"Фантастика 2025-70". Компиляция. Книги 1-31
Шрифт:
Один из магов обрадованно потряс кулаком и выбежал в коридор. Остальные же окружили девочку со всех сторон и принялись тщательно её осматривать.
— Где её мать? — нарушил обсуждение Вульн.
— В соседней палате, господин, — почтительно ответил лекарь.
— Отнесите девочку к ней, ребёнку необходимо материнское молоко.
Лекарь закивал и, бережно взяв дитя на руки, удалился.
— Господин Вульн, вы даже не представляете, как мы вам благодарны, — сказал я и, охваченный радостью, приобнял его. — Вы совершили великое дело.
— Сегодня мы спасли невинную жизнь, господин Эйдан, —
Глава 14
Сарзон распахнул потрёпанный мешок, утрамбовал на дно форму оикхелдского пехотинца и прикрыл её дырявой рубахой, пропитавшейся дорожной пылью. Затянув горловину двойным узлом, он закинул ношу на плечо и устремил взгляд к городским стенам. Рассветное солнце едва коснулось крыш, а по тракту уже тянулась вереница люда — торговцы и работный народ, готовый гнуть спину за горсть медяков. Сарзон держал путь к южным воротам — память подсказывала, что здешняя стража всегда относилась к проверкам спустя рукава. Война могла изменить порядки, но рисковать, выбирая новый маршрут, он не стал.
Если верить вотрийцам, Сарзон был единственным лазутчиком в Оикхелде, сумевшим подобраться так близко к столице. Янтарный цвет глаз выдал бы любого другого шпиона, поэтому на его плечи ложилась огромная ответственность. Во время пути в Гилим он уже успел оценить перемещения войск, но этого было недостаточно.
Сарзон влился в людской поток, медленно струящийся к воротам. Привычный ритм движения изменился — толпа замедлялась, спотыкалась, будто река перед плотиной. Похоже, его опасения насчёт усиленной проверки подтвердились. Когда подошла его очередь, стражник скользнул по нему равнодушным взглядом и тут же переключился на торговца с телегой, требуя показать товар. Сарзон беспрепятственно шагнул под арку ворот.
— Овёс, видно же! — послышалось позади. — Вот, глядите! Последнее на продажу везу!
Он направился прямиком к «Жадному конюху» — месту, где собирались бедняки и всякий сброд. Кабак не запирал двери ни днём, ни ночью, ведь желающих накидаться дешёвым пойлом за гроши всегда хватало. Да и перекусить там можно, если желудок был крепок. Путь лежал через лабиринт кривых улочек, где громоздились покосившиеся лачуги, а в канавах гнили объедки и тряпьё.
Добравшись до кабака, он толкнул рассохшуюся дверь и окунулся в знакомую вонь прокисшего пива и немытых тел. За стойкой маячила долговязая фигура Хольдара — внука Бренрика, хозяина заведения. Бренрик обычно заступал на смену вечером и работал до утра, а днём отсыпался, вот Хольдар его и подменял. В зале было непривычно тихо — лишь несколько завсегдатаев сгорбились над кружками в дальних углах.
Сарзон подошёл к стойке и поздоровался:
— Привет.
Хольдар вгляделся в его лицо и, сведя брови, спросил:
— Сарзыч, ты, что ли?
— Я, как видишь, — улыбнулся Сарзон, усевшись на табуретку и бросив мешок рядом.
— Мать честная! Ты когда успел так вымахать?
— Да кто его знает… Есть чего пожрать?
— Найдётся, — кивнул Хольдар и, достав тарелку, зачерпнул из кастрюли каши. — С тебя полушка.
Сарзон положил на стол целый медяк:
— Налей-ка мне ещё чего-нибудь.
Хольдар наполнил кружку пивом и, поставив на стол, спросил:
—
Ты где пропадал?— Работал то там, то сям… — ответил Сарзон, промочив горло. — Сам понимаешь, жить на что-то нужно.
— Понимаю, приятель.
— У тебя-то как дела?
— Да неплохо, — сказал Хольдар и усмехнулся: — Дед только с каждым днём ворчит всё больше и больше.
— Старик у тебя не меняется, — произнёс Сарзон и поинтересовался: — Слушай, а Эльва всё так же на кухне во дворце пашет?
— Вроде там же, — пожал плечами Хольдар. — А чего? Захотелось королевской похлёбки отведать? Денежка завелась?
— Да любопытно просто… Кстати, слышал, солдатни тут многовато стало.
— Ну так война ж! Они то туда, то судя метаются, а пока в городе, напиваются вусмерть. Надоело, если по чесноку.
— Буянят?
— Да каждый день, — ответил Хольдар. — Во времена, а? Раньше в армию все рвались — мест не было, а сейчас насильно из деревень гребут.
— Времена… — согласно закивал Сарзон. — Сюда часто заглядывают?
— Слава Рондару, не часто. Они там в своих дырах ошиваются.
— Это где?
— Да в том же «Ржавом мече» их полно или в «Хромом Петухе».
— А в «Большом котле»?
— И там тоже, — сказал Хольдар. — Да где их только нет.
Дверные петли взвизгнули, впуская новых посетителей. Их громкие голоса и раскатистый смех разорвали сонную тишину, царившую до этого момента. Один из голосов показался Сарзону смутно знакомым — кажется, это был Скальм. Вошедшие уверенно направились к столику неподалёку и с грохотом уселись на стулья. Судя по разговору, их было трое. Самый шумный из них, обладатель зычного баса, тут же гаркнул:
— Холь, плесни-ка нам браги и тащи мяса пожирнее!
— Мать! — крикнул Хольдар, не поворачивая головы. — Мясо ещё осталось?
— Осталось, осталось, — донеслось с кухни. — Не Бьяртур ли спрашивает?
— Он самый, дорогуша! — громко засмеялся мужик.
Из кухни выплыла тощая как жердь женщина с серым от усталости лицом. Она прищурилась, глядя через плечо Сарзона, и её губы превратились в жёсткую линию. Уперев костлявые руки в бока, она процедила с интонацией, не терпящей возражений:
— Сначала монеты на стол. Тринадцать медяков выкладывай.
— Куда-то тринадцать-то? — цокнул языком Скальм.
— А ты не суйся, — огрызнулась Фрёна, пройдя к их столу. — Он и сам знает.
— Да ты глянь, какая боевая! — хохотнул Бьяртур, но кошель, судя по звону, всё же вытащил. — На, держи. И смотри, чтоб мясо не пережарила.
— Не учи ворону каркать, — фыркнула она, сгребая монеты.
Хольдар достал три кружки, наполнил их брагой и махнул рукой:
— Забирай.
— Хоть посидим по-человечески, — произнёс Скальм, поднимаясь со стула.
Сарзону почудилось, что Скальм, забирая кружки, задержал на нем пристальный взгляд, словно пытаясь разглядеть в его чертах нечто знакомое. И, судя по всему, это не было игрой воображения, ведь спустя мгновение тот вернулся и произнёс простецким тоном:
— Шкет, никак ты?
— Привет, Скальм.
— А чего зенки прячешь? Аль язык проглотил?
— Не хотел тебе мешать.
— Тьфу ты! — обернувшись, бросил он. — Вконец обнаглела нынче молодёжь. Нас, старых волков, и за людей не считают.