Фрейлина

То есть, чем богаче и успешнее мужчина, тем больше у него выбора и власти взять то, что нравится и чего он хочет. Это касалось и красивых женщин. Они будто бы и улучшали веками генофонд правящей знати.

Львову меня представила воспитательница Ольги Анна Алексеевна — как младшую фрейлину Шонурову. Сама государыня была занята. Неизвестно, успели ли они до моего прихода обсудить общую музыкальную программу, но сейчас все внимание было мне.

Объяснив мужчине суть проблемы, Окулова жестом направила к нему меня, вручила текст романса и ноты, сразу сказав, что Александра Федоровна не совсем ими довольна и предлагает сделать лучше, а может и серьезнее.

А я в сотый раз проклинала себя за тот свой дурацкий порыв. Лучше бы матюгнулась, честное слово! И цели достигла бы быстрее — уверена.

— Вы имеете в виду сопровождение музыкальной группой? — вздернул Львов воистину львиные брови, шевеля при разговоре пышными черными усами.

— На ваше с фрейлиной Шонуровой усмотрение. Но Ольга Николаевна хотела бы включить его в программу свадебного вечера.

— Нет… мне важно знать другое — это будет подобие домашнего пения или же требования более высокие?

— Любезный Алексей Федорович…! — явно спешила куда-то и беспокоилась об этом Окулова.

Что не удивительно — все действо накануне свадьбы переносилось из Коттеджа в Большой дворец — гостевые аудиенции, прием и раздача подарков невестой. Кроме того, три дня перед свадьбой Ольга молилась и постилась. Собственно… «обязательная рыба», получается, тоже по этому случаю — вспомнилось мне. А еще Ее высочество посещала утреннюю службу в эти дни, чтобы исповедоваться. Сопровождала ее воспитательница, царица всегда относилась к вере прохладно. Что-то еще было… да перед свадьбой полно разных дел!

То есть… сейчас они тоже, наверное, в церковь — заторможенно соображала я.

Разбудить-то меня разбудили и даже подняли, что не означало, что я полностью проснулась, хотя утро выдалось свежим. Будто уже и втянулась в привычный для всех здесь режим — рано ложиться и рано вставать, но еще не вжилась в него. Моя внутренняя сова нещадно давила собой привыкшего к раннему подъему жаворонка Таисии.

А дама продолжала:

— Да откуда же нам всем знать, что вы там решите относительно музыки? Это вы у нас знаток и умелец. Прослушайте и дальше уж сами — все на ваш безупречный вкус.

С сомнением оглядев притихшую меня, Львов пробежался взглядом по тексту и тихонько хмыкнул:

— Ну, что же, барышня…

— Таисия Алексеевна, — прошелестела я, кашлянув… кажется общение с Загорянским заразно этой привычкой.

— Весьма приятно, — вежливо склонился в легком поклоне Львов, — ну что же? Прошу в Капеллу, не желаете ли отстоять службу?

— Желаю, отчего же нет? — подтвердила я осторожно, кажется уже понимая к чему все идет.

Пока мы спускались по парку к Готической Капелле (она же церковь святого Александра Невского), Львов расспрашивал: давно ли занимаюсь стихосложением, каким образом приходят ко мне стихи?

— Навеянный особенной минутой образ… первая фраза ключевая. А уж на нее… как бусины на нить, нанизывается все остальное, — попыталась я объяснить, как сама понимаю появление стихов.

— А нельзя ли тогда хотя бы один такой пример? Сиюминутный, — всерьез попросил мужчина.

Да ладно?..

Я зябко передернула голыми плечами — над лугом, широко раскинувшимся внизу, плотно стоял утренний туман, уходя в залив и сливаясь там с небом. Но и здесь, наверху, воздух все еще оставался по ночному прохладным и даже сырым. Вот я бестолочь — Ирма предлагала шаль, но стоило представить жару потом и как таскаю ее за собой весь день… Думала — добегу быстро. Стихи ему? В альбоме было… и почти в тему:

— Как холодно… мне б что-нибудь на плечи

И позабыть о всем, помимо белой ночи,

Но есть еще одно… и это жажда встречи

И взглядов пресеченья. Грустно очень…

— Браво, — остановившись, Львов пару раз хлопнул в ладоши: — А вот грустить не нужно, все у вас еще впереди, Таисия Алексеевна. Обязательно будете счастливы — поверьте пожившему человеку.

— Впереди у меня замужество вслепую, Алексей Федорович, — горько улыбнулась я, с какого-то расчувствовавшись. Стихи? Или тот самый эффект попутчика?

— И счастье мое будет напрямую зависеть от того, как понимает его будущий муж.

— А вы? Как понимаете его вы?

— А я? А я… предельно просто: слышать друг друга, жить друг для друга. И чтобы его счастье отражалось во мне и наоборот, а все наши беды я взяла бы на себя. Но… он не позволит этому случиться, и мы вместе… соберемся и перемелем любые неприятности в муку. А не получится… переживем без особых потерь, потому что вместе, — честно выложила я свое понимание брака. А иначе — смысл в нем вообще?

— И ни слова о любви? Подобное кажется странным для юной девицы, — тихо заметил мужчина, — обязательно нужно полюбить, хотя бы раз в жизни.

— … иначе так и будете думать, что это прекрасно, — бодро подхватила я, ввернув есенинское.

— Я рад нашему знакомству, — отсмеявшись, доложил Львов: — А как вы относитесь к церковным песнопениям?

— А вы не обидитесь, если отвечу правдиво?

— Постараюсь не обижаться, — хмыкнул он.

— Вы главный хормейстер империи, можно сказать… и сохраняете традиции русского церковного хора, которые во многом исходят из Греции. Под вашим руководством придворная капелла упрочила свою известность. Она пример для многих, к вам ездят из Европ за опытом…

— Но?

— Но Бог, это радость, свет и надежда — по моему пониманию, а у вас все больше о грехах наших, Алексей Федорович. Греческий распев тяжелый, как каменная плита — унылым размеренным речитативом и совсем без эмоций. Под него не душой воспарить хочется, а пнуть певчих, чтобы хоть как-то… шевелились уже.

Я знала о чем говорила. Был у меня один диск… и всего пара вещей в греческом стиле на нем — будто для сравнения. Мастерство исполнения и качество звука мало при этом значили, впечатление оставалось тяжелым, давящим.

— Как вы немилосердны, однако, — крякнул хормейстер и дирижер.

Неприязни со стороны Львова я не боялась, хотя ее и не хотелось. Но, по большому счету, мне она только на руку — сама петь я не собиралась. Отфутболит — меньше проблем, я вообще хотела только «сочинительствовать». Образ внутренне растрепанного творческого человека уже заявила, зачем мне лишние труды и сложности?

— А сами-то вы имеете представления, как оно должно? — похоже все-таки обиделся он.

— Не должно… а хотелось бы мне. Имею, могу напеть прямо сейчас, — я уже знала, что именно и как.