Фермер: перерождение

Что-то в этой истории настораживало, но пока не было фактов, только подозрения. Нужно действовать осторожно.

В восемь утра пришел Ефимов. Парень среднего роста, плотного телосложения, с румяным лицом и вьющимися светлыми волосами. Одет в белый халат поверх синих брюк и клетчатой рубашки.

— Доброе утро, Петр Васильевич, — поздоровался он, вешая куртку на крючок у двери. — Ого, Виктор Алексеевич! А вы что так рано?

— Да вот, с Петром Васильевичем консультируемся, — ответил я, наблюдая за его реакцией. — У нас проблемы с культурами.

— Какие проблемы? — Ефимов подошел к стеллажу с колбами, внимательно их осмотрел. — Действительно, что-то не то. Запах хлорки и мутность необычная.

Лицо парня выражало искреннее удивление, но я знал, что хорошие актеры умеют скрывать эмоции.

— Похоже, кто-то добавил дезинфицирующее средство, — сказал Кутузов. — Все культуры погибли.

— Но как? Кто мог это сделать? — возмущался Ефимов. — Лаборатория же на замке!

— Вот это и предстоит выяснить, — заметил я.

Весь день мы работали над восстановлением погибших культур. Достали из холодильника резервные образцы, приготовили свежую питательную среду, засеяли новые колбы. Ефимов помогал усердно, не подавая виду, что может быть причастен к диверсии.

К вечеру у меня созрел план. Нужно поймать диверсанта с поличным, но для этого требовалась приманка.

— Петр Васильевич, — сказал я Кутузову, когда Ефимов ушел домой, — завтра объявим во всеуслышание, что восстанавливаем работу. Если злоумышленник хочет навредить, он попытается повторить.

— А если это действительно Ефимов? — спросил лаборант.

— Тогда поймаем его. Устроим засаду.

— Но как? Ведь у него есть ключи от лаборатории.

— Спрячемся здесь на ночь. Подсобка подойдет, оттуда все видно.

На следующий день я демонстративно появился в районной столовой, где обедали сотрудники различных учреждений. За деревянными столами, покрытыми клеенкой, сидели агрономы, ветеринары, работники райкома. Повара в белых колпаках разливали борщ из больших кастрюль.

— Хорошо, что запасные культуры у нас были, — сказал я Кутузову, накладывая гречневую кашу с тушенкой. — Завтра уже сможем возобновить производство настоев для очистки полей.

За соседним столиком как раз обедал Ефимов. Он ел щи со сметаной, внимательно прислушиваясь к разговору. Когда наши взгляды встретились, он дружелюбно кивнул.

Вечером мы с Кутузовым остались в лаборатории после рабочего времени. Сослались на срочный анализ проб, которые нужно закончить к утру. В семь часов погасили основной свет, оставив только настольную лампу, заперли дверь и спрятались в подсобном помещении.

Подсобка была тесной, метров шести площадью, заставленной стеллажами с реактивами и лабораторной посудой. Небольшое окно выходило в коридор, через него можно наблюдать за происходящим в основном помещении.

Мы устроились на ящиках с химикатами, укрывшись старыми халатами. Пахло карболкой, формалином и чем-то кислым.

— А если не придет? — прошептал Кутузов, поправляя очки.

— Придет, — тихо ответил я. — У таких людей навязчивая идея. Они не могут остановиться.

Время тянулось медленно. За окном стемнело, в коридоре зажглись тусклые лампочки под матовыми плафонами. Сторож дядя Коля обошел здание в девять вечера, постучал палкой по батареям отопления, проверил замки на первом этаже.

В половине двенадцатого послышались осторожные шаги в коридоре. Кто-то поднимался по лестнице, стараясь не производить шума. Мы затаили дыхание, вглядываясь в стеклянную дверь лаборатории.

Через несколько минут в замке повернулся ключ. Дверь приоткрылась, в щель проник луч карманного фонарика «Эра» с металлическим корпусом. Затем в помещение прошмыгнула знакомая фигура.

Володя Ефимов! Молодой лаборант двигался по комнате уверенно, явно зная расположение всех предметов. В левой руке фонарик, в правой небольшая склянка с прозрачной жидкостью. Он подошел к стеллажу с новыми культурами, поставил фонарик на стол, начал откручивать пробки колб.

— Сейчас, — прошептал я Кутузову.

Мы бесшумно выбрались из укрытия, подкрались к двери подсобки. Ефимов склонился над колбами, не замечая нашего приближения. В руках у него была пипетка, которой он добавлял содержимое склянки в питательную среду.

— Стой! — резко скомандовал я, включая верхний свет.

Ефимов дернулся, роняя пипетку. Склянка выскользнула из рук, разбилась о пол, разливая резко пахнущую хлоркой жидкость. Лицо парня побледнело, глаза расширились от испуга.

— Руки на стол! — приказал Кутузов, подходя сзади.

Володя медленно положил ладони на столешницу, не поворачиваясь. Плечи опустились, голова поникла.

— Ну что, попался, — сказал я, обходя его спереди. — Во второй раз за неделю портишь наши культуры.

— Я… я не хотел… — пробормотал Ефимов, не поднимая глаз.

— Не хотел, а делал, — жестко сказал Кутузов. — Кто тебя послал?

Долгое молчание. Ефимов стоял, опустив голову, тяжело дыша. Наконец поднял глаза:

— Никто не посылал. Сам решил.

— Не ври, — резко оборвал я. — У тебя нет мотивов нам вредить. Кто стоит за твоими действиями?

— Никто, честное слово! — воскликнул Володя. — Просто считаю, что ваши эксперименты вредят колхозному строю!

Версия была неубедительной. Молодой специалист без политических амбиций вряд ли стал бы рисковать карьерой ради идейных соображений.

— Володя, — сказал я мягче, — садись. Поговорим по-человечески.

Мы усадили его на табурет у рабочего стола, сами встали рядом. Кутузов заварил чай, достал печенье. Нужно расположить к откровенности.

— Понимаешь, — начал я, — мы не враги. Наоборот, помогаем сельскому хозяйству развиваться. Твоя диверсия вредит общему делу.

— Но мне говорили, что вы деньги разворовываете, заграничными методами балуетесь, — оправдывался Ефимов.

— Кто говорил? — настойчиво спросил Кутузов.

Володя помолчал, потом тихо произнес:

— Дядя. Николай Павлович Лаптев. Он второй секретарь райкома.

Вот оно! Лаптев решил действовать через родственника, не желая прямо связывать свое имя с саботажем.

— И что он тебе обещал взамен? — поинтересовался я.

— Хорошую должность в райкоме. Сказал, если помогу разоблачить вредителей, меня в отдел сельского хозяйства переведут.