Феромон

– Не удивительно. Диспеп... дипсе... в общем, это даже я не могу выговорить. А значит, можно смело вызывать их всех в суд прямо по списку. И слушать, как они будут блеять.

– И когда один за другим они будут заикаться и путаться, остальные обязательно запаникуют и не факт, что не начнут отказываться от своих заявлений.

– Точно. Здесь хорошо работается, правда?
– подвинув стул он садится рядом к столу.
– Люблю сюда приезжать, когда захожу в тупик или бьюсь над какой-то сложной задачей.

– А чей это дом?

– Одного архитектора. Я вытащил его из крупной передряги с подрядчиком. Так что он был мне обязан. Но потом мы просто сдружились. Он здесь не живёт. Наводит порядок, забивает для меня холодильник и иногда заезжает вечерком попить пивка и потрещать за жизнь.

– Даже не думала, что у тебя есть такие друзья.

– Ты вообще многого обо мне не знаешь, - улыбается он.

– Как и ты обо мне, - но не хочу продолжать эту опасную тему: - Может, выберем прямо сейчас, кого ты вызовешь в суд в первую очередь?
– смотрю я на часы на его руке.

– А куда торопиться? Даже до полудня ещё уйма времени.

– У меня ещё есть на сегодня дела, - барабаню я нервно по столу.
– Отвезёшь меня пораньше?

– Хорошо, - не расспрашивает он, потому что прекрасно знает о моей запланированной встрече с Ривером.
– Ну давай, показывай, что там у тебя. Наверняка ведь кого-то уже присмотрела.

И я показываю. Но он не соглашается. Мы спорим, перекладываем дела из одной стопочки в другую, перечитываем, возвращаем всё по-старому, а потом начинаем всё снова. То мне не нравится мать-одиночка, то Ханту - однорукий мужчина. Мне кажется, как та чёртова Эйрин Брокович, за эти несколько часов я уже выучила наизусть не только имена, но и дни рождения, имена детей, адреса и даже скупые показания, что были собраны и тщательно запротоколированы или продиктованы помощниками Ривера, а может, и лично им самим.

Я поджарила тосты и бекон. И Хант одобрил мои бутерброды с салатным листом, горчицей и несрезанными корочками, которые мы поделили три к одному и давно съели, но так и не пришли к окончательному выбору.

– Давай просто ткнём не глядя, - измученная этими спорами, предлагаю я.

– Нет, давай я просто приму твой выбор, - подтягивает он меня к себе вместе со стулом.
– Потому что, если ты хочешь уехать пораньше, у нас осталось не так много времени, а я не хочу потратить его зря.

Он не смотрит, он гипнотизирует меня, заглядывая в глаза. Но меня уже не надо просить. Я сама перебираюсь к нему на колени. И, не откладывая больше ни на секунду, он уносит меня в спальню.

71. Анна

Его, губы, его руки, его горячее дыхание, жар его тела, капли пота, стекающие по его вискам. В зыбком мареве его темперамента, в миражах своего исступления я теряю чувство реальности. Он уводит за собой в зыбучие пески блаженства. Туда, откуда нет возврата. Где наши тела становятся единым целым. Где нет границ и горизонтов. Нет форм и содержаний. Есть сотканные из наших желаний узоры, подрагивающие на кончиках пальцах радуги наслаждения и серебристые туманы лёгкого помешательства. Его на мне. И меня на нём.

– Нам пора ехать, - шепчу я его плечу, не открывая глаза.

– Да, - отвечает он так же тихо моей шее и перекатывается вместе со мной, всей мощью своего тела вдавливая меня в матрас.
– Только у меня есть стойкое ощущение, что я не могу тебя отпустить.

– А у меня, что я не могу с тобой расстаться, - признаюсь я.

Боже, как же приятна эта его удушающая тяжесть.

– Разве нам обязательно это делать?
– застаёт меня врасплох его вопрос.

– Да, - делаю я судорожный вдох, когда он приподнимается на локтях, освобождая мою грудь. Но не могу вспомнить ни одной причины почему «да».

– Давай останемся хотя бы до вечера, - всматривается он, словно ищет ответ в моих глазах.
– Дожарим мясо. Допьём вино.

– Нет, - вытираю я его виски.

– Почему?

– Потому что вечером мы останемся до утра. Потом прогуляем работу. А потом погрязнем в праздности и обжорстве. Пьянстве и разврате.

– Дурочка, - смеётся он и отползает в сторону.
– Ну, тогда вставай, деятельная моя. Ты же однозначно будешь собираться дольше меня.

– Вставай, вставай, - хлопаю я его по нежно опушённой ягодице.
– Поможешь мне с бумагами, пока я сполосну посуду.

– Вот убираться здесь совершенно не обязательно, - кричит он мне вслед. Но я его уже не слушаю.

– Чёрт! Эйвер! Уже четыре. У меня встреча в шесть, а отсюда как минимум два часа ехать, и мне ещё надо переодеться.

– Ну, раз ты всё равно опоздала, - застывает он в дверях, уже натянув свои фирменные трусы.
– Давай останемся.

– Нет, - забираю я со стола кружки.

И на самом деле я вдруг понимаю, что не обязана идти ни на какую встречу. Да пусть Ривер там хоть корни пустит, поджидая меня. Привык, что всё идёт по его сценарию. Но один раз его планы я уже сорвала, сегодня порву шаблон окончательно. Не пойду на это свидание.

Только Ханту знать об этом совсем не обязательно.

И, глядя на его невозмутимую рожу, у меня стойкое ощущение, что он тянул время специально. Он ведь видел ту записку, знал, с кем и во сколько у меня встреча. И сделал всё, чтобы я на неё опоздала.

Или это уже паранойя? Ведь не держал же он меня насильно. Но как у нас сил хватило провести в постели два с половиной часа? Правда, слегка трясущиеся ноги дают мне на это убедительный ответ: нам было хорошо вместе. А счастливые часов не наблюдают.

Хант стаскивает коробки в машину, пока я последний раз пробегаюсь по комнатам, оставляя дом таким, чтобы мне было не стыдно перед его хозяином. Втайне я всё же надеюсь, что мы приедем сюда снова. Люди всегда стремятся вернуться туда, где были счастливы.

И как пришла сюда босиком, так босиком обратно и забираюсь в машину.

На встречу я не пойду, но это внутреннее беспокойство, что я опаздываю, всё равно не даёт мне усидеть на месте. Я то тыкаю в магнитолу, но ни одна из песен мне всё равно не нравится. То начинаю перебирать содержимое сумки, вдруг испугавшись, что забыла в ванной расчёску. То начинаю переплетать волосы, хотя в кабриолете на ветру - это совершенно пропащее занятие.

Хант не подаёт вида, но лёгкая улыбка, что так и не сходит с его губ, всё же выпрашивает.

– Ну, и над чем ты лыбишься?

– Ты похожа на мышку в норке, что готовится к зиме. Что-то всё шебуршишься, вошкаешься, беспокоишься.

– А ты на кота, нажравшегося сметаны.

– Знала бы ты, как ошибаешься, - смеётся он.
– Я толком и не разогрелся. Ты только разбудила во мне аппетит. Но если не перестанешь суетиться, я нарочно сверну не туда. И буду тебя успокаивать. Как могу.