Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— Держи!
Тот сразу же допустил ошибку. По всем правилам военного искусства ему следовало упасть на землю или стать на колено и палить по беглецу с близкого расстояния. Но ушастый не упал и не стал на колено, а побежал за длинноногим унтером. Это было все равно что пустить таксу вдогонку за борзой! Гестаповец сразу же запутался в картофельной ботве, тогда как унтер, перескакивая одним махом через десять кустов, подбегал уже к Юджину.
Все произошло так быстро, что американец не успел даже решить, как ему вести себя. Беглец приближался, погоня тоже наседала.
На помощь ушастому
Словно назло, Клифтон замешкался. Уведомил ли он отряд? На этих англичан никогда нельзя положиться. Юджин решил, что надо вмешаться. Все равно те типы начнут шарить по кустам и откроют его убежище. И тогда от них не отцепишься. Надо бить, пока не поздно.
Но нужный момент он упустил. Когда Юджин еще только собирался выстрелить, сзади него треснул короткий выстрел и гестаповец-корректировщик полетел вниз головой на кучу навоза. Юджин мысленно похвалил стрелка. Во-первых, метко, во-вторых, разумно: те, что путаются в картошке, не удерут и так, а тот, на чердаке, мог спрятаться.
Не раздумывая, Юджин приник к автомату и уложил ушастого. Унтер пронесся мимо него, как дикий кабан, ничего не видя на своем пути. Он, наверно, не слышал и выстрела. Два уцелевших гестаповца бросились назад. Юджин пустил им вслед длинную очередь, но промазал. Он оглянулся, надеясь, что его ошибку исправит неизвестный стрелок. К нему подбежал Михаил.
— Бей! — кричал он.— Бей, они убегут!
— А унтер? — растерянно спросил американец.— Что с ним?
— Его задержат ребята. Бей тех!
Михаил полоснул по гестаповцам, которые катились уже по склону пригорка. Юджин тоже пустил очередь, однако без заметного успеха. Гестаповцы скрылись. Михаил и Юджин, пренебрегая опасностью, побежали вниз. Они еще успели увидеть «вандерер», который, стреляя дымом, рванул наутек. Юджин дал вслед машине короткую очередь, целясь в скаты, но Михаил придержал его за руку.
— Все равно упустили. Они теперь и без колес удерут. Надо двигать отсюда и нам.
— Отдохнули!..— американец свистнул.— Попили молочка!..
— Ничего не поделаешь.
В заросшей высокими буйными деревьями впадине они застали товарищей. В центре кружка недоверчиво озирался немецкий унтер-офицер.
— Ну, рассказывайте,— обратился к нему Михаил.— Кто вы, что с вами, почему вас преследуют?
— А кто вы? — настороженно спросил унтер.
— Трудно сказать. Короче всего будет: партизаны. Партизанский отряд «Сталинград».
— Сталинград! — воскликнул унтер.— Черт побери!..
Он засмеялся от радости, что знает хоть эти русские слова. Он научился им на Восточном фронте, на страшном Восточном фронте, который стал проклятьем для немцев.
— Сталинград — это очень хорошо,— сказал унтер,— я был под Сталинградом. Спасся в лазарете. Потом в Белоруссии, в Литве. Из Литвы удрал. Дезертир. Зовут Гейнц Корн. Прятался здесь у жениной тетки вместе с женой. Она поехала домой, чтобы отвезти мотоцикл, который мы брали на время. Тут гестаповцы, наверно, и схватили ее, а потом добрались и
до меня.— Пойдешь к нам в отряд? — спросил Михаил.
— А можно?
— Думаю, что да. Как по-вашему, товарищи?
Никто не отозвался. Американец разглядывал Корна. Ему впервые пришлось стоять так близко от настоящего вооруженного немца. Пусть он и дезертир, но все же солдат, не зря ему понацепили столько крестов и медалей. Как раз с такими ребятами Гитлер и промаршировал по всей Европе. Хорошо, что их остановили русские. Ишь ты, и этот знает Сталинград. Хорошее словечко! Командир толково придумал — назвать отряд именно так.
Пан Дулькевич прятал глаза. У него не было особых оснований целоваться с немцами. Пусть они хоть сто раз дезертиры. Тот фашист, что заманил их в западню с подхорунжим Марчиньским, тоже имел весьма и весьма мирный вид. Как это он пел: «Немецкий лес, немецкий лес, такого нет нигде на свете...» А потом? Сорок три минуты— и ни секунды больше! Может, папа римский виноват в унижении пана Дулькевича, а не эти типы с большой дороги?
Итальянец, чех и англичанин, которых всего лишь несколько дней тому назад расстреливали соотечественники Гейнца Корна, тоже не спешили с принятием в свое общество жилистого немца.
Один лишь мосье Риго равнодушно хлестал себя веткой по штанине, которая до сих пор еще сохраняла отглаженный рубчик. Гейнц Корн невольно засмотрелся на этот рубчик. Он припомнил станцию Шештокай и фельдфебеля Арнульфа Финка в отглаженных штанах. Неужели и здесь могут быть пижоны?
— Друзья,— нарушил короткое молчание Михаил,— я понимаю ваши чувства. Месяц назад я тоже, наверно, не отважился бы подать руку немецкому солдату, хоть и такому, который порвал с фашизмом. Этот месяц меня многому научил. В немецких лесах, далеко от линии фронта, собрались мы, группа людей самых разных национальностей. У всех нас разные языки, разные взгляды на жизнь, разные вкусы. Но зато общая цель: бороться против фашизма, против войны. Гейнц Корн не хочет войны. И его хотят за это убить. Разве после этого мы не имеем права назвать Гейнца Корна своим товарищем? Разве он не имеет права идти вместе с нами?
— Вы говорите, как министр пропаганды,— саркастически усмехнулся пан Дулькевич.
— Вы хотите возразить, пан майор? — быстро спросил Михаил.
— Пусть скажут свое мнение другие,— уклонился от прямого ответа поляк.— Генрих Дулькевич — либерал и выше всего ставит свободу собственной мысли.
— Пан Дулькевич крутит там, где надо сказать прямо: этот парень наш, и пусть он идет туда, куда идем мы! — решительно проговорил американец.
— Мистер Честер, вы? — спросил Михаил.
— У нас военный отряд — голосование здесь ни к чему,— сказал тот.
— Господин Сливка?
— Пусть идет с нами.
— Синьор Бенедетти?
— Если бы знала об этом моя мама, она бы умерла.
— Мосье Риго, вы все еще воздерживаетесь?
— Война длинная, у меня есть время.
— Тогда позвольте приказать. Господин Корн, заберите у убитых оружие и документы. Если ваша родственница может помочь нам продуктами, будем весьма благодарны. Юджин, ты поможешь унтеру. Через полчаса отправляемся. Мосье Риго, вы и дальше остаетесь нашим проводником?