Европа-45. Европа-Запад

Гитлер бросил на Рим парашютно-десантную дивизию. Из Южной Франции, Тироля и Каринтии в долину По была переведена группа армий «Б» фельдмаршала Роммеля. Гитлер ждал приезда в Берлин Муссолини как своего личного гостя.

Необходимо было немедленно разыскать дуче.

В Италию прилетел на самолете посланный Кальтенбруннером знаменитый авантюрист, мастер грязнейших дел, руководитель специальной диверсионной группы СС гауптштурмфюрерОтто Скорцени, двухметровый громадина с лицом дегенерата и равнодушной усмешкой палача. Скорцени пугал своим видом даже тех, кому приходилось с ним работать. Он прославился как непревзойденный специалист «международных конфликтов». Это под его командой группа головорезов спровоцировала в тридцать девятом году нападение фашистских войск на Польшу. Это он организовал воображаемое покушение на Гитлера в мюнхенском погребке Бюргербраукеллер с целью ареста сотрудников английского посольства в Голландии. Это его «отряд» без единого выстрела захватил столицу Дании Копенгаген. Скорцени видели в Париже и в Норвегии, в Австрии и Чехословакии. Он с одинаковым рвением выполнял приказы Гейдриха и Кальтенбруннера. Для него не было невозможного. Неразборчивость в способах соединялась в нем с отвагой, изобретательность с упорством, отчаяние с жестокостью.

Скорцени спекулировал своей фамилией. Если попадал в славянские страны, перелицовывался в славянина и говорил, что фамилия его Скорченный. В Германии выдавал себя за потомка прибалтийских баронов и доказывал, что Скорцени — это искаженное Скорцен. В Италии он сразу же стал итальянцем, прибавив в своей фамилии еще одно «н»: Скорценни. Однако никто из итальянцев не клюнул на эту удочку. О Муссолини в Италии просто не хотели говорить.

Скорцени вынужден был телеграфировать Кальтенбруннеру о невозможности выполнить приказ.

Вот тогда-то один из швейцарских агентов Швенда привез ему привет от «старого знакомого» и приглашение на «прогулку». Швенд немедленно послал шифровку к Гйотлю, предлагая свои услуги. Он извещал Берлин, что итальянцы, ожидая высадки союзных войск, стремятся за любую цену менять свои лиры на американские доллары или английские фунты. Берлин почему-то не отвечал, и Швенд уже начал беспокоиться. Он приехал на свою римскую квартиру, чтобы быть поближе к немцам. Берлин молчал три дня. На четвертый, ночью, Швенда позвали на виа Тассо, где жил уполномоченный гестапо в Италии Каплер. Тот известил Швенда, или доктора Вендинга, как он теперь назывался, что ему поручается одно из серьезнейших дел великой войны — установить местопребывание Муссолини.

Швенд, одетый во фрак и белую манишку, молча раскланялся и вышел.

За тысячу фальшивых фунтов лейтенант карабинеров информировал Швенда, что слышал о том, будто дуче где-то спрятали флотские офицеры.

Швенд бросился в Геную. Три дня он сыпал направо и налево фунтами стерлингов, но так и не смог ничего установить. Ему лишь намекнули, что искать надо, вероятно, в Неаполе.

И Швенд поехал туда.

Неаполь стал к этому времени местом паломничества. Сюда стекались со всей Италии колонны беглецов. Бежали все, кто не хотел больше видеть немцев, кто жаждал поскорее встретить армию союзников. Убегали от войны, голода, эпидемий, террора, смерти, руин. Поезд Рим — Неаполь, в который сел Швенд, был переполнен. Офицеры, солдаты, священники, полицейские, женщины с детьми, старики, девушки. Солдаты сидели на крышах вагонов, висели на подножках, толпились в тамбурах, на площадках, пели, смеялись, болтали, радуясь концу Муссолини.

Жара была страшная. Швенда мучила жажда, духота теснила грудь, перед глазами мелькали черные горластые рты, фиолетовые лица, растрепанные головы. Говор, давка, теснота...

Мраморное здание почтамта в Неаполе было разбито бомбежкой, и Швенд не смог телеграфировать в Рим о своем прибытии. Он не мог разыскать ни такси, ни извозчика. Поехал, как говорят итальянцы, на коне святого Франциска: пошел пешком.

В порту что-то горело. Черный косматый дым поднимался к небу и смешивался с дымом Везувия. Швенд запутался в темных, грязных улочках Палонетти и долго выбирался из них, обходя груды битого камня, разломанной мебели, спотыкаясь о трупы убитых во время бомбардировки людей... И везде натыкался на детей.

Казалось, дети всего Неаполя, всей Италии высыпали на темные улочки Палонетти. Они были странно озабочены и не обращали никакого внимания на Швенда, на гудение самолетов, что кружили над городом, на пожары в порту и на вечный дым Везувия.

Дети искали в руинах игрушки. Швенд даже остановился, сделав для себя это неожиданное открытие.

Цветные тряпочки, медные украшения от старинных комодов, металлические шарики от семейных кроватей, на которых родились, спали и умирали целые поколения неаполитанцев, старые бутылки, разбитые зеркальца, порванные книжки с длинноносым Пиноккио, стеклянные шарики бус — все это стало игрушками.

У детей не было больше ничего. Им остались только стеклянные потрескавшиеся шарики. Матерей, которые носили бусы, не было. Не было ни бабушек, ни сестер.

Выли руины, пепелища, зола...

Широкая прямая улица Толедо привела его к молу Санта Лючия. В гротах Монте ди Дио неаполитанцы прятались от бомбежек. Люди переселились туда на постоянное жительство. Вся гора белела от белья, вывешенного сушиться, простынь, перин и подушек. Неаполь капитулировал перед морем, он вывесил тысячи белых флагов, распял их, как паруса, под которыми хотел плыть к свободе, к спасению от войны.

Когда Швенд увидел море, что-то изменилось в его лице, какой-то мглистый туман застлал глаза, короткий вздох вырвался из груди. Но это продолжалось неуловимую частицу секунды.

Он двинулся дальше, высокий, решительный, и его голубые глаза под густыми короткими бровями блестели сталью, а на челюстях натянулась кожа, крепкая, как на турецком барабане. Он совершал свою «прогулку».

Через два часа Швенда арестовала портовая итальянская полиция, заподозрив в шпионаже. В его карманах нашли итальянский паспорт на имя Джованни Вика и небольшую сумму итальянских и немецких денег. Паспорт свидетельствовал об итальянском происхождении Швенда, акцент выдавал иностранца. Швенда посадили в камеру, за решетку и не дали даже воды.

Вечером Швенд просунул сквозь щель двери пятидесятифунтовый банкнот и на английском языке попросил карабинера, стоявшего на страже, позвать начальника портовой полиции. Полицейский не знал английского языка, но достаточно хорошо знал цвет английских фунтов стерлингов. Сумма взятки и умение прятать деньги (полицейский присутствовал при обыске Швенда) свидетельствовали о том, что за дверью какая-то важная птица. Поэтому полицейский не раздумывая рассказал все начальнику.

Маленький, толстый, с жирной нижней губой, с черной щетиной в носу, начальник карабинеров вызвал брезгливую гримасу на холеном лице Швенда.

Он говорил на том ужасном неаполитанском диалекте, которого не понимают даже сами итальянцы, суетился, как официант дешевого ресторана, увидев состоятельного посетителя. Попросил Швенда сесть, а сам стоял и смотрел ему в рот.

— Я не Джованни Вика, — сказал Швенд, — и не немецкий шпион, за которого меня принимают ваши полицейские. Я майор английской разведки Норман Роупер.

Еле слышное «о!» вырвалось из уст начальника полиции.

— Вы сами понимаете, — продолжал Швенд, — что я не имел возможности держать при себе какие-нибудь документы, кроме итальянского паспорта. Единственным моим документом может быть вот это.

Он положил на стол две толстые пачки английских банкнот.

У начальника полиции зачесались руки от желания прикоснуться к деньгам, но он поборол искушение и спрятал руки за спину.

— Моей обязанностью, — спокойно продолжал Швенд, — был сбор информации, необходимой для занятия Неаполя войсками союзников. Может быть, синьор не ждет прихода союзнического флота?

— О, святая мадонна, кто теперь не ждет этого! — впервые нарушил молчание начальник полиции.

Он пробовал говорить по-английски, но это был язык американских гангстеров итальянского происхождения, а не величественная речь Шекспира.