Фасолевый лес

– А это еще откуда? – тихо спросила я. – Мы и так справимся.

– Возьми и не рыпайся, девчонка, – пробурчала Мэтти, пожимая мне руку, в которой лежали деньги. – Это – не для тебя, а для них. Бедность – опасный способ начать новую жизнь.

– Ты не ответила на мой вопрос, Мэтти.

– Это – от людей, Тэйлор, и давай больше об этом не будем. Есть герои, которые рискуют, а есть те, кто делает то, на что способен, хотя и остается в тени.

– Мэтти, только не надо опять про тюрьму и героев.

– А я ничего и не сказала про тюрьму.

– Хватит об этом, хорошо? Эстеван и Эсперанса – мои друзья. Да если бы и не были, я не вижу причин им не помочь. Если на человека несется грузовик, я оттолкну его с дороги. Любой человек так поступит. Грустно было бы жить в мире, где на это способны только герои.

Мэтти посмотрела на меня так, как, наверное, посмотрела бы мама.

– Перестань, – попросила я ее. – А то разревусь.

Я включила двигатель, и он завелся с восхитительным урчанием, словно молодая львица, пробудившаяся ото сна.

– Как все-таки хороша жизнь, – проговорила я, – когда машины заводятся сами!

– Запомни: я тебя нанимала, чтобы регулировать колеса, и только для этого, – сказала Мэтти.

– Я знаю.

– Не забывай.

– Не забуду.

Она потянулась и приобняла меня, и я в самом деле заплакала. Потом, поцеловав свою ладонь, Мэтти дотронулась ею до щек Эстевана, Эсперансы и Черепашки.

– Ну, с Богом, – сказала она. – Берегите себя.

– Осторожнее там, – добавила Лу Энн.

Мэтти и Лу Энн с остальными стояли в лучах утреннего солнца, держа детей на руках, и махали нам на прощанье. Могло бы получиться обычное семейное фото, если бы не стопки автомобильных шин, стоящие фоном. Эсперанса и Черепашка махали им в ответ, пока те не исчезли из виду. Я усиленно моргала, чтобы смахнуть остатки слез и видеть дорогу.

По совету Мэтти мы поехали по одной из боковых улиц и выбрались на шоссе уже за городской чертой.

За городом мы проехали мимо сбитого черного дрозда, который лежал, расплющенный, на разделительной полосе. Порывы ветра от несущихся легковушек и грузовиков то и дело трепали застывшее крыло, и оно жалобно вскидывалось, будто дрозд просил подвезти его куда-то. Инстинктивно мне хотелось нажать на тормоз, но, само собой, не было никакого смысла останавливаться ради мертвой птицы.

14. Святые покровители

Миграционная служба тормознула нас где-то за сотню миль до границы со штатом Нью-Мексико. Мэтти предупреждала, что такое может случиться, и мы со всей тщательностью приготовились. Эстеван и Эсперанса оделись так, чтобы выглядеть максимально по-американски и одновременно не перегнуть палку: на нем были почти новые джинсы и рубашка с аллигатором, принесенные из какой-то церкви на восточной стороне города, прихожане которой жертвовали вещи классом куда выше, чем ассортимент магазина «Для тебя они новые»; Эсперанса надела фиолетовые кюлоты, желтую футболку и солнцезащитные очки в розовой оправе. Она распустила свои длинные волосы, и на большой скорости они обвивали ее плечи и струились из открытого окна, словно символ свободы, которой их хозяйка в своей жизни почти не знала. Эсперанса сидела с Черепашкой на заднем сиденье. Пару раз я спрашивала ее, не дует ли ей из окна, и оба раза она отрицательно мотала головой.

Пограничники тормозили на границе штата каждую машину, идущую по шоссе на восток. Движение перед пропускным пунктом застопорилось, и у нас было время, чтобы хорошенько разнервничаться. Проверка не имела целью кого-нибудь обязательно поймать, это была рутинная процедура, но нам чудилось, что это все из-за нас. Меня буквально колотило. Я, как сказала бы мама, грохотала зубами.

– Там, впереди, есть отличное местечко, Техасский каньон, – сказала я. – Мы его обязательно посмотрим. Там такие пухлые камни, похожие на бегемотов. Нам с Черепашкой очень понравилось.

Я болтала, вполне ясно осознавая, что никто из нас, вполне возможно, не увидит Техасского каньона. А Эстеван и Эсперанса так и вообще могут не увидеть своего следующего дня рождения.

Когда подошла наша очередь, я гордо вскинула голову – за рулем «линкольна» сидят, как правило, люди состоятельные, – и, рывком включив первую скорость, подвела машину к будке из рифленого металла. Молодой офицер, пахнущий лосьоном после бритья, сунул голову в машину.

– Граждане США? – спросил он.

Я кивнула и протянула ему свои права.

– Это мой брат Стив и его жена.

Офицер вежливо кивнул.

– Ребенок ваш или их?

Я посмотрела на Эстевана, что было глупо с моей стороны.

– Дочка наша, – сказал тот без всякого акцента.

Офицер еще раз кивнул и отпустил нас.

– Хорошего дня, – произнес он на прощанье.

Когда мы отъехали от пропускного пункта на приличное расстояние, Эстеван принялся извиняться.

– Мне показалось, так будет убедительнее, раз вы замялись.

– Согласна.

– Вы на меня посмотрели, и я подумал, что будет подозрительно, если я скажу, что Черепашка – ваша. Он мог бы удивиться, почему вы сама не ответили.

– Знаю, знаю. Знаю. Вы правы. Ничего страшного. Главное, что мы проскочили.

Хотя, то, что произошло, меня напрягало, как и то, что Черепашка звала Эсперансу «ма». У меня не было на то никаких оснований, потому что Черепашка звала так всех женщин. Выговорить слово «Эсперанса» было ей никак не под силу.

Наконец мы добрались до придорожной остановки в самом Техасском каньоне. Там стояли столы для пикника, но туалетов не было, а потому я отвела Черепашку за огромный валун, напоминающий гигантскую зефирину. С тех пор, как мы узнали, что Черепашке уже три года, я стала с особенной серьезностью приучать ее к горшку.

Вернувшись, мы нашли Эстевана и Эсперансу у ограждения, откуда открывался вид на долину, усыпанную валунами. Сбоку на столбе висел большой деревянный щит, где на фоне взрывающихся извержением гор были изображены динозавры в окружении гигантских древовидных папоротников. Там же шло объяснение: камни, лежащие в долине, вынесло вулканическим потоком из недр Земли миллионы лет тому назад. Здесь же, на щите, чьи-то умелые руки деревянными ножичками выцарапали инициалы и сердца, пронзенные стрелами, а кто-то поверх написал: «Покайтесь!»

И обстановочка действительно навевала мысли о покаянии. Не было видно ни кустика, ни деревца, а лишь камни и камни, да еще бездонное небо над головой. Эстеван сказал: так, вероятно, выглядел бы наш мир, если бы Господь на третий день творения объявил забастовку.

Забавное замечание, но нужно помнить, что Эстеван являлся членом профсоюза учителей. Уж такой у него был стиль мышления.

Мои друзья чувствовали себя неуютно вне салона автомобиля, и мы поехали дальше, вновь влившись в широкую реку шоссейных дорог. Вести широкий белый «линкольн» после «фольксвагена» было все равно, что стоять за штурвалом корабля, хотя мне, конечно, не приходилось делать ничего подобного. У Эстевана и Эсперансы не было местных прав на вождение машины – это была наименьшая из их проблем – поэтому всю дорогу вела машину я – так было безопаснее. Первую ночь постарались ехать, не останавливаясь. Лишь на короткое время, когда я выбивалась из сил, мы выезжали на обочину и отдыхали. Лу Энн дала нам в дорогу большой термос кофе со льдом. Я пообещала Эстевану и Эсперансе, что знаю один мотель в Оклахоме, где мы наверняка сможем остановиться бесплатно и отдохнуть на вторую ночь.