"Фантастика 2025-104". Компиляция. Книги 1-36
Шрифт:
Когда я добралась до школы, большие настенные часы в холле показывали уже без четверти девять. Я пулей понеслась в учительскую, попутно отвечая автоматически: «Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте» на приветствия учеников, пробегавших мимо. Где-то на тридцатом: «Здравствуйте!» я уже устала и стала просто кивать. Все вокруг выглядело так, как будто бы я попала в массовку съемок фильма про советских школьников: мальчишки и девчонки были одинаково одеты и удивительно походили друг на друга. Малышня бегала по коридору и каталась по паркету, несмотря на окрики учителей и дежурных с повязками. Старшеклассники степенно стояли у подоконников, изображая из себя больших и важных мужчин, старшеклассницы щебетали, собравшись стайками, и игриво стреляли глазами в сторону парней.
Едва я успела войти
— У нас чрезвычайное происшествие, Дарья Ивановна! И, между прочим, в Вашем классе! Вот сейчас как раз сидим, обсуждаем.
Я растерянно остановилась на пороге. Ну ничего себе сюрпризики в первый рабочий день! Ну, это, конечно, для бывшей продавщицы Гали он первый, а выпускница педагогического института Дарья Ивановна тут уже третью неделю работает. Я планировала ближайшую неделю потратить на исследование места дислокации: втереться в доверие к прочим учителям, познакомиться с юными пионерами… А оно вон как вышло! Едва успела катапультироваться в шестидесятые, как сразу попала в гущу событий.
В учительской было полно людей. Рядом с моим столом сидел худенький парень лет двадцати пяти, в очках и костюме, который явно был ему не по размеру. Наверное, взял отцовский, чтобы выглядеть солиднее и казаться взрослее перед учениками. Если не ошибаюсь, это и был Виталий Викентьевич, на которого Катерина Михайловна настоятельно сооветовала мне обратить внимание. Чуть поодаль, распространяя аромат несвежего тела, сидел трудовик, плотоядно уставившийся на мои ноги в туфельках, выглядывавшие из-под плаща. Были и еще человек семь или восемь, которых я не знала.
— Да не то чтобы очень серьезное, Наталья Дмитриевна, — попыталась защитить меня вчерашняя знакомая и по совместительству коллега — Катерина Михайловна, — не ЧП всесоюзного масштаба. Давайте-как не будем на парня все грехи мира сваливать!
Она выглядела так же ухоженно и элегантно, как вчера — с аккуратно уложенными волосами, в идеально отглаженной блузке и юбке почти до пят. Еще и туфли надела на каблучке. Интересно, как у нее получается в них бодро вышагивать, при такой-то комплекции? И во сколько же она встает каждый день, чтобы наводить такой парадный марафет? Я вон в начале восьмого глаза продрала, довольно рано, и то успела только умыться, наскоро причесаться, да позавтракать, благо одежда со вчерашнего вечера не помялась, и гладить ничего не нужно было. Точно так же элегатно всегда выглядела моя знакомая, бывшая балерина, которой сейчас уже шел девятый десяток: на людях — всегда с укладкой и при полном параде. Железная дисциплина у этих людей в крови.
— Очень серьезное, Катерина Михайловна! — хлопнула ладонью по столу Наталья Дмитриевна, высокая и тощая, как жердь. Из досье на нее, предоставленного мне вчера словоохотливой коллегой, я знала следующее: эта женщина работала завучем в школе, была сорока лет от роду, не замужем, детей не имела, родителей — тоже, увлечений, помимо работы, у нее никаких не было, и почти все свое время она проводила в школе. — Хватит благодушествовать! Я давно говорила: пора этого Лютикова в спецшколу для трудновоспитуемых отправить! Вошкается по каким-то стройкам да гаражам. И нечего его выгораживать! Слыханное ли дело — воровство в школе!
Глава 8
— А что же такого он натворил, этот Ваш Лютиков? — спросила я, раздевшись и повесив плащ на спинку стула. — Убил кого, зарезал, изнасиловал? Подготовил покушение на Хрущева?
Лица коллег внезапно побледнели. Катерина Михайловна ойкнула и уронила себе на колени чашку с недопитым кофе, точь-в-точь как я, когда увидела милого старичка Андрея Петровича, присев перекусить на лавочку в Екатерининском садике рядом с Гостиным двором. Наталья Дмитриевна, явно не ожидавшая такое услышать от молоденькой учительницы, работающей в школе без году неделя, не могла вымолвить ни слова, только открывала и закрывала рот, периодически опасливо кидая взгляд на дверь. Лицо ее стало малинового цвета, почти как платочек на полной шее Катерины Михайловны. Трудовик Климент Кузьмич перестал жевать пончик и очумело уставился на мое лицо, оторвав наконец взгляд от моих симпатичных ножек. Даже высокомерный и презрительный красавчик-физрук Мэл Макарович, чем-то смахивающий на актера Мэтью Макконахи, перестал крутить мяч на пальце и соизволил поднять на меня взгляд. Белый, как мел, пугливый и немного похожий на стрекозу
из-за больших очков историк Виталий Викентьевич вздрогнул и чуть не рухнул со стула на пол.Катерина Михайловна, наспех вытерев пятно на юбке и незаметно подойдя ко мне, дернула меня сзади за пояс плаща и прошипела: «Замолчите, Дарья Ивановна, Вы в своем уме?». Сообразив, что происходит, и где я нахожусь, я оробела и захлопнула рот. Да уж, кажется, меня понесло куда-то не туда. Переборщила Дарья Ивановна со своей уверенностью. Шутки про власть — это вам не шутки, как бы смешно это ни звучало. Это сейчас в «интернетиках» можно шутить в таком ключе, да и то — лучше в меру, осторожно, обтекаемо и желательно с «левого» аккаунта. А в то время, кажется, это было чревато серьезными последствиями… Можно было и отъехать в места не столь отдаленные. Нет, конечно, все знали, что Хрущев — это «Кукурузвельт», многие были не согласны с его политикой, но вряд ли говорили об этом публично. Может быть, я и преувеличиваю опасность, но шутка моя явно была неуместной, судя по моментально вытянувшимся лицам коллег.
«Держи-ка язык за зубами, Галюсик, а то, не ровен час, получишь опыт общения с конторой глубокого бурения», — твердо сказала я себе и попыталась придать лицу извиняющееся выражение и сделать вид, что ничего не произошло.
— Не наш, а Ваш, смею напомнить. Сергей Лютиков учится в классе, руководство которым поручено Вам. А посему напрасно Вы ерничаете, Дарья Ивановна, — потихоньку придя в себя, продолжила меня отчитывать Наталья Дмитриевна железным и совершенно безэмоциональным тоном. — Она, как и я, тоже предпочла от греха подальше сделать вид, что все в порядке, и ничего «такого» не произошло. — Вы у нас человек новый, многого не знаете и не понимаете. Вот Лютиков Ваш, он…
Дальше последовала гневная тирада педагогини, обвинявшей незнакомого мне пока Лютикова во всех грехах мира. Дескать, и курит он, и с дурной компанией водится… А теперь еще и украл что-то! И это в шестнадцать-то лет! Не удивлюсь, если она сейчас скажет, что этот Лютиков устроил революцию в 1917 году, развязал и Первую, и Вторую мировые войны, а еще активно препятствует заселению полей кукурузой и строительству коммунизма. Ну и Советский Союз развалил, конечно, хулиган Лютиков, кто же еще? Сам организовал августовский путч… Стоп, какое «развалил»? До развала еще почти добрых (и не очень) тридцать лет. Пока все замечательно. Мы — первые, мы — лучшие, мы — впереди планеты всей, несмотря на то, встаем в 4 утра, чтобы занять очередь и получить свои две законные булки в одни руки. Когда СССР рухнет, строгому завучу будет уже почти семьдесят. Не буду разрушать идеалы Натальи Дмитриевны, пусть все увидит воочию и насладится событиями.
Стараясь не показывать своих эмоций, я сняла плащ и опустилась на стул, делая вид, что тоже очень озабочена отвратительным поведением хулигана Лютикова. По правде говоря, мне стало его даже немного жаль. Надо бы вмешаться, а то, чего доброго, отправят паренька в детскую колонию. Не знаю пока, что и у кого он украл, но кажется, он — вовсе не такой гад, каким его хотят выставить. Я тоже вот в детстве как-то стырила шоколадку в магазине — очень уж хотелось сладкого. Не очень, конечно, хороший поступок. Но это же не сделало меня ужасным человеком! Оступилась, сделала выводы и пошла дальше.
Несмотря на то, что вещающую тоном строгого прокурора Наталью Дмитриевну я видела впервые, и имела о ней представление только со слов своей новой знакомой Катерины Михайловны, я, кажется, уже поняла, что это за человек, и мысленно пожалела всех учителей, вынужденных работать вместе с таким руководством.
Вчера по дороге к метро Катерина Михайловна в красках мне рассказала о характере, образе жизни и некоторых странных привычках многих моих коллег. Так, например, я узнала, что трудовик Климент Кузьмич, помимо чрезмерного увлечения женским полом, страдает гипертонией, у историка — деревянная нога (потерял на войне), а странноватый учитель биологии, постоянно бормочущий что-то себе под нос, каждый месяц с зарплаты откладывает десять рублей, чтобы в будущем — через тридцать лет — полететь на Марс в один конец. Что ж, я могу его понять. Если каждый мой рабочий день в школе будет начинаться похожим образом, я, чего доброго, тоже изыщу возможность свалить куда подальше. Хотя кто бы говорил… Мне, чтобы распрощаться с ненавистной работой и начать наконец хоть как-то себя уважать, потребовалось целых три десятилетия и полгода работы с хорошим психологом.