"Фантастика 2025-95". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
Ожидал каких-то надписей, оповещений о закрытии квеста — но ничего так и не появилось. Видимо, всё, что мог, я уже получил у последней из вершин треугольника Инта, и отсыпать больше Система посчитала излишним.
Сейчас всё было без этих оповещений, как-то проще, естественнее… И страшнее.
Просто, прямо передо мной зажглись красным глаза. Рядом с ними ещё, и ещё… А в голове гулко прозвучало жутковато-потустороннее: «Ждём приказаний, повелитель!»
Глава 10
Проклятое колесо опять отвалилось. Повозку перекосило и она со всего маха врезалась передним «разутым» углом в землю, так, что Голин
— Да чтоб вам всем шахту завалило, затопило, и говном залило! — ни к кому конкретно не обращаясь, прокричал старый гном. И тут же добавил: — Эй! Стой! Стоять, окаянные!
Последнее относилось к бестолковым големам, которые, не заметив ничего, продолжили тянуть трёхколёсную повозку вперёд, заставляя деревянное днище скрести по земле, оставляя позади глубокую борозду.
Когда тупые консервные банки остановились, Голин тяжело вздохнул в бороду и сполз вниз. Прихрамывая на одну ногу, отошёл на пару шагов в сторону, где встал, подбоченясь, и окинул взглядом открывшуюся печальную картину.
Массивный арбалет, установленный на вертлюге, соскочил с упоров и смотрел теперь наискосок вбок. Одна из плохо закреплённых вязанок со снарядами, металлическими оперёнными копьями, прокатилась от одного борта к другому и опрокинула на дорогу кучу всевозможного барахла, найденного и любовно собранного во встреченных по пути разграбленных деревнях.
Гном вздохнул ещё раз и заковылял назад, к месту, где случилась авария. Кряхтя нагнулся, подобрал укатившееся в сторону колесо, и, держась за спину, выпрямился.
— Да чтоб… Чтоб у вас всех бороды в заду выросли, как у меня на лице! — из уст Голина это было действительно очень страшное проклятье. Его главное гномье достоинство — борода — была поистине шикарна и достойна того, чтобы её увековечили в каком-нибудь солидном музее. Ярко-рыжая с вкраплениями лёгкой седины, широкая, пышная, с вплетёнными разноцветными ленточками и металлическими цепочками, она выглядела настоящим произведением искусства, спускалась ниже пояса и наверняка весила не один килограмм.
И так скверно ругаться у Глоина были все основания. Полноценный ремонт в полевых условиях не сделать, а попасть в нормальную мастерскую до конца похода точно не светит, что значит — как ни приделывай, проклятое колесо будет отваливаться раз за разом, до тех самых пор, пока не сведёт его, Голина, в могилу.
И это не считая рассыпавшихся прямо по дороге вещей, которые надо собирать и снова упаковывать. Трофеи, конечно, не самые лучшие, в основном бабское и детское шмотьё — то, чем побрезговали идущие впереди пехотинцы. Когда повозки с тяжёлым вооружением въезжали в очередную деревню, как правило, всё самое ценное там уже было давным-давно разграблено, и приходилось довольствоваться жалкими остатками. Но домовитый гном всё равно старательно собирал всё, что имело хоть малейшую ценность, рассчитывая продать потом на рынке и выручить лишнюю сотню-другую монет.
— Эй, чего встал, толстобокий!
Противный голос гремлина из расчёта едущей следом пушки заставил гнома скривиться и сплюнуть. Уж чего-чего, а оправдываться перед этими выродками он не собирался.
— Надо, вот и встал! Не твоё собачье дело, зелёный коротышка!
— Ещё какое моё, хам! Мне не проехать из-за тебя! Давай, дорогу освобождай! Раз не можешь сделать так, чтобы твоя телега не ломалась! Мастер нашёлся, тоже! Колесо нормально приладить не может!
У гремлинов были все основания сквернословить — повозка сломалась в очень неудобном месте. С одной стороны от дороги начиналось болото, а с другой подступал густой лес, и объехать сломавшегося Голина было проблематично. Тот понимал это, однако признать свою неправоту перед какими-то жалкими выродками для гнома было смерти подобно.
Он разгневанно встопорщил бороду, готовясь дать отпор со всей своей гномьей основательностью, но его внезапно прервали. Холодное: «Что здесь происходит?», донёсшееся со спины, и волна противоестественного страха заставили проглотить все уже готовые сорваться с языка слова…
Голин резко обернулся. С высокой спины нетерпеливо переступающего с ноги на ногу кошмара на него смотрел проклятый демон, пылая сквозь прорезь шлема своими жуткими потусторонними глазами. Ходили слухи, что в жилах выродка течёт кровь не только порождений Инферно, но и подгорного народа, однако с точки зрения Голина это не делало его симпатичнее. Уж скорее, наоборот…
Ведь хорошо, если это какой-то славный сородич возлёг с суккубой — так-то, даже думать об этом приличному гному не пристало, но, следует признать — подобное вполне может иметь место. Краснокожие красотки, любительницы щеголять обнажёнными персями и выставлять неприлично лишённый волос срам напоказ, не раз притягивали жадный взор и самого Голина, рождая в голове непристойные фантазии. И как он ни старался гнать от себя прочь все мысли о прелюбодеянии с представительницами похотливого краснокожего племени, но нет-нет, да и представлял их разложенными на своём каменном ложе.
Такой сценарий был неприличным, неправильным, но всё-таки его можно было с некоторой натяжкой принять. Но был и другой, совершенно ужасный. Ведь что, если рогатые твари взяли бедную гному силой? В то, что женщина его племени может по своей воле захотеть возлечь с инородцем, тем более из демонюк, Голин верить не хотел. Это было совершенно невозможно. Только насилие! А если оно и правда имело место быть… Тогда на лицо действительно ужасное осквернение памяти предков и всех устоев, повод для ненависти и убийства прямо здесь и сейчас.
К сожалению, рогатый был здесь главным, имел право спрашивать, и убивать его было нельзя. Поэтому Голину пришлось оставить все мысли при себе — и отвечать как полагается, как бы ни хотелось послать такого командира подальше.
— Да ничего такого не происходит. Вот, колесо, — после неприлично затянувшегося молчания, нехотя выдавил из себя гном, подняв вверх колесо и показывая его всем — будто это всё объясняло.
— Ничего такого?! У меня колонна встала из-за какой-то раздолбаной, заваленной хламом телеги! Какого ты вообще на этой развалюхе с нами попёрся, старый пердун и барахольщик?!
Голин аж дар речи потерял — ещё никто его, почтенного гнома в летах. так не называл. Кулаки сжались сами собой, а рукоять боевого топора так и просилась в руку. Но — нет. Будь моложе, он бы не сдержался, вспылил. Но прожитые годы научили осторожности. И потому, взяв опять неприлично долгую паузу, Голин ответил внешне совершенно спокойно:
— Я слал отчёт, что повозка не исправна и требует ремонта. Его проигнорировали.
— Да мне плевать, что ты там кому слал, гном!..