Feel Good. Книга для хорошего самочувствия

— Все очень просто, скоро поймешь.

Они пошли по коридорам, стены были оклеены афишами телефильмов, о которых Том никогда не слышал, за приоткрытой дверью он мельком увидел силуэт девушки с телефоном, «такая молоденькая и выглядит такой серьезной», — подумалось ему. И он почувствовал себя как никогда старым, безработным, выброшенным из жизни со всеми ее неожиданностями, он почувствовал себя совершенно конченым, но не подал виду, притворяясь, будто с интересом слушает рассказ Алена.

— В общем, если угодно, это работа по-американски. Они давно поняли, как важно работать в команде, миф об авторе-одиночке — это так по-французски и так допотопно!

— Да, да, в самом деле.

— Я пытаюсь адаптировать технику менеджмента предприятий к сочинению книг, примерно как это делает шоураннер [30] в сериалах, но более динамично, потому что мы здесь только пишем, нам не нужно продюсирование, как в АВ.

— АВ?

— Да, аудиовизуал. Вот, это здесь.

30

Шоураннер — термин в американском телевидении, который обозначает человека, работающего исполнительным продюсером, отвечающим за основное направление и развитие проекта. Шоураннер обычно совмещает обязанности сценариста, исполнительного продюсера и редактора сценариев.

Том вошел в большой зал. Десяток молодых людей, парней и девушек, лет двадцати пяти максимум, сидели вокруг полированного стола перед лэптопами последней модели. Ален представил его:

— Это Том, человек, имеющий кое-какой опыт в написании текстов. Думаю, будет неплохо иметь его в команде.

Том сел на свободное место рядом с молодым человеком в футболке с рекламой новой видеоигры «Red Dead Redemption 2». Ален занял место во главе стола и запустил программу «Пауэр пойнт».

— Рынок приложений для смартфонов и планшетов переживает бум. В прошлом году его оборот составил четыреста миллиардов долларов. «Стори Фэктори» намерен включиться в этот рынок с предложением книг для чтения на новых гаджетах. Система проста: предлагается один эпизод бесплатно, остальные за деньги. Формат должен быть коротким и емким, люди читают не больше сорока минут в общественном транспорте или на работе между совещаниями. Мы должны, стало быть, делать упор на краткость, саспенс и клиффхэнгер [31] . Для начала в приоритете будут жанры, которые пользуются спросом: если посмотреть рейтинги продаж, это детектив, роман для юношества, любовный роман и эротика. Значит, нужно быстро подготовить серию достаточно сильных пилотных выпусков в каждой из этих областей и предлагать от четырех до пяти эпизодов в день. Мы живем в экономике заппинга [32] , не нам ее менять, мы адаптируемся, таков менталитет «Стори Фэктори»!

31

Клиффхэнгер — художественный прием в создании сюжетной линии, в ходе которой герой сталкивается со сложной дилеммой или последствиями своих или чужих поступков, но в этот момент повествование обрывается, оставляя развязку открытой до появления продолжения.

32

Заппинг или зэппинг — практика переключения каналов телевизора на дистанционном пульте.

Пока он говорил, молодые люди быстро строчили на лэптопах. Зал был полон сухой механической трескотни. Сосед Тома в футболке «Red Dead» спросил:

— А куки позволяют работать с ресурсами типа «Амазона», которые предлагали бы наши названия в соответствии со спросом?

— Да, разумеется, это предусмотрено, и покупатели будут получать рекомендацию не только через ньюслеттер, но и в Фейсбуке, Твиттере, Инстаграме.

Зал возбужденно загомонил. Молодые люди явно были в восторге от проекта. Том чувствовал себя на десять тысяч лет.

Позже, когда все расходились, он подошел с Алену Гарнье и спросил:

— Значит, если я работаю на тебя, тебе нужно предлагать истории, так?

— Да, точно. Посылай все Пэтси, она будет заниматься технической стороной.

Том не знал, кто такая Пэтси, но ничего не сказал, только спросил (и это потребовало изрядного усилия):

— Насчет оплаты?..

Ален положил свою большую руку спортсмена ему на плечо и сказал:

— Мы предлагаем пятьдесят евро за тексты, утвержденные Пэтси и опубликованные на ресурсе.

— Пятьдесят евро?

— Да, теперь, с развитием проекта, оплата, может быть, вырастет, но все креативщики на одном уровне, здесь нет младших и старших, у нас команда стартап!

Садясь в машину, Том еще раз проверил сообщения. Пришла эсэмэска от матери («Милый, я знаю, что ты очень занят, но мой компьютер совершенно завис, на помощь!»), но опять ничего от Алисы. Его сообщение по-прежнему было «доставлено, но не прочитано». Он встревожился, это уже ненормально! А если что-то случилось? Если расследование похищения Агаты тайно велось специально подготовленными агентами? Если Алису уже арестовали и она в камере? Сыщики наверняка доберутся и до него! Найдут его сообщения! Его обвинят в пособничестве! Будут допрашивать! Его охватила уверенность, что уже сегодня он будет ночевать в тюрьме. Он решил проявить солидарность, признаться в соучастии, разделить вину, Алису наверняка впечатлит его самопожертвование, и он представил, как лет через десять, когда оба выйдут на волю, постаревшие, но закаленные тюремной жизнью, они встретятся и вместе уедут жить на скромную ферму в Пиренеях, где, вдохновленные влажным покоем гор, напишут в четыре руки книгу-свидетельство о жизненном пути «проклятых любовников». Эта романтическая перспектива даже вышибла у него слезу. Неожиданно окрыленный, он позвонил Алисе. Телефон отозвался долгими гудками и переключился на автоответчик: «Здравствуй, это Том, я немного беспокоюсь. У тебя все в порядке?» Он повесил трубку, подождал немного в надежде, что она перезвонит, но звонка не было.

Он позвонил матери и сказал ей, что едет.

Мать Тома была последним человеком, еще верившим в его талант. Издатель публиковал его из лояльности, может быть, по привычке, больше не ожидая какого-либо успеха, Полина перестала в него верить через несколько лет брака, дочь не верила никогда, журналисты, еще получавшие экземпляры его книг через пресс-службы, продавали их букинистам, не открывая, а когда он выпускал новый роман, книжные магазины заказывали один-два экземпляра (если заказывали) и ставили их во второй ряд, за другими книгами, более престижными, более «в духе времени», более продажными, более интересными, одним словом — лучшими. Даже он, Том, больше в себя не верил. Это просто стало привычкой: он всегда писал и продолжал писать, вне зависимости от таланта и успеха.

Но когда он бывал у матери, все, о чем мечталось когда-то, накатывало вновь. Ему достаточно было переступить порог ее старой квартирки, пропахшей кошками, стиральным порошком и овощным супом, чтобы вдруг, хоть на короткое время, почувствовать себя величайшим писателем на свете. Он был тем, кто «оставил творческое наследие», он был Стивенсоном, Достоевским, Борхесом, Гарсия Маркесом, он был сам себе «Плеядой» [33] . А что он не богат и не признан широкой публикой — это ничего не значило. Наоборот, это было лишним доказательством его гения, нет, единственным истинным доказательством. Слава всегда подозрительна, Кафка и Мелвилл умерли в безвестности (тут мать всегда вспоминала «негодяя Поля Морана [34] », которого сегодня никто больше не читает, зато как он был знаменит во Франции Виши, сам маршал Петен пожаловал ему престижный пост посла в Бухаресте и зарплату министра).

33

«Библиотека Плеяды» — наиболее престижная французская книжная серия. Выпускается издательством «Галлимар» с начала 1930-х гг. Совмещает комментированное издание текста и удобный карманный формат.

34

Поль Моран (1888–1976) — французский писатель и дипломат, один из самых модных беллетристов и эссеистов 1930-х гг.

Мать кое-как перебивалась на до смешного маленькую пенсию, но ела она немного, никуда не ходила, не путешествовала, сама штопала одежду и включала отопление, только когда ей грозила смерть от холода. После кончины второго мужа (от скоротечного рака прямой кишки) она жила одна, читала давно покойных авторов, наблюдала через окно, как сменяются времена года в парке напротив ее дома, и просматривала онлайн-каталоги престижных аукционов («Сотбис» и «Кристис», ничего больше), что погружало ее в отрадную мечтательность. В тесной квартирке, перегруженной великоватой для нее мебелью (огромный стол, диван размером с катер), сохранившейся с тех времен, когда Петерманы жили в своем доме, красовалась справа от входной двери витрина, которая, как мавзолей во славу экзотического божества, превозносила гений Тома: все издания всех его книг (включая редкие переводы), все журналы, в которых были опубликованы его тексты, все рецензии, все фотографии, даже неудачные, скачанные из Интернета (на них он сидел на стендах книжных салонов или с микрофоном в руке зачитывал отрывок публике культурного центра).

Бывая у матери, Том с удовольствием возвращался в прошлое, предаваясь иллюзии, которую читал в ее глазах. Он вспоминал свои детские надежды, уверенность, что станет признанным писателем, богатым и знаменитым, и в доме матери ненадолго верил, что добился своего. Поверив в это, он мгновенно преображался: говорил тверже, голосом нейрохирурга, ставящего диагноз, держался прямее и ходил с уверенностью президента в момент открытия судоверфи.

Он уладил проблему матери (просто перезагрузил компьютер, но мать смотрела на него с восхищением), потом они сели пить чай, и ему, как обычно, пришлось рассказывать, над чем он сейчас работает.

— Я должен сдать этот роман через несколько месяцев. А еще я начал совместный проект с одним человеком, но идет не так хорошо, как хотелось бы, — говорил Том.

В окно он смотрел на мир, живущий своей обычной жизнью в полном равнодушии к его писательской судьбе. В машинах ехали люди, которые его не знали, автобусы были набиты людьми, которые его не знали, самолет в небе нес на борту триста восемьдесят пассажиров, которые его не знали, пешеходы переходили улицу, не зная его, не зная ни одной из его книг, понятия не имея, что есть в этом городе человек, который провел почти тридцать лет жизни на стуле за компьютером, сочиняя истории, и хотел, чтобы они были интересными, но, судя по всему, ничего подобного не получилось.