Фаворит. Том 1. Его императрица

– - Кажется, я начинаю понимать войну, -- подумал он.

Но едва добрался до Ясс -- свалился замертво; лекарь Гензель поставил диагноз: чума... Потемкин услуги врачей отверг, доверясь ординарцам своим -- запорожцам Пискуну и Самодрыгс:

– - Лечите, братцы, как в кошах лечат...

Была уже промозглая осень. Запорожцы раздели Грицко Нечесу, вывели на двор и стали окатывать из ведер ледяною водой. Утром давали чарку водки с порохом и золою, вечером поили водкой с лошадиной мочой, и "чумы" не стало. Тут Потемкин возликовал:

– - Тех бы лекарей перевешать всех, яко псов!

За годы войны сложилось главное качество Потемкина: надменный в общении с высшими, он был душевно добр и неизменно покладист с людьми, стоящими ниже его.

Таким он и останется навсегда -- до самой смерти!

Румянцев испытывал тревогу не напрасно... Когда граф ОрловЧесменский проезжал через Вену, он исполнил личное поручение Панина, ознакомив двор Габсбургов с русским проектом мирного договора. Получив такой документ в руки, Мария-Терезия сразу собрала войска в Трансильвании, чтобы -- совместно с турками!
– - выступить против России. Императрица сказала сыну Иосифу II, что русский проект будущего мира с Турцией она швырнет в Сераль, как бомбу.

Ее посол Тугут вручил проект султану турецкому.

– - Русская кралица сошла с ума!
– - разбушевался Мустафа III.
– - Разве Черное море не взбурлит кипятком, появись там корабли гяуров? С чего московы взяли, будто мы уйдем из Крыма, как шумные гости с веселого пира? Мы еще вернемся в Кафу... Моя власть всюду там, где высятся минареты наших мечетей!

Графиня Дюбарри прогнала Шуазеля некстати, и Кауниц тосковал, ибо герцог Эгильон более полугода не отвечал на его письма. Проанализировав обстановку, Кауниц осмелел:

– - Я не нашел в короле Пруссии ничего дурного, но и не обнаружил ничего хорошего. А мы, кажется, пошли на поводу этого старого интригана, -- доложил он Марии-Терезии.
– - Еще не поздно сделать шаг назад, обратясь от Фридриха к Мустафс Третьему... Восток реален: русские в Крыму и на Дунае, это приводит меня в яростное содрогание!

– - Меня тоже, -- прослезилась "маменька".
– - Не пришло ли уже время набить наши сундуки пополнее?..

Тугут получил новые инструкции: Австрия поможет Турции одолеть Россию, султан вернет себе Крым; в залог этой неугасимой дружбы Мустафа III должен уплатить Марии-Терезии 12 миллионов флоринов... Турки клюнули на эту приманку и торопливо привезли в Землин первые три миллиона -- задаток! При этом они нижайше просили австрийцев как можно скорее ратифицировать договор.

Кауниц снова навестил императрицу.

– - Если деньги попали в наши сундуки, -- рассудила Мария-Терезия, -- так зачем спешить с ратификацией? Договор наш абсолютно тайный, а значит, Мустафа не станет трезвонить по Европе, что мы его обокрали. Не таковы сейчас дела Сераля, чтобы он полез в драку с нами из-за каких-то трех миллионов.

Кауниц заметил, что Мустафа, собирая для них флорины, пустил в переплавку золотую посуду и заставил своих жен отдать все свои кольца, аграфы, браслеты и серьги.

– - У него голова болит о своих женах, а мне всегда надо помнить о своих детях, -- отвечала Мария-Терезия...

Выходя из ее кабинета, канцлер торжественно заверил придворных, что Австрия останется верная своей миролюбивой политике:

– - Мы заставим Россию убраться на те рубежи, с которых она начала эту войну. Мы накажем и поляков за их строптивый характер. Кроме того, Вена рано осушила слезы: мы еще не смирились с потерей нашей Силезии...

– - Сейчас он шантажировал и Россию и Пруссию!

– - Немецкая река Дунай, -- плотоядно бормотал Кауниц, -издревле течет в русле германской истории... нам нужна еще Висла! Австрия по горло сыта этой славянщиной... Довольно уступок! Мы никогда не откажемся от своих заветов...

Каждый день отныне доставлял ему радость.

– - Ваше величество, -- обрадовал канцлер императрицу, -- Бог снова заодно с нами. Имею очень приятное сообщение: Россия вымирает от чумы, а Яицкое войско охвачено восстанием.

Мария-Терезия, хлопнув в ладоши, ответила:

– - Si Deus nobiscum, quis contra nos? [23] Пусть эти русские, зараженные схизмой, перемрут все до единого...

Английский посол в Стамбуле, отличный шпион, навестил драгомана Мавромихали и сказал, что ему известно о тайном сговоре султана с венским двором. При этом он выложил кисет с деньгами.

– - Здесь сто пиастров. Я жду от вас копии трактата.

– - Мне отрубят голову, -- сказал Мавромихали.

– - Но сто пиастров вы уже взяли...

С копии трактата он снял еще две копии и переслал одну Фридриху II, а другую в Петербург. Открылась неприглядная картина свирепой жадности Марии-Терезии: она хотела обладания Польшей -- до самых стен Варшавы, цеплялась за Галицию с Буковиной, жаждала виноградной Молдавии и мясной Валахии... Никита Иванович Панин даже не удивился:

– - Странно, что наша "маменька" не захотела Киева!

А король Фридрих переслал Кауницу письмо, в котором выделил фразу: "Осмелюсь заметить, у вашей Вены отличный аппетит..."

Потемкин снова обрел аппетит и поглощал сырые бураки, заедая их нежными вафлями. Ему повезло -- лекарь Гензель ошибся. Но в Москве врачи тоже ошиблись, и судьба города была решена. Дворянство выехало в деревни, войска спешно вывели в летние лагеря, народ же остался чуме на съедение. Фельдмаршал Петр Семенович Салтыков жаловался генерал-поручику Еропкину:

– - Вот хвороба какая! Нс знаешь, когда и кого ухватит. Того и гляди, что зайдешь ты, Петр Митрич, завтрсва ко мне на кулебяку, а тебе скажут, что я... Вернее, братец, случится так: зайду я к тебе завтрева на кулебяку, а мне доложат, что ты уже... ау!

– - И такое возможно, -- не перечил ему Еропкин...

Московский архиепископ Амвросий Зсртис-Камснский настаивал на закрытии общественных бань и базаров, которые считал рассадниками заразы.

– - Что ты, что ты, -- всполошился "фельдмаршал...

Он был против карантинов, сообщая правительству: "Почти весь город питается привозным хлебом; ежели привозу не будет, то голод будет, работы станут, за семь верст никто не пойдет покупать, а будет грабить, и без того воровства довольно". Салтыков писал, что свои ворота запер, в канцелярии уже болеют, а в доме Еропкина лакеи вымерли. На базарах же между покупателем и торговцем горел костер, подле стоял чан с уксусом. О цене сговаривались под надзором полиции. Затем покупатель кидал монеты в уксус, а торговец протягивал хлеб или мясо через пламень костра, после чего выгребал деньги из чана...