Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 1

произведенное на него в роли Марии Стюарт немецкою трагическою актрисою

Лилли Лёве {1}. Достоевский хотел обработать эту трагическую тему по-своему, для чего тщательно принялся за приготовительное историческое чтение. Куда

девались наброски его "Марии Стюарт", а равно и "Бориса" - остается

неизвестным.

Как раз к первым годам жизни Федора Михайловича на свободе относится

продолжительный перерыв в его переписке с братом.

Пробел, оказывающийся в письмах, до некоторой степени восполняется

тем более драгоценными воспоминаниями доктора Ризенкампфа. Побывав в

Ревеле в июле 1842 года и повидавшись там с Михаилом Михайловичем,

Александр Егорович Ризенкампф, по возвращении своем осенью в Петербург, стал чаще навещать Федора Михайловича, о незавидном материальном

положении которого наслышался от его брата. На поверку в самом деле

оказалось, что из всей занимаемой Федором Михайловичем квартиры

отапливался только один кабинет. Федор Михайлович совершенно почти

отказался от удовольствий, после того как немало потратился в 1841 и начале

1842 года на Александрийский театр, процветавший в то время, отчасти и на

балете который он почему-то тогда любил, и на дорогие концерты таких

виртуозов, как Оле-Буль и Лист {2}. Теперь, после утреннего посещения

офицерских классов, он сидел запершись в своем кабинете, предавшись

литературным занятиям. Цвет лица его был какой-то землянок, его постоянно

мучил сухой кашель, особенно обострившийся по утрам; голос его отличался

усиленною хрипотой; к болезненным симптомам присоединялась еще опухоль

подчелюстных желез. Все это, однако же, упорно скрывалось от всех, и даже

приятелю-доктору насилу удавалось прописать Федору Михайловичу хотя какие-

нибудь средства от кашля и заставить его хоть несколько умереннее курить

жуковский табак. Из товарищей часто навещал тогда Достоевского только Дм.

Вас. Григорович, представлявший во многих отношениях прямую

противоположность Федору Михайловичу. "Молодой, ловкий, статный, -

вспоминает доктор Ризенкампф, - светский, красивый и живой, сын богатого

гусарского полковника и его жены, француженки-аристократки, друг поручика

77

Тотлебена, тогда уже обнаружившего задатки будущей своей известности, и

артиста Рамазанова, любимец и поклонник прекрасного пола, вращавшийся

постоянно в лучшем петербургском обществе, Григорович привязался к

нелюдиму и затворнику Достоевскому по врожденной ему страсти к литературе".

Тогда он, сколько помнится г. Ризенкампфу, переводил с французского какую-то

пьесу из китайского быта, а Достоевский, отказавшись от продолжения своей

"Марии Стюарт", усердно принялся за "Бориса Годунова", также оставшегося

неоконченным. Кроме того, Федора Михайловича тогда уже занимали различные

повести и рассказы, планы которых так и сменяли друг друга в его плодовитом

воображении. Подобного рода производительность поддерживалась в нем

постоянным литературным чтением. (О том, будто Федор Михайлович еще в

Инженерном училище писал своих "Бедных людей", доктор Ризенкампф ничего

не знал3.) Из русских писателей он особенно охотно читал тогда Гоголя и любил

произносить наизусть целые страницы из "Мертвых душ". Из французских

писателей, кроме прежде уже ему особенно полюбившихся Бальзака, Жорж Санд

и Виктора Гюго, - он, по свидетельству г. Ризенкампфа, читал Ламартина, Фредерика Сулье (особенно любя его "Memeires du diable"), Эмиля Сувестра, отчасти даже Поль де Кока. Понятно, что при все более и более развивающихся

литературных наклонностях Достоевский должен был тяготиться посещением

офицерских классов. Он бы давно бросил их, если бы не угроза опекуна

прекратить в таком случае выдачу ему денег, А Федор Михайлович в них

постоянно нуждался!

В ноябре 1842 года получено было из Ревеля известие о рождении у

Михаила Михайловича сына. Федор Михайлович был его крестным отцом и, по

замечанию г. Ризенкампфа, проявил по этому случаю свою обычную щедрость. В

декабре младший брат, Андрей Михайлович, живший, как мы знаем из писем, с

1841 года у Федора Михайловича, поступил в Строительное училище. Оставшись

один, Федор Михайлович стал тем усиленнее готовиться к экзамену из

офицерских классов. В то же время и г. Ризенкампфу пришлось серьезно думать о

выпускном экзамене из Медицинской академии. Поневоле они стали видеться

реже.

В великом посту 1842 года, запомнил, однако, г. Ризенкампф, Федор

Михайлович, у которого вдруг оказался опять прилив денег (расщедрился, может

быть, опекун, чтобы поощрить его усидчивые занятия инженерными науками), позволил себе отдыхать от трудов на концертах вновь прибывшего Листа, а также

знаменитого певца Рубини и кларнетиста Блаза {4}. После пасхи, в апреле, он

сошелся с доктором Ризенкампфом на представлении "Руслана и Людмилы" {5}.

Но уже с мая Федор Михайлович опять отказался от всяких удовольствий, чтобы

вполне отдаться приготовлениям к окончательному экзамену, продолжавшемуся с

20-го мая по 20-е июня. В то же время держал свой выпускной экзамен и доктор

Ризенкампф. От усиленных занятий он заболел и еще 30-го июня лежал в постели.

Как вдруг в этот день приезжает к нему Федор Михайлович, которого нельзя

было и узнать. Веселый, с здоровым видом, довольный судьбой, он возвестил о

благополучном окончании экзаменов, выпуске из заведения с чином подпоручика

(в полевые инженеры), о получении от опекуна такой суммы денег, которая дала

78

ему возможность расплатиться со всеми кредиторами, наконец о получении

двадцативосьмидневного отпуска в Ревель и о своем намерении отправиться туда

на другой же день. Теперь же он силою стащил приятеля с постели, посадил его с