Фишка

Занятый своей работой, Ник не сразу обратил внимание на перемены, которые при этом происходили с Алеком. Между тем, его лицо сразу оживилось, глаза заблестели, порозовели щеки, ноздри же раздувались, как у гончей, взявшей след.

Работал Алек вдохновенно и увлеченно, не отрываясь от холста, и только время от времени бросал внимательные взгляды на обеспокоенное лицо соперника. Весь его отдых теперь составляли лишь короткие перерывы на сон и еду, которые он проводил тут же, в мастерской. Напрасно Ник уговаривал его на более длительную передышку - Алек смог выйти из мастерской, облегченно вздохнув, только тогда, когда еще издающий запах непросохшей краски портрет был закончен.

Чтобы сравнить оба портрета, соперники условились встретиться в мастерской на следующий день и, холодно пожав друг другу руки, разошлись.

Даже во времена самой захватывающей работы Ник не проводил такой беспокойной бессонной ночи. Не в силах дольше терпеть, он с первыми лучами солнца помчался в мастерскую и сразу бросился к портрету.

Из еще не рассеявшихся окончательно сумерек уходящей ночи на Ника смотрело бледное нездоровое лицо с упрямо сжатым ртом и надменно поднятым подбородком. От полотна веяло человеческим теплом. Казалось, задвигаются сейчас беспокойно сложенные руки, разойдутся нахмуренные брови, тонкие недобрые губы разомкнутся, и в тишине послышатся язвительные слова.

Но сердцем этого творения были глаза. Живые, с пронзительным взглядом, они словно не были созданы рукой художника, а существовали наяву. В них можно было прочесть все: напряженное ожидание и нетерпение, злость и неприязнь, зависть и плохо скрываемое недоброжелательство...

"Да, - с горечью подумал Ник, - это талант, это гений, если на жалком куске тряпки может так обнажить человеческую душу со всеми ее пороками. Как же мне теперь досадно, что не сумел предвидеть такого! А эти глаза... Человеку с подобным взглядом даже я не подал бы руки. Нет, этого никто не должен видеть. Я не допущу".

Он отыскал на столе нужные краски и, взяв в руки кисть, лихорадочно принялся за работу.

"Ты у меня сейчас их закроешь", - с мстительной усмешкой думал Ник, выводя бледные веки на том месте, где только что сияли живым блеском выразительные глаза.

– Ну вот и все, - облегченно выдохнул он, накладывая последний мазок на полотно, и вдруг его испуганный крик потряс еще спящий дом.

Хаотично кружа по мастерской, натыкаясь на мебель и мольберты, топча рассыпавшиеся по полу кисти и тюбики с краской, Ник истошно вопил:

– Не вижу, я ничего не вижу! Помогите кто-нибудь, я, кажется, ослеп. Я ослеп...

"СЛУШАЙ, МАРИЯ!"

Всю неделю в небольшом солнечном городке, раскинувшемся на берегу ослепительного лазурного моря, бушевали страсти. Они были вызваны самым популярным в стране конкурсом певцов, который устраивался раз в четыре года и неизменно приковывал к себе самое пристальное внимание всех любителей музыки.

Это состязание всегда проходило в огромном современном концертном зале, выходящем своим фасадом на большую овальную площадь в центре городка, окруженную ресторанами, отелями и кафе.

Шел последний день конкурса, и на площади перед залом толпились оживленные кучки поклонников и поклонниц, поджидающих своих кумиров.

В глубине полутемного кафе под ритмичные звуки, вылетающие из музыкального автомата, томно покачиваясь в такт модной мелодии, танцевала юная парочка. Время для посетителей было еще раннее, поэтому почти все столики пока пустовали.

Лениво откинувшись на спинку кресла, Мария сидела на затененной веранде летнего кафе. Перед ней стояла вазочка с уже подтаявшим мороженым и стакан апельсинового сока со льдом. До начала завершающего конкурсного концерта оставалось больше двух часов, и Мария не спешила покинуть уютное местечко, наслаждаясь безмятежным спокойствием уходящего летнего дня. Она неторопливо потягивала свой сок, иногда посматривая на площадь и едва заметным кивком отвечая на приветствия знакомых.

Марию в этом городе знали все. Но не богатство ее отца - владельца самого фешенебельного отеля и ресторана - принесло ей эту славу, а ее необычайная красота и грация. Высокая, стройная, с легкой плавной походкой Мария была само совершенство. Внешность ее не поддавалась описанию обычными словами, так она была прекрасна. А когда она шла, могло показаться, что она не касается земли, а будто проплывает над нею.

Но природа, как видно, не пожелала наделить всем, чем могла, только одного человека. Была у Марии причина ее тайных страданий. Обладая ко всему еще и необыкновенно тонким слухом и музыкальностью, прелестная девушка имела грубый, зычный, скрипучий голос. Даже при обычном разговоре из ее горла вырывались каркающие, свистящие, хриплые звуки, не говоря уже о том, что она не смогла бы спеть своим голосом ни одной, даже самой простой, музыкальной фразы.

Не потому ли так жадно вслушивалась Мария в голоса знаменитых и пока еще не известных мастеров вокала, не пропуская ни одного концерта? Сама она всегда молчаливо сидела в своей дорогой ложе, напряженно внимая чарующим звукам, блистательная, неприступная красавица, поневоле вызывающая откровенно восхищенные взгляды.

Сенсацией последнего конкурса стал Антонио, молодой и малоизвестный певец с удивительно чистым, сильным и красивым голосом широкого диапазона. Когда он впервые вышел на сцену знаменитого концертного зала, в публике раздались смешки, и по рядам прокатился рокот недоумения: Антонио был чрезвычайно уродлив. Его огромная курчавая голова с длинным кривым носом, вытаращенными глазами и лошадиной челюстью сидела на слишком коротком туловище, вдоль которого свисали непомерно длинные руки.

Но с первыми же звуками его голоса шум в зале стих. Мягкие и нежные они проникали в самое сердце, пробуждая в душе все, что в ней было прекрасного. Хотелось сострадать и любить, жалеть и плакать. Его голос увлекал за собой куда-то вдаль, где прозрачное голубое небо сливалось с теплым ласковым морем, где нет зла и жестокости, ненависти и яростной борьбы за лучшее место под солнцем, где царит вечный мир и гармония.

Мария сидела, завороженная этим волшебным голосом, не замечая ни уродства певца, ни затаившей дыхание публики, ни удивленных членов жюри. Грудь ее ритмично вздымалась, глаза влажно блестели, а руки судорожно сжимали подлокотники кресла.

Волшебный голос Антонио пленил ее. Она была очарована и покорена. Ее неудержимо повлекло к этому человеку. Теперь, оставаясь наедине с собой, она мечтала о встрече с ним. Колдовские звуки никому не известного ранее уличного певца сделали то, что не удавалось ни одному из ее холеных богатых обожателей. Своим искусным пением он затронул самые дальние, самые заветные уголки ее души, заставив холодную гордячку мучиться и тосковать. Мария полюбила.

Как все и предполагали, гран-при на конкурсе достался Антонио. Наконец-то фортуна повернулась лицом к безвестному доселе бедному певцу. Сразу же после конкурса ему предложили очень выгодный контракт, который он, конечно, подписал.

С этих пор жизнь Антонио круто изменилась. Потянулись дни долгих и напряженных репетиций, бесконечных гастролей и концертов. И повсюду он встречал возбужденный взгляд черноокой красавицы Марии. А она, в конце концов, добилась того, чтобы их представили друг другу, и с той минуты Мария уже не расставалась с ним.

Антонио не верил своему счастью. Неприступная и холодная с другими красавица щедро дарила ему влюбленные взгляды и нежные ласки и с трепетом ловила каждый звук его божественного голоса. Теперь все мелодии, все его песни принадлежали ей и только ей, его Марии. Выступал ли он на освещенной юпитерами сцене или же пел в салонах светских гостиных, куда его наперебой стали приглашать, в знаменитом театре или просто на берегу моря при лунном сиянии, где они с Марией часто подолгу гуляли, всюду он пел только для нее.