Feel Good. Книга для хорошего самочувствия

Алиса прикрепила переноску к колесам и вышла из дома. Было солнечно, начинался чудесный денек, люди выглядели счастливыми, как можно быть такими счастливыми, когда умирает ребенок? Она уже бежала, до медицинского центра было меньше километра, она будет там через пять минут. Может быть, надо было вызвать «скорую»? Или взять такси? Об этом она не подумала. Рефлекс бедности. Осталось триста метров. В боку кололо. Она подыхала от боли, но что теперь боль, она готова была подохнуть ради Агаты! Ей было жарко, ну зачем она так тепло оделась, тоже рефлекс бедности. Подходя к дверям, она лихорадочно пыталась придумать, что соврать про этого ребенка. Слишком поздно, автоматические двери уже открылись, а Алиса так ничего и не придумала. На ресепшене сидела молодая женщина из Северной Африки. Очень хорошенькая, кокетливая, с карамельной кожей, как чудесна может быть молодость. «Мадам, кажется, дело срочное… Моей дочери плохо… У нее судороги… Температура, высокая, с ночи… Не снижается… Я дала пердолан в сиропе, но это не помогло… Ее вырвало!» Продолжая говорить, она достала Агату из переноски. Малютка вся обмякла, не будь тельце таким горячим, можно было бы подумать, что она мертва. Девушка с ресепшена увидела малютку, ее восковое личико, полузакрытые глаза. Она хотела что-то сказать, но тут Агату опять вырвало, как раньше дома, струя залила стойку ресепшена, клавиатуру компьютера, телефон и стопку медицинских карт. Девушка попятилась. «Я сейчас позову педиатра», — сказала она.

Минуту спустя пришел совсем молодой человек, очень высокий, очень худой, прыщавый, с молочно-белой кожей. На нем был белый халат с логотипом клиники. «Слишком молод, — подумала Алиса, — никакого опыта». «Здравствуйте, мадам, расскажите, что с вашим ребенком», — попросил врач, и Алиса рассказала про ночь, температуру, пердолан, странные лиловые пятна и рвоту струей. «Идите со мной», — сказал врач, они пришли в смотровой кабинет, он взял Агату, «как грубо», — подумала Алиса. Он раздел Агату, «осторожней!» — подумала Алиса с такой силой, что пробормотала это себе под нос. Агата лежала голенькая на смотровом столе, лиловые пятна стали еще больше, она совершенно обмякла. «Дело плохо», — сказал врач. Он взялся за телефон: «Мне нужен рентген, и быстро. Кажется, у меня тут менингит». Алисе показалось, что земля уходит из-под ног. Череда дальнейших событий казалась ей вспышками, разрывающими полную темноту: в кабинет молодого врача вбежали две медсестры. Вспышка. Одна из них несла баллон, присоединенный к маленькой кислородной маске, которую она надела на Агату. Вспышка. «Пункцию, сейчас же! Цефтриаксон внутривенно, срочно!» Вспышка! «Мадам, я должен вас попросить пройти в зал ожидания, пожалуйста». Вспышка! «Что с ней? Это менингит? Что теперь будет?» — пролепетала Алиса. «Да, менингит, пока я ничего не могу сказать…» Вспышка!

Алиса нехотя направилась к двери. «У вас есть еще дети?» — спросил ее врач. «Да». — «Позвоните в школу, пусть ваш ребенок придет сюда, ему понадобится превентивное лечение. Вам тоже… Спросите на ресепшене».

Алиса позвонила в школу. За Ахиллом сходили в класс, передали ему трубку. «Милый, ты должен приехать ко мне в маленькую больницу, которая недалеко от дома… Доберешься?» Он заверил, что доберется. Девушка на ресепшене сказала Алисе: «Мне нужна ваша карточка медицинского страхования и имя вашей дочери». «Это… Это не моя дочь». «А, но я думала… Вы сказали…» — «Нет, нет, это моя внучка… Дочь моей дочери, она сейчас в отпуске… То есть не в отпуске… По работе, то есть по работе ее мужа, то есть ее спутника, они не женаты, я не знаю точно, где она, то есть знаю, но это далеко, и они все время переезжают, так что я не знаю точно, где она сейчас, и не могу с ней связаться…» — «Ладно, ничего страшного, дайте мне только вашу карточку медицинского страхования, с остальным разберемся потом…» — «Мою карточку? Мою карточку? У меня ее нет, у меня ничего нет, я все оставила дома, я так спешила». — «Ладно, ничего… Я не буду пока ничего заполнять, потом зайдете с документами, хорошо, мадам?» — «Да, да, я зайду…»

Прошло полчаса, может быть, меньше, может быть, больше. Вышел молодой педиатр. У него был серьезный вид. Алиса подумала, что такому виду учат на медицинском факультете, на специальном курсе «как сообщить плохую новость родным». Алиса встала, ей хотелось быть готовой ко всему, но она была совсем не готова, наоборот, она чувствовала, что близка к срыву, что ее силы на исходе, что она сейчас просто упадет на пол и больше никогда не сможет подняться. «Мадам, это действительно бактериальный менингит, мы стабилизировали состояние… По-хорошему, надо было ввести ее в искусственную кому, но она очень хорошо реагирует на лечение, поэтому я ограничился седативными… Что касается прогноза, надо подождать». — «Прогноза, какого прогноза, чего ждать?» — «В некоторых случаях могут возникнуть осложнения… На мозг… Но надо подождать, чтобы…» — «Осложнения, какие осложнения?» — «Надо подождать, пока сказать невозможно…» — «Она останется инвалидом на всю жизнь, слепой, парализованной, КАКИЕ ОСЛОЖНЕНИЯ???» — «Успокойтесь, мы делаем все, что в наших силах, чтобы…» — «Простите, извините меня, я могу ее увидеть?»

Молодой врач предупредил ее: «Боюсь, это зрелище не для слабонервных». Он не преувеличил, зрелище было не для слабонервных. Агата выглядела крошечной, микроскопической, она лежала в детской кроватке, ее тельце, казалось, исхудало за несколько часов, под кожей проступали ребра, тоненькие, как карандашные грифели, на ней по-прежнему была кислородная маска, трубка в носу, игла капельницы в руке, «бедное ее тельце», — подумала Алиса. «Через сколько времени вы будете знать про осложнения?» — «Трудно сказать, придется сделать электроэнцефалограмму, тогда у нас будут первые данные… Потом нужно время… Вам надо быть очень внимательной…» — «Да, понятно… Спасибо».

Пришел Ахилл, Алиса все ему объяснила, он понял. Медсестра сделала ему прививку, а заодно и Алисе.

День клонился к вечеру. Смеркалось, люди возвращались к себе домой, усталые, опустошенные после рабочего дня. Снова появился молодой врач и сказал Алисе, что ей нет никакого смысла оставаться здесь, лучше всего будет «пойти домой и постараться немного отдохнуть». Алиса колебалась, ей казалось, что, уйдя домой, она бросит Агату на произвол судьбы. «Мама, пойдем домой», — сказал Ахилл. И она решилась уйти.

Ужинали они молча. Ахилл спросил только: «Что ты скажешь родителям Агаты?» — «Не знаю, там будет видно». — «Она выздоровеет?» — «Да, это очень хороший доктор».

Позже, одна за обеденным столом, Алиса включила компьютер и перечитала страницы, написанные прошлой ночью.

Несмотря на тревогу, несмотря на усталость, несмотря на то что перед глазами стояла Агата в больничной кроватке, ей понравилось.

Она сварила себе кофе, надела наушники, включила музыку и принялась за работу.

3. Пора кончать

Воспоминание времени, проведенном с Алисой, о ее поцелуе, ее теле, об их любви не оставляло Тома весь день. Не успела Алиса уйти, не успел он вернуться к себе, как это воспоминание неслышно подкралось, словно тень, словно кошка, и прочно укоренилось в его сознании, лишь изредка ненадолго исчезая и возвращаясь вновь. Том был в довольно парадоксальном настроении, в нем бушевали эмоции, плохо уживающиеся друг с другом: накатил восторг оттого, что он занимался любовью, восторг, усиленный тем, что любовью он занимался с другой женщиной, не с Полиной. Любовь с женщиной, особенно в первый раз — это его всегда волновало так глубоко, как могло бы волновать долгое и далекое путешествие. Одновременно с восторгом Том испытывал мощное чувство свободы: он занимался любовью, это доказывало, что он еще может кому-то понравиться, что, в свою очередь, открывало перспективы, о которых он давно уже не думал. Но он не привык к такому чувству свободы, и оно его испугало: жизнь не кончилась, это была одновременно прекрасная и ужасная новость. И наконец, капелька грусти щемила ему сердце. Как будто любовь прояснила мысли, как будто она отмыла действительность от наносного, и он видел мир таким, какой он есть: злым, насквозь абсурдным и совершенно безжалостным.

Иными словами, Том был одновременно счастлив и опечален, и этот коктейль противоречивых эмоций как нельзя лучше подходил для продолжения его нынешнего романа.

По крайней мере, так он думал.

Том сел за компьютер, перечитал последние строчки, задумался, что же написать дальше, но в голову ничего не приходило.

Ничего.

Не было ни возможности, ни даже желания писать.

Ноль ощущений.

Ничего.

Он думал об Алисе. Вспоминал ее тело, ее кожу, ее запах, ее лоно.

«Можно ли писать сразу после несчастного случая? — спросил он себя. — Нет! И точно так же нельзя писать сразу после того, как занимался любовью с женщиной, когда ты с этой женщиной в первый раз».

Единственное, о чем он мог думать, — как вести себя дальше: надо ли проявить старомодную вежливость и позвонить Алисе сегодня же вечером (или завтра), спросить, как она, и сказать ей, до какой степени он оценил момент (слово «оценил» показалось ему не очень подходящим, если дойдет до разговора, стоит ли поискать другое)? Или же ему не следует быть слишком навязчивым: сохранить дистанцию, чтобы она не подумала, что он с приветом, что он отчаявшийся, не уподобляться приблудному псу, который ходит хвостом за первым, кто его приласкал?

Итак, добрую часть дня он размышлял, как себя вести: может быть, достаточно будет электронного письма? Нет, электронное письмо — это слишком холодно, электронная почта — это для профессиональных отношений или для разрыва. В электронных письмах есть серьезность, совершенно не подходящая к случаю. Написать в мессенджер? Или в Ват- сап? Да, Ватсап годится! Это молодо, легко и не подразумевает ничего серьезного.

Решено: завтра, не слишком рано (чтобы она не подумала, будто он не спит ночами), но и не слишком поздно (чтобы она не подумала, будто ему плевать), он напишет ей сообщение в Ватсап.