Фаворит. Том 1. Его императрица

– - Долой карантины немецкие! Бей их... круши, народ православный! Лекарей топить надо: они ляписом нарочно пятнают нас, оттого и пятна гнилые, вот и мрем безвинно от злодеев ученых...

Икона Богородицы у Варварских ворот висела высоко, к ней ползали по лестнице. Амвросий хотя и верный страж церкви, но все-таки понимал, что зацелованная икона -- главный источник заразы московской: больной следы на ней оставляет, а другой богомол следы с иконы слизывает. Архиепископ снова подъехал к воротам, завел диспут с попами, которые кричали ему, что он "еретик и безбожник".

– - Я не против Бога -- я против суеверий ваших!

– - огрызался Амвросий.
– - Жаль, что вы без ума родились, а то бы я показал вам через стеклышки, из какой мерзости весь мир состоит... Исцеления под иконой ищущие, вы под этой иконой и подыхаете!

Он хотел снять икону -- не дали. Сунулся к церковной кубышке -- его грубо отшибли. Еропкин послал к Варварским воротам команду во главе с царевичем Грузинским, но царевича избили поленьями, а всех солдат обезоружили. В драке слышалось:

– - Богородицу грабят! Спасайте деньги Богоматери...

Епископ перебрался в Донской монастырь, а Чудова обитель подверглась нещадному разграблению. Что не могли унести, все ломали-даже двери, даже печки; книги и картины, утварь и посуду разворовали. Амвросий Зертис-Каменский держал при себе племянника Николая Бантыш-Каменского.

– - Коля, -- сказал он ему, -- вот тебе часики мои, два рубля и табакерочка... Деньги-вздор, но все же помни, что камергер Потемкин полтысячи остался мне должен. С него и получишь! А теперь прощай... беги в баню и там закройся.

Услышав, как ломятся в двери храма, Амвросий кинулся по лестнице на высокие хоры, спрятавшись за иконостасом. Толпа с дрекольем ворвалась в храм, искала его и не находила. Неожиданно своды храма огласились радостным возгласом ребенка:

– - Сюда, скорее... он здесь-на хорах!

Амвросий выпрямился, отдаваясь в руки людей:

– - Господи! Остави им, не ведают бо, что творят...

Его трясли за бороду, рвали с головы волосы:

– - Зачем бани позакрывал? Это ты карантины придумал... Почто Богородицу Варварскую обижал? Покайся...

Амвросий на все вопросы отвечал подробно, даже спокойно. Его вытащили на двор, и толпа, опомнясь, готова была отпустить свою жертву. Но тут с кузнечным молотом в руке подскочил раскольник:

– - Чего там слушать его? Во славу Божию... бей!

Смерть была тяжкой: архиепископа избивали дубинами на протяжении двух часов. Убийцы отошли, когда от человека осталась бесформенная квашня. Вместе с ним погибла и коллекция живописи: "дикие" попы и раскольники повыкалывали на парсунах глаза, испохабили голландские пейзажи, изрезали холсты ножами...

Еропкин сообщал в Петербург, что с помощью двух пушчонок он отбил штурм Кремля; сначала палил в толпу пыжами горевшими, а потом, под градом камней и дубья, ударил картечью. Кремль отчасти пострадал, но его сокровища уцелели... Екатерине представился удобный случай избавиться от фаворита -- раз и навсегда!

– - Еропкин ранен, езжай в Москву, -- велела она.

Никто из придворных не сомневался: Орлов отправляется в чумной город, чтобы никогда уже не вернуться. Это же понимала и сама императрица, горячо с ним прощавшаяся. Английский посол Каткарт был единственным, кто советовал фовориту не ехать.

– - Москва -- это ваша могила, -- сказал он.

– - Я вернусь... с триумфом!

– - заверил его Орлов.

Он приехал в Москву, когда солдаты с оружием отрывали от церковных колоколов набатных звонарей (столь упорно не желали они колоколен оставить). Орлов устроил погребение того, что осталось от архиепископа Амвросия; над гробом его он произнес речь:

– - Амвросия убил не народ наш, ему отомстило суеверие наше. Сумароков трижды был прав, сказывая, что улицы московские на целый аршин вымощены нашим невежеством...

Орлов доказал свое мужество: от чумы не прячась, всюду ходил открыто, лицом веселый, приветливый. Первым делом он свой дворец на Вознесенской улице отдал под размещение госпиталя:

– - Русский человек не болезней, а больниц боится!

Исходя из этого, он приказал не тащить людей в больницу, яко пьяных в полицию, а заманивать ласковыми уговорами. Врачам же Орлов посулил тройное жалованье и кулак свой показал:

– - Что вы, кровососы, умеете? Только "руду метать". Отныне запрещаю властью своей кровь из людей выпускать... Лечить надо!

Фаворит явился в тюрьму, собрал убийц и воров:

– - Орлы! Я и сам орел, а потому как-нибудь споемся... Вы взаперти сидели, потому все остались здоровы, будьте мортусами. Дело гадостное, но полезное: надобно всю Москву от дохляков избавить. Если поможете, обещаю всем вам волю вольную.

– - Верить ли тебе, что волю нам дашь?

– - Именем императрицы российской-дам!

– - Урр-а-а.
– - И тюрьма вмиг опустела.

Удивительно, что вся эта разбойная орава не разбежалась, а честно приступила к обязанностям. Шафонскии жаловался Орлову, что все служители при больницах вымерли, а где новых взять?

Фаворит заложил два пальца в рот -- свистнул.

Царевич Грузинский, контуженный поленом, предстал.

– - Парень, -- сказал ему Гришка, -- объяви по Москве, что люди крепостного состояния, кои добровольно пожелают в госпиталях за чумными больными ухаживать, после поветрия вольны станут"

– - Благодарю, -- поклонился фавориту Шафонский.

Жертвуя собой, крепостные избавлялись от рабства. По выходе из больницы выздоровевших Орлов давал холостякам по пять рублей, семейным -- по десять. А вылечившись, люди попам "диким" уже не верили. А тех, кто добра не понимал и по домам "выморочным" заразные пожитки грабил, таких прытких Орлов вешал с удивительной легкостью, будто всю жизнь только этим и занимался. Вся Москва была в зареве пожаров -- это сгорали дома, в которых не было жильцов, одни трупы. На том месте, где погиб Амвросий, фаворит перевешал его убийц. А мальчишку, который епископа обнаружил, он сам посек розгами и отпустил к родителям:

– - Щенок паршивый! Живи и помни, кто порол тебя...

Москва очистилась: от заразы, от покойников, от собак, от кошек и крыс. Чума отступала, а морозы, ударившие разом, доконали ее окончательно. Фаворит императрицы торопливо соблазнил одну глупую вдову, вконец обалдевшую от внимания к ней столь высокой персоны, и помчался обратно-в Петербург...

Екатерина не ожидала увидеть его снова подле себя.

– - Не целуй меня -- я ведь в карантине не сидел.

– - Какой там карантин! Давай поцелую...