Фасолевый лес

– А что все-таки с ним не так? Это – единственная вещь, которая осталась. Вы звук совсем не включаете?

– Этот идиотский ящик сломан. У него по одной программе звук, а по другой – картинка. Смотрите!

Девушка переключила канал. Изображение на экране исчезло, зато отчетливо зазвучала реклама диетической кока-колы.

– Моя бабушка любит девятый канал, но она почти совсем слепая. А все остальные любят восьмой.

– А передачи про Орала Робертса еще идут?

Она пожала плечами.

– Наверное. Но мне больше нравится сериал про частного детектива Магнума.

Я думала, что, вернувшись в машину и выехав на дорогу, сразу соображу, что делать. Не тут-то было. На этот раз я даже не знала, куда направить машину. Жаль, что Лу Энн не с нами, подумалось мне. Ее любовь к игре в детектива пришлась бы нам кстати. Уверена, что она обвинила бы меня в том, что я слишком быстро сдаюсь. Но что мне было делать? Окопаться в баре и сидеть там неделю за неделей в надежде, что та женщина объявится? А я ее точно узнаю? А захочет ли она ехать со мной в Оклахома-Сити подписывать бумаги?

У нас с самого начала не было ни малейшего шанса найти родственников Черепашки! Я проехала половину страны, охотясь на бекаса. Охота на бекаса – это такая шутка, которую обычно разыгрывают с чьим-нибудь городским кузеном, приехавшим погостить: даешь ему в руки бумажный пакет и отправляешь в лес ловить бекаса, а потом ждешь, пока до него дойдет, какой он придурок.

Но я все-таки задумалась и о том, что заставило меня зайти так далеко. Я ведь, в общих чертах говоря, не дура. Значит, нужно было желание, и какое-то очень сильное желание, чтобы я настолько уверилась в существовании бекаса.

– Нет, я не могу сдаться, – сказала я и развернула машину. – Просто не могу. Я хочу поехать на озеро чероки. Даже не спрашивайте, почему, – продолжала я, снова и снова хлопая ладонями по рулю.

Они и не спрашивали.

– Хотите поехать со мной? – спросила я Эстевана и Эсперансу. – Или сперва отвезти вас в ваше убежище? Я могу и так и так.

Они решили поехать со мной. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы все сильнее привязывались друг к другу.

– Устроим пикник у озера, – сказала я им. – Остановимся в какой-нибудь хижине. Может, даже найдем лодку и поплаваем по озеру. Устроим себе отпуск. Когда у вас в последний раз был отпуск?

Эстеван задумался.

– Никогда.

– Вот и у меня тоже, – отозвалась я.

15. Озеро чероки

За следующие два часа Эстеван и Эсперанса самым необъяснимым образом изменились. Они открылись мне с новой стороны, словно те голографические открытки с Иисусом, которые нам давали за хорошую посещаемость в летней библейской школе: смотришь прямо и видишь только размытое изображение Иисуса на кресте в каких-то розовых и голубых блестках; повернешь под углом – из груди Иисуса вылетает голубь. Святой дух то есть.

Похоже, мы приближались к самому сердцу страны чероки, что бы или где бы это ни было, потому что белые люди нам попадались по дороге все реже и реже. Каждый встречный-поперечный был индеец. Взрослые – индейцы, дети – индейцы, и даже собаки выглядели до странности индейскими. На каком-то отрезке дороги позади нашего «линкольна» появилась полицейская машина, и мы притихли, как привыкли это делать при виде копов, но машина обогнала нас и унеслась вдаль, а мы рассмеялись – коп тоже был индеец.

Должно быть, Эстеван и Эсперанса уже очень давно не бывали в местах, где они ничем не отличались от прочих людей, включая полицейских. Во всем их облике сквозило облегчение. Они, мне показалось, даже стали выше ростом. Своей выглядела и Черепашка. Ведь тут был ее настоящий дом. Это я выглядела посторонней.

Хотя, строго говоря, сбрасывать со счетов меня было нельзя – в моих жилах тоже текла индейская кровь. Конечно, я знала, что вряд ли когда-нибудь стану предъявлять свои естественные права, а если бы и предъявила – наверняка у местных чероки есть какие-нибудь ограничения для полукровок. И все же то, что страна чероки оказалась не выдумкой, было для меня источником немалого облегчения. Как-то давно я читала историю про одну даму (если я чего-нибудь не путаю), у которой в банке, в сейфе, всю ее жизнь хранилось бриллиантовое ожерелье, что называется, на черный день, и только перед самой смертью она узнала, что были это никакие не бриллианты, а стразы. Именно так, как эта дама, я чувствовала себя во время первого путешествия по Оклахоме.

Теперь же было приятно узнать, что на том козыре в рукаве, который держали мы с мамой, было несколько бриллиантов – озеро Оолога, озеро чероки.

– У чероки есть собственный конгресс и собственный президент, – сообщила я Эстевану и Эсперансе. – Вы это знали?

Я даже не была уверена, действительно ли сама это знаю или же просто фантазирую на тему того, что рассказала мне девушка из бара.

Местность тем временем с каждой милей становилась все интереснее. Поначалу мимо окон автомобиля тянулись бесконечные поля, похожие на зеленые, почти несмятые простыни. Потом пошли холмы. Вскоре замелькали маленькие городки с индейскими названиями, которые чем-то напоминали мне Кентукки. То тут, то там виднелись деревья.

Неожиданно Черепашка, показав в окно, воскликнула:

– Мама!

Сердце мое на мгновение остановилось. Я бросила взгляд на дорогу – никого. Только заправка и кладбище.

Черепашка и Эсперанса постепенно становились неразлучны. Малышка сидела у нее на коленях, играла с ней и начинала капризничать, когда на остановках Эсперанса ходила в туалет без нее. Наверное, я должна была быть благодарна Эсперансе за то, что она взяла заботу о Черепашке на себя – вряд ли мне удалось бы одновременно развлекать ее и вести машину. Конечно, мы с ней уже совершили одну долгую поездку, но то было в период, когда у Черепашки был кататонический ступор. Тогда она вряд ли бы активно протестовала, если бы вы упаковали ее в коробку с дырочками и отправили в Аризону почтой. Теперь же все было по-другому.

Озеро чероки вполне мог бы избрать домом сам Господь Бог. Деревьев там было как раз достаточно.

Конечно, плато Озарк можно было горами назвать только с большой натяжкой, но в союзе с деревьями они производили должное впечатление: теперь я чувствовала себя в своей тарелке и даже начала надеяться, что за ближайшими холмами для меня приготовлено судьбой что-то хорошее.

Мы почти сразу нашли домик. Он был замечательный: две спальни, камин с чучелом длиннохвостой птицы на каминной полке и ванна, у которой одна из четырех ножек провалилась сквозь пол, но три оставшиеся держались твердо. Он стоял в нестройном ряду таких же домиков с зелеными, поросшими мхом крышами, тянувшемся по берегу неширокой реки в местечке под названием Со-По-Гроув.

Эстеван и Эсперанса поначалу не хотели снимать его на ночь, но я настояла. У нас были деньги от Мэтти, да и стоил он не так уж дорого. Не больше, чем мы потратили бы, не будь у меня связей в «Сломанной стреле». В конце концов я убедила Эстевана и Эсперансу, что мы не делаем ничего плохого. Мы заслужили отдых, хотя бы на один день.

Я представила все это как мой им подарок.

– В качестве посла моей страны, – сказала я, – я дарю вам однодневный оплаченный отпуск на четверых на берегу озера чероки. Если вы не примете этот подарок, возникнет международный конфликт.