"Фантастика 2025-96". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
Она двигалась не торопясь, но без промедления. Её прикосновения были медленными, но в них не было ни единого колебания: каждое движение было естественным, плавным, как течение воды, которая не знает преград. Когда её одежда мягко соскользнула вниз, открывая тепло её тела, он почувствовал, как его собственные руки сами находят её, находят каждую линию, каждую форму, словно запоминая их, даже если ему казалось, что он уже знал их всегда.
Он вошёл в неё, и в этот момент реальность дрогнула, растворилась, будто всё вокруг утратило форму, уступая место ощущениям, которые заполнили сознание. Её тело напряглось, задержав на миг движение, а затем обрушилось на него
Лера вцепилась в него ногтями – её дыхание стало глубоким, влажным, наполненным чем—то, что выходило за пределы слов, за пределы физического. В какой—то момент звук перестал существовать, остались только их движения, только биение сердец, только симфония, сплетающаяся из их стонов, только вихрь, в который он погружался всё глубже, всё безвозвратнее.
Когда они достигли кульминации, когда последний стон сорвался с её губ, Дмитрий понял, что чувствует не наслаждение, не удовлетворение, а что—то совершенно иное. Пустоту. Эта пустота охватила его, заполнила изнутри, но он не мог остановиться, не мог вырваться из этого ощущения, не мог вырваться из неё. Он вошёл в неё, но одновременно с этим почувствовал, что исчезает, что растворяется, что становится частью чего—то, что не поддаётся объяснению.
Последний звук, который он услышал, был не её голосом, не её дыханием, а чем—то, что не принадлежало этому миру. И в этот момент он понял, что попал в ловушку.
В какой—то момент реальность дрогнула, будто натянутая нить, которая неожиданно лопнула, выпуская наружу нечто, что не должно было быть явленным. Дмитрий почувствовал, как воздух вокруг стал гуще, приобрёл плотность, тяжесть, будто заволакивая всё пространство невидимой пеленой, лишающей дыхания.
Лера прижалась к нему, но её тело стало другим. В начале это ощущалось как лёгкий диссонанс – незначительное изменение, которое он списал на воображение, но затем его руки коснулись её кожи, и вместо привычного жара он ощутил ледяную гладкость, как будто касался мрамора, не принадлежащего живому существу.
Она подняла голову, и он заметил, как расширились её глаза. Зрачки расползлись, исчезли, и в глазах не осталось ничего, кроме чёрной бездонной пустоты, в которой не было ни отблесков света, ни отражений, ни даже самой сути человеческого взгляда. Это была тьма, которая не просто скрывала что—то внутри себя, но будто заглатывала саму реальность.
Вокруг них начало мерцать неестественное свечение. Оно не шло ни от одной видимой точки, а словно возникало повсюду сразу, распространяясь по стенам и полу, изгибая линии пространства, превращая его в нечто подвижное, бесформенное, ломающее привычное восприятие.
Дмитрий попытался отстраниться, но не смог. Всё его тело застыло в парализующем оцепенении, мышцы отказывались повиноваться, дыхание сбилось, сердце бешено колотилось в груди, но он не мог сделать даже малейшего движения. Он пытался кричать, но горло сжалось, и ни единого звука не сорвалось с губ.
Темп их движений изменился, стал прерывистым, дёрганым, как будто подчиняясь ритму, который задавало нечто извне, не зависящее от них обоих. В этот момент Дмитрий понял, что это уже не его воля управляет процессом, что он не контролирует больше ничего.
Она смотрела прямо на него, и в этих глазах больше не было ничего человеческого.
Её руки сжались на его плечах, ногти вонзились в кожу, но вместо
боли он почувствовал что—то другое – холодное, безжизненное вторжение, словно сквозь эти касания в него проникало нечто чуждое, не имеющее формы, но обладающее неоспоримой властью.Он хотел выбраться, оттолкнуть её, закрыть глаза, но не мог.
Её губы прижались к его уху, и он не услышал слов, но почувствовал, как что—то разрывает реальность изнутри, будто ткань пространства рвётся, открывая безграничную, зияющую пропасть.
Когда его тело содрогнулось в последнем порыве экстаза, всё вокруг перевернулось. Мир разломился, пол ушёл у него из—под ног, а сам он провалился во тьму.
Всё исчезло. Реальность, комната, стены, даже сам воздух – всё разом растворилось, словно его существование оборвалось в одну—единственную точку. Он не чувствовал тела, не ощущал поверхности под ногами, лишь мгновенный, пробирающий до самых глубин разрыв между тем, что было, и тем, что осталось.
Раздался грохот, но он не был звуком в привычном смысле. Это было ощущение разрыва пространства, словно кто—то сорвал ткань реальности, оставив после себя зияющий, бесконечный разлом. Следом вспышка, ослепительно—белая, но в ней не было света, только ярость чистого небытия, и затем тишина. Не отсутствие звуков, а абсолютная, удушающая, поглощающая пустота, в которой не существовало даже времени.
Его тело стремительно полетело в бездну, не встречая сопротивления, словно пространство разверзлось под ним, утягивая в себя с неотвратимой силой.
Чувство падения не было обычным. Гравитация вела себя неправильно – не тянула, а будто втягивала его внутрь самой себя, раскручивая, разрывая на части, переворачивая восприятие, заставляя забыть, что значит иметь вес, направление, центр сознания.
Неожиданно пространство вокруг сжалось, и мгновенно последовал мощный удар, который пронзил его тело, отдавшись в сознании гулким, невыносимо резким толчком.
Дмитрий тяжело рухнул на твёрдую, промёрзшую поверхность, напоминающую камень, но одновременно неестественно гладкую и холодную, будто впитавшую в себя древний, неподвижный мрак. Его тело содрогнулось от столкновения с этим чуждым миром, а в лёгкие ворвался воздух, который не был воздухом в привычном смысле.
Он ощущался густым, плотным, насыщенным чем—то вязким, словно существующим не только для дыхания, но и для проникновения в сами клетки его существа, оставляя в них что—то чуждое, не принадлежащее прежнему миру.
Дмитрий сделал судорожный вдох, но этот воздух не давался легко – он не просто наполнял лёгкие, а словно переписывал саму ткань его внутреннего устройства, принуждая тело адаптироваться к иному существованию, к чему—то, что не должно было касаться человеческой природы. Казалось, каждая молекула впитывалась в него, вытесняя привычное и оставляя только неведомое, гнетущее ощущение неестественного изменения.
С трудом преодолев оцепенение, он заставил себя поднять голову, и в этот момент осознал, что привычные законы мира здесь больше не действуют.
Вокруг расстилалась огромная, тёмная пустота, но её нельзя было назвать безликой. Это пространство жило, дышало, тянулось вверх массивными контурами зданий, похожих на гниющие останки древних башен, спаянных неведомой силой. Их фасады не отражали свет, а будто впитывали его, превращая в ещё более густую тьму, пронзённую лишь тусклыми, мерцающими цепями синих фонарей. Они висели в воздухе, будто связанные между собой сетью невидимых связей, расплывались, колыхались, и это движение было противоестественным, неподвластным привычным законам.