"Фантастика 2025-78". Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Скорее из леса… домой… под замок…
Сзади раздался хруст снега – лёгкий, стремительный – и тишина…
Хэнк обернулся – за спиной никого. Сердце гулко забилось, кишки заполнила противная слабость. Задыхаясь от страха, парень ускорил шаг.
Хруст снега – короткий, отчётливый – стал куда ближе.
Хэнк вскрикнул от неожиданности, страх накрыл его с головой. Мысли забила жуткая паника.
И вдруг небо над ним перекрыла звероподобная тень. Монстр с пылающими глазами перемахнул через Хэнка и, приземлившись, отрезал дорогу к дому. В парня ударила волна взметённого снега.
Он шарахнулся в сторону и с воплем
Мелькнула странная мысль – так свисали с деревьев собаки.
В груди разрослась тугая, нестерпимо-огненная ломота. Хэнк опустил голову и недоумённо хлопнул глазами. Из него выходила окровавленная когтистая лапа. Резким движением она скрылась в груди и покинула его тело. Парень мешком свалился в сугроб. Лицо залепила снежная каша. Но холода Хэнк уже не почувствовал.
***
Ланс поднял сосновую слезу и спрятал в карман. Стоя на коленях перед остывающим телом Хэнка, он покаянно опустил голову и невидяще уставился на свои окровавленные руки.
– Прости Хэнк. Этого не должно был случиться.
Волосы шевельнуло слабое дуновение. Наринга молча посмотрела на подавленного парня и бесшумно отступила во тьму. С тихим шорохом около него упал старый плащ.
– Атсхал – свидетель, я этого не хотел… но я виновен.
Завернув останки приятеля, Ланс направился к распадку. У края леса он выдолбил в мёрзлой земле неглубокую яму и уложил свёрток с телом. Наринга наложила магический символ, чтобы не добрались падальщики. Здесь Хэнка найдут односельчане и похоронят по людскому обычаю.
Простившись с другом, Ланс бросил тоскливый взгляд в сторону тусклых огней и направился во тьму ночного леса. На холодный снег легла цепочка следов. Очертания босых ступней постепенно менялись, превращаясь в крупные звериные отпечатки. Поспешая за таинственным обитателем гор, мелкая позёмка услужливо их заметала.
Он вернулся на горную вершину и, оборотившись зверем, сел на краю обрыва у входа в логово. Внизу – чёрно-синий заснеженный лес. Наверху – холодное небо. И лица ушедших. Далёких и близких, скользящих туманными морозными дымками.
В глубине звериного сердца родилась скорбная песня. Толкнувшись в груди болезненным комом, из глотки вырвался полный тоски и одиночества вой. В глазах потухли жёлтые месяцы. Поникла могучая голова, ссутулились мускулистые плечи. Низкий вой перешёл в тихий рокот, словно перекат камней на порогах Студёной… и вскоре заглох.
***
Наринга сидела у полыхающего костра, на поляне у подножия древних Атсхал. В вышине шумел ветер. Падал вниз, носился средь горных ущелий. Под его порывами яркие языки пламени ломано метались над красно-чёрными углями, отгоняя густеющий сумрак от снежной поляны.
Пророчица молча встретила Ланса и внимательно присмотрелась к лицу, полному скорби. Он добрёл до костра, сел напротив старухи прямо на снег и уставился на огонь безжизненным взглядом. Ветер слабо шевельнул жёсткие тёмные волосы.
– К какому миру я теперь принадлежу? – произнёс он отстранённо.
– К миру хранителей.
– Что это за мир, где гибнут невинные?
Наринга
с усталым вздохом расправила на коленях плащ.– Этот мир суров и опасен, – проскрипела она и взяла со снега оголённую с одной стороны ветку сосны. – Но таким его создали боги. Значит, богам это нужно.
Она поворошила огонь, в ночь вспорхнули яркие искры. Ланс подтянул колени к груди и поправил полы длинной косматой шубы.
– С другой стороны и видится по-другому, – вновь заговорила Наринга. – На плечах Атсхала груз слишком тяжкий. Хранитель отвечает перед богами. А боги лишены человеческих чувств. В высших сферах правят иные законы. Никогда не позволяй слабости одолеть твоё сердце, Ланс. Если ты отступишь, древнее зло восстанет. Чёрные тени были изгнаны в ад, но отыскали лазейку наверх, коварно проникнув в слабые души. Люди, не осознавая, становятся сосудами зла. Но, даже осознав, не всегда спешат с ним расстаться.
Ланс безучастно посмотрел на волков, устроивших в полях гонку с вьюжными бурунами, и повернулся к Наринге. Золотистые месяцы его глаз встретились с призрачной зеленью глаз старухи.
– Зло погубит их всех, – ответил он отстранённо. – И нет разницы – творить зло или позволить злу совершиться. Всё одно. Не так дак иначе, оно погубит их всех.
Наринга качнулась и устремила взгляд в тёмную даль поверх плеча Ланса.
– Мир стихий терпелив. Он всегда оставляет шанс. Но, когда что-то менять становится слишком поздно, лавиной сметает всех – и правых, и виноватых. Нужно ли ждать, когда это случится?
Она отломила сосновую веточку и бросила в огонь. Длинные иголки скрутились и почернели.
– Атсхалы охраняют мир от всеобщей беды, удерживая в своих цепях адских созданий. Великий ужас скрывают глубокие подземелья. Он рвётся наверх, чтобы ввергнуть землю в пучину багрового хаоса. Из преисподней рвутся тёмные силы. Мрак поднимается из глубин.
– Я это вижу, – подтвердил Мордок. – И слышу, как натужно скрипят старые цепи под напором взбешённых тварей. Слышу их визг и дикие вопли. Они чуют, прежний хранитель уходит.
Пророчица повернула лицо и прямо посмотрела на Ланса.
– Ты знаешь, чего он ждёт от тебя?
– Знаю. И не отрекаюсь. – Набрав полную грудь морозного воздуха, он выдохнул и раздражённо повёл плечами. – Я хотел бы покончить со всем этим разом. Но… не могу.
– Не опускай рук, охотник. Зло ещё не раз ускользнёт от тебя.
Глядя в снег, Ланс покусал губу. На лице зрела решимость.
– Я не отрекаюсь, – повторил он, – и для себя давно всё решил.
Немного посидев, он прочесал пальцами тронутые ветром волосы и поднялся. Расправив плечи, глянул на горный пик, чёрным клыком пронзающий низкое зимнее небо, и впервые сказал:
– Я принимаю священный закон и служение великому духу. Теперь я готов. Да свершится воля Атсхала.
Глава 45
Голоса на дворе постепенно смолкали. Работники обходили территорию, запирали сараи и расходились по хатам.
Слушая, как гудит в очаге огонь, Старх снова приложился к бутылке. Неаккуратно хлебнул, изрядно плеснув на бороду и, не чувствуя больше вкуса чёрного рома, недовольно фыркнул.
– Вода.
Отплевавшись, он поставил бутылку рядом с ножкой кресла. Согнулся и, обхватив голову, застонал. В мозгах тошнотворно ворочалась муть.