"Фантастика 2024-18". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– А это… про Хельгу, и вы увидели?
– Нет, на это способна только Кэти. Она неугомонная, тоже танцевала в Огненном цветке, только не в нашем мире. Но это пусть останется тайной.
– Хорошо. Спасибо, Матвей. Я буду пытаться.
Наскоро позавтракал, нашел кресло и поставил возле саркофага. Приложил ладонь, и она ощутила слабую пульсацию, словно билось чье-то сердце. Попросил «Сивиллу» активировать вокруг звуковую завесу.
– Здравствуй, Хельга. Мне сказали, что ты пришла в себя и должна меня слышать. Помнишь, как мы познакомились? Ты приехала на Телецкое озеро и увидела этакого самодовольного денди, меня. Чем-то я тебе приглянулся, или у тебя давно не было мужчины, этого ты мне так и не
Обед был в обычное время, и опять выступила госпожа Кэти:
– Вот и вторая чаша была вылита, на этот раз в море. Появилась кровь, словно мертвеца, и всё одушевлённое в море умерло. Нас это не коснется, но горе живущим по берегам морей. Моря и океаны будут возрождены уже в новом эоне.
– Как там в Японии, – вздохнула Томико. – Даже боюсь смотреть новости.
Снова налила всем саке, но Метельский отказался.
– Вам и не нужно, – грустно сказала Томико. – Глаза блестят, словно опять влюбились.
Метельский наскоро поел и вернулся к саркофагу Хельги…
Она сидит на берегу: белый песчаный пляж, серебряное море, розоватые башни облаков – похоже на Северное море. Почему она здесь, откуда пришла сюда?.. Облака все больше наливаются розовым светом, вот они уже пунцовые. И море уже не серебряное, а красноватое, по нему растекается красный глянец. Всё сумрачнее облака, начинает задувать холодный ветер. Она обхватывает грудь руками, хоть немного укрыться от пронизывающего холода. Справа как будто строения и тоже красновато светятся. Она поднимается и идет к ним, но вскоре дорогу преграждает узкий морской залив, вода в нем уже черная. На другом берегу появляются какие-то фигуры, может они помогут? Она вглядывается и ахает – это скопище красных карликов. Одна уродливая фигура, как будто женская, приближается к воде и манит рукой. Она не хочет туда, оборачивается в отчаянии. В другой стороне светлее, еще медлит пунцовый свет и что-то голубовато мерцает над песком, уютное и ласковое. Она начинает бежать в ту сторону, вязнет в песке и падает, бежит снова. Слабо доносится чей-то голос – смутно знакомый, однако слов не разобрать… Она добежала! Опять спотыкается и падает, на этот раз уже в голубое мерцание. Она плавает в нем, ей хорошо и спокойно, только бы еще разобрать, что говорит тот голос?
Она спит и продолжает видеть странные, а часто жуткие сны. Но почти все время с ней этот голос, и порою она начинает различать отдельные слова…
Больше месяца Метельский провел, как в бреду, и Томико подкармливала его тонизирующими таблетками. Она сама, как и все остальные, выглядела неважно: наплыв пострадавших был очень велик. Госпожа Кэти приказала безжалостно изгонять тех, кто не отрекался от Мадоса. «Они пойдут трудным путем, – сказала она, – но это их выбор». Остальные понемногу поправлялись, хотя чудесных исцелений не было, а шрамы оставались почти у всех. В самом медицинском центре не заболел никто…
Метельский потерял счет времени, вот и теперь слипались глаза. Он добрел до кушетки и свалился, однако и с закрытыми глазами продолжал видеть саркофаг, залитый голубым светом – он стал заметно ярче в последние дни. То ли спал, то ли нет, но внезапно очнулся: у саркофага опять стояла Кэти.
– Сороковой день, Лон, – сказал она, не оборачиваясь. – Всё решится сегодня. Помни, хотя ты мужчина, один раз можешь обратиться к Предвечному свету. Скажешь: «Свете предвечный…», а дальше как подскажет сердце. Больше этого обращения не повторяй никогда. Сегодня не ешь и не пей.
Она ушла. Метельский наскоро
умылся и сел возле саркофага, пульсация была гораздо сильнее.– Хельга. – сказал он. – А вот это ты не помнишь, потому что этого еще не было. Я видел яркий сон, но одновременно знал, что это не сон, а картина из будущего. Я видел опушку леса, деревья очень высокие, а листва почему-то синеватая. Дальше начинался луг, настоящее море цветов. Ты стояла в тени дерева и махала рукой, а к тебе среди цветов бежала девочка, волосы светлые, как у тебя. Мы назвали ее Кэти, в память о Кэти Варламовой, которая так много для нас сделала. Хельга, я люблю тебя.
Наверное он все же очень мало спал, потому что голова неудержимо склонилась на грудь…
Теперь он видел сумрачный город – здания багрового цвета, а улица залита черной водой. По другую сторону улицы опять стоит Хельга, только здесь по колено в воде. Белое лицо, пустой отрешенный взгляд.
– Хельга! – закричал он и ринулся в воду. И тут же отступил, холод пронизал до самого сердца.
– Куда, голубчик? – Три фигуры появились возле Хельги, похожие на карлиц, но с мускулистыми руками. – Тобой мы займемся позже.
Говорившая положила руку на плечо Хельги и та упала на колени в воду.
– Отпустите ее! – потребовал Метельский. – Это моя жена. Я найду какой-нибудь челнок и заберу ее.
– Ого, ты знаешь о проводниках? Но ты опоздал, голубчик, она наша.
– Нет!.. – крикнул Метельский. Спохватился, чуть выждал и громко сказал: – Свете предвечный, обращаюсь с мольбой! Пусть мне вернут жену, Хельгу. Я люблю ее и видел, что у нас будут дети.
– Мужчина. – насмешливо протянула одна из карлиц, – и осмеливается обращаться к… – Она словно подавилась.
Не стало ни черной реки, ни багряного города. Не стало трех карлиц, которые в последний момент вскинули руки к глазам. Жемчужный – яркий, но мягкий свет наполнил весь мир. А следом обратился в море цветов, по которому к Метельскому бежала Хельга.
Они стояли вокруг саркофага, и он был уже не пустым – в нем вырисовывалось туманное, призрачное, но явно женское тело.
– Надо же. – сказал Матвей, – а я перестал верить. Слишком все оказалось непросто.
Кэти вздохнула: – Фифти-фифти, только не хотела говорить раньше. Но ты справился, Лон… Да, Матвей, затемни саркофаг. Не стоит Лону видеть, как у Хельги формируются внутренние органы, еще разлюбит. А говорить с нею продолжай, хотя теперь можно меньше. Ей предстоит большой труд по вживанию в новое тело…
На третий день в кафетерии случился переполох, вбежала женщина, крича: «Третий ангел! Кровь! Включите вид с крыши!»
Холорама над стойкой переключилась на панорамный обзор. За полосой леса плавной дугой изгибалась река – раньше она казалась серебряной, а сейчас отсвечивала красным глянцем. Мрачное небо (оно теперь всегда было мрачным) и кровавая река вызывали гнетущее ощущение.
Госпожа Кэти снова выступила перед обедом: – Вот и третий ангел «вылил чашу свою в реки и источники вод: и появилась кровь»[3]. Наверное изменился химический состав воды, так что она стала напоминать кровь. К счастью, у нас артезианская скважина и возможно до подземных вод эта зараза не скоро дойдет, а вот у кого обычное водоснабжение, не позавидуешь.
Действительно, на следующий день сотрудники, жившие за пределами комплекса, жаловались на горькую воду, которую не могли очистить никакие фильтры. Люди набирали с собой канистры чистой воды. Метельский снова работал в госпитале, хотя старался проводить там меньше времени: число пораженных язвами убавилось, однако стало много страдающих желудочно-кишечными болезными, и в коридорах стоял тошнотворный запах. В ресторане Томико прекратила выдавать саке («так скоро станем алкоголиками») и отпаивала всех чаями.