Фрейлина
Шрифт:
— Князь то есть, по-нашему, — соображала я.
— Таисия… род твоей матери может быть даже более древним, но ты не урожденная Тромменау.
— А род Шонуровых-Козельских? — было мне интересно.
— Равен. Или даже превосходит эту линию… не совсем уверена. Но это не так и важно, — недовольно заключила она, — титул утерян. Поспеши по своим делам!
Я поспешила…
Умная женщина. Но на счет Константина говорила ерунду. Дела сердечные здесь очень в моде, особенно у дам, вот и воспринимают любой намек… А его нет. Высочество… он будто с парадного портрета сошел: отстранен, вежлив, подтянут. Держит себя в руках
А вот Загорянский — возможно. Улыбался мне с явным намеком на симпатию, в разговоре откровенно заигрывал. И взгляд, которым окинул меня, когда мы вошли — в нем точно был мужской интерес.
Сделав свои дела и вымыв руки, я внимательно рассматривала себя в зеркале туалетной комнаты. Реально — я могу заинтересовать мужчину?
Когда-то была уверена в обратном и перенесла, наверное, ту свою уверенность на себя нынешнюю. Так может я ошибаюсь, а Елизавета Павловна права?
Зеркало могло искажать, явно же у них здесь не точное производство. Потому что мне казалось — Таисия изменилась: четче обрисовались скулы, совсем исчезла детская припухлость щек. Худею? Недоедаю точно — то некогда, то, как слону дробина… Съела бы всю рыбину, а дают кусочек. А сегодня похоже совсем без обеда осталась.
Лицо больше не казалось длинным — я сохранила привычку жестко поджимать губы и вчерашний пухлый бутон таковым уже не выглядел. Просто небольшой аккуратный женский рот. Линия челюсти тоже подобралась благодаря этой моей привычке. Челку бы на лоб да рот побольше… образцом женской красоты для меня всегда была Софи Лорен.
Собственное отражение заставило задуматься… и, кажется, все-таки главные изменения коснулись взгляда, он был серьезным и взрослым. Испуганным ребенком, как в первый день, я уже не выглядела. Может и правда когда-нибудь…
Может и правда у меня здесь сложится. С тем же Весниным — понравлюсь ему… Надежда есть. В любом случае, здесь не будет того отчаянья… когда я помнила, что не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки, и рискнула решить вопрос своей девственности. Хорошо, вовремя опомнилась… редкостная дура.
Во фрейлинской на меня удивленно посмотрела девица в красном бархате.
— Твое место возле Ее высочества.
Там уже есть две штуки, в голубом. Но надо, так надо. Заодно и с А-анной поздороваюсь.
На качелях теперь качалась она. Взглянула невинными глазами, улыбнулась смущенно-растерянно… Как в ней все это уживается? Непостижимо! Но проучить нужно, хоть как-то.
Встав с другой стороны качели, я нежно обвила руками опору и тяжко вздохнув, устремила тоскливый взор на беседку. Потом — в небеса, уныло протянув: — Эх… жизнь-держись…
— Тебя долго не было, Таис, ты расстроена. Что-то сложилось не так, твоему романсу отказано? — забеспокоилась Анька.
— Да что романс, Анни? Романс — ерунда. Вот Фредерик Август! Но он недосягаем для меня и Елизавета Павловна это подтвердила…
— Таисия, милая… — быстро подошла и обняла меня Варя, — любовь зла и редко бывает счастливой. Но как?! Ты полюбила с первого взгляда?
— Ну я же взрослый человек — как можно? Еще только он приехал, как только появился…
— Ах… и ты молчала все это время?
— Да мы только познакомились с тобой толком, Варя. И о чем здесь говорить? Я худею, не ем… но с чувствами обязательно справлюсь. Он никогда
о них не узнает!— Может стоит поговорить о них с Ее высочеством?
— Вот сейчас ей как раз до этого. Пройдет само, — махнула я рукой и сделала самые большие и самые жалобные глаза.
— Возможно ты преувеличиваешь свои чувства…
— Я их преуменьшаю!
— Она преуменьшает — да… — грустно подтвердила Анна, — так вот почему были те стихи…
Меня спасла Ольга. Я уже понимала — капитально переигрываю. Даже попадая в тон и стиль. Принято здесь так — постоянно кого-то любить, мечтать, обязательно страдать.
— Подойдите к нам, Анна, Таисия, Варя. У нас есть немного времени и… вот что — не знаете ли вы новых салонных игр? Жаль… Для шарад и живых картин нет времени. И я только рассказала Карлу про «сочини историю» и даже успела два раза выиграть. А Таис должна быть сильна в буриме, не так ли?
— Только на русском языке, Ольга Николаевна, — честно предупредила я.
— Буриме? Тогда и мы тоже участвуем, — раздалось откуда-то сбоку.
К нам подходили Константин и еще два морских офицера — Загорянский и второй, щелкнувший каблуками и бодро представившийся Артемием Тимуровичем Заверюгиным. Невысокий, симпатичный и лихой с виду парень, чем-то похожий на донского казака.
Скоро Шувалов ушел, наказав не задерживаться дольше нужного. Вставила свое и Окулова:
— Анна, Таисия, нам предстоит важный разговор. Впрочем, и с Варварой тоже. И стол должноуже будет накрыт… постный.
— Благодарим… будет сделано, Анна Алексеевна, — присела Варя.
Окулова еще осталась посмотреть, как мы рассядемся и не нарушим ли приличия.
Лавки вокруг стола образовали такой же круг с несколькими проходами. Мы все расселись, кружком и напротив — мужчины и женщины, пять на четыре.
Буримея знала, в эту игру играют и у нас: участники пишут на листе простую рифму, например «розы — морозы». Потом игроки меняются бумажками, и каждый должен сочинить четверостишие, используя заданную рифму. В конце все читают получившиеся строки и выбирают победителя — автора самого забавного или элегантного стихотворения.
Сразу договорились играть честно — Ольга и Варя владели немецким, как родным и знали поэзию. Им и достались немцы. Не хватало пары Константину — нас с Анной быстро застолбили офицеры. Ей достался Заверюгин. Ну, а мне понятно кто.
— Анна Алексеевна, я настаиваю — составьте и вы мне компанию. Мы с вами всех порвем!
Мужчины сдержанно смеялись, мы улыбались…
Я его не узнавала. Что хорошего случилось с тех пор, как мы расстались на такой некрасивой ноте?
Загорянский быстро написал что-то на листе и передал его мне. И тут до меня дошло. Дошло, Карл…
— Если буду писать медленно — не взыщите, — пожаловалась я, — стихи моя слабость. Отчего и рука слабеет, и в мыслях туманится.
— Делайте, как вам наиболее удобно, Таисия Алексеевна, — взглянул Константин с улыбкой и будто с легким сомнением.
Вскоре зашуршали пером по бумаге и другие женщины. Мужчины тихо переговаривались между собой. И на немецком, все на немецком и абсолютно свободно.
Ну, а я соображала, что бы дописать к тому, что задал мне Загорянский. Уже понимала, что с пером справляюсь. Будь оно гусиным — вряд ли, но к этому времени вошли в обиход стальные. Просто нужно неспеша и осторожно, хотя…