Фермер: перерождение
Шрифт:
В корзинке обнаружились домашние котлеты, еще теплые и пахнущие жареным луком, отварная картошка с укропом, соленые огурчики и термос с горячим чаем. Все аккуратно уложено в чистые салфетки с вышитыми петушками.
— Спасибо, Катя, очень кстати, — признался я, понимая, что с утра ничего толком не ел. — Проходи в дом.
— Да что в доме сидеть, когда на улице такая погода! — Она указала на закатное небо, расцвеченное розовыми и золотистыми облаками. — Пойдем лучше к твоим полям, посмотрю, что ты там задумал.
Мы направились к каменистым
На склоне я показал ей места будущих террас, объяснил принцип использования камней для подпорных стенок, рассказал о системе орошения от родника Студеный.
— Ух ты, как интересно! — восхищалась Катька, хотя в глазах читалось скорее вежливое внимание, чем искренний интерес. — А долго это все строить?
— Месяца два-три на террасы. А вот с очисткой земли возле завода сложнее…
Я увлекся, начал рассказывать о проблеме тяжелых металлов, о растениях-аккумуляторах, о необходимости поэтапной рекультивации. Катька слушала, кивала, но постепенно в ее взгляде появилось что-то отсутствующее.
— Витя, — перебила она наконец, — а можно без всех этих умных слов? Мне голова кружится от твоих химий-биологий.
— Извини, увлекся. — Я замолчал, понимая, что городской интеллигент и деревенская девушка говорят на разных языках.
— Лучше расскажи что-нибудь простое, — попросила Катька, доставая из корзинки еду. — Например, про Москву. Какая она, столица-то?
Мы устроились на широком камне, служившем естественным столом. Катька разложила ужин на чистой скатерти, и мы принялись за еду. Котлеты оказались сочными, с хрустящей корочкой, картошка рассыпчатой, а огурчики хрустящими и в меру солеными.
Солнце тем временем село, и в воздухе появилась вечерняя прохлада. Где-то в зарослях защебетали птицы, готовящиеся ко сну.
— Пойдем отсюда, — предложила Катька, убирая остатки еды в корзинку. — Знаю одно местечко, там теплее и уютнее.
Она повела меня к небольшой роще в полукилометре от склонов. Между старыми березами кто-то соорудил шалаш из жердей и веток, выстланный внутри сухой травой и старыми одеялами.
— Это твое? — спросил я, заглядывая внутрь.
— Мое, — кивнула Катька, зажигая свечу в жестяном подсвечнике. — Иногда прихожу сюда, когда хочется побыть одной. Или не одной, — добавила она с многозначительной улыбкой.
В мерцающем свете свечи шалаш казался уютным и таинственным. Стены из переплетенных веток, пол, застланный мягкими одеялами, в углу корзинка с какими-то женскими принадлежностями.
— Хорошее убежище, — признал я, усаживаясь на одеяло.
— Да, здесь никто не мешает, — согласилась Катька, садясь рядом. — Можно делать все, что хочется.
Она придвинулась ближе, и я почувствовал знакомый аромат ее кожи, смешанный с запахом полевых цветов. В полумраке шалаша ее
глаза блестели особенно ярко.— Катя, — начал я, но она приложила палец к моим губам.
— Тише, — прошептала она. — Сегодня без разговоров.
На этот раз она была совсем другой, не торопливой и страстной, как в сеновале, а медленной, томной. Ее руки скользили по моему телу с неторопливой нежностью, изучая каждый изгиб, каждую мышцу.
— Ты такой напряженный, — шептала она, массируя мне плечи. — Все думаешь о своих землях да металлах. Нужно расслабиться.
Ее пальцы были волшебными. Они находили узелки напряжения в мышцах, разминали их, заставляя тело обмякнуть от удовольствия. Постепенно вся усталость дня, все заботы и проблемы куда-то исчезли.
— Лучше? — спросила Катька, склонившись надо мной.
— Намного лучше, — признался я, глядя в ее лицо в мерцающем свете свечи.
Теперь моя очередь. Я перевернул ее на спину, начал медленно расстегивать пуговицы платья. Катька лежала с закрытыми глазами, едва заметно улыбаясь. Когда ткань соскользнула с ее плеч, обнажив загорелое тело, я замер, пораженный ее красотой.
— Не останавливайся, — прошептала она, не открывая глаз.
Мои губы проследовали путь от ее шеи к ключицам, затем ниже. Она тихо застонала, когда я коснулся языком ее сосков, выгнулась, прижимаясь ближе.
— Витя… — прошептала она. — Какой же ты…
Но фразу не закончила, потому что мои губы опустились еще ниже. Катька вскрикнула, сжала мои волосы пальцами.
— Расслабься, — ответил я. — Доверься мне.
Поначалу она напряглась, но постепенно начала поддаваться новым ощущениям. Ее дыхание участилось, бедра начали двигаться в такт моим ласкам. Через несколько минут она уже не сдерживалась, стонала в голос, прижимая меня к себе.
— Боже… что ты со мной делаешь… — шептала она между вздохами.
Когда волна накрыла ее, Катька выгнулась дугой, вскрикнула так громко, что птицы в ближайших кустах встревоженно зашелестели крыльями. Потом обмякла, тяжело дыша.
— Никто… никто мне не делал так хорошо, — прошептала она, когда дыхание немного восстановилось. — Откуда ты это знаешь?
— Интуция, — улыбнулся я, целуя ее в губы.
— Какая интуция, — засмеялась она, обнимая меня. — Просто ты не такой, как наши мужики. Те только о себе думают, а ты…
Она не договорила, потянулась к моим губам. Поцелуй получился долгим и нежным. А потом Катька перевернулась, оказавшись сверху.
— Теперь моя очередь тебя удивлять, — шепнула она, склоняясь к моей груди.
То, что последовало дальше, превзошло все мои ожидания. Катька оказалась не только страстной, но и удивительно изобретательной любовницей. Она знала такие способы доставить удовольствие, о которых я даже не подозревал.
Когда мы наконец соединились, это было похоже не на грубую страсть, а на медленный танец. Она двигалась надо мной с грацией опытной наездницы, контролируя ритм, направляя наши ощущения.