправленно игнорировала все, что относилось к ее прошлому, и с чистого листа создавала совершенно новый образ. Да, я прекрасно знал, что процентов семьдесят демонстрируемого — заслуга Амси: именно тщательнейший анализ хозяйки нашего острова позволил выделить те характерные черты поведения Тины, которые могли бы натолкнуть тех, кто ее знал, на безумную мысль, что Дайна чем-то похожа на нее. Именно этот искин предложил создать для нее новые привычки. Именно он подготовил списки, которые постоянно висели перед глазами «новорожденной» инеевой кобылицы, и именно его подсказки и напоминания помогали ей выкорчевывать из души прошлое. Но даже те тридцать или сколько-то там процентов, оставшихся на долю моей советницы, убивали наповал — она не давала себе ни мгновения передышки и раз за разом перечеркивала все мои представления о возможном.

Почему? Да потому, что она играла целую жизнь! С прошлым, настоящим и будущим! Вместе с Найтой «вспоминала» какие-то выдуманные истории из общего детства; строила отношения со мной, Стешей, моими вассалами и Койренами; «мечтала» о будущем и, слушая рассказы обеих подруг, заочно узнавала остальных членов семьи. А ведь при этом ей приходилось постоянно контролировать выражение глаз и лица, жесты и даже положение тела. Скажем, ее Дайна «с самого детства носила» не платья, а костюмы торренской наемницы, поэтому привыкла сидеть, по-мужски расставив ноги, чего Тина не позволила бы себе ни за что на свете. А еще, волнуясь, «инеевая кобылица» дергала себя за мочку уха или выгибала пальцами правой руки пальцы левой; перед тем, как забраться в седло, безо всякой нужды подтягивала штаны; во время тренировки, считая про себя, «еле заметно» шевелила губами и так далее.