Фрейлина
Шрифт:
Я смотрела на счастливую пока еще Ольгу и грустно улыбалась сама — вот с кого брать пример. Уже в возрасте правда, но она писала… Дай бог памяти… «Как хорошие, так и плохие дни нашей жизни формируют наш характер. Не стать озлобленным, чтить тех, которых мы не можем любить, на зло отвечать добром и сохранить в себе чувство независимости, спокойствия и благосклонности… это то, что я всегда старалась исполнить».
И есть же еще она… я совсем забыла об Ольге! Но это крайний случай, совсем крайний.
— Вы видимо грустны сегодня, — совершенно верно заметил Фредерик Август, — а я
— Умирает всё — цветы, люди и даже звезды. Если смерть происходит в свое… правильное время — в старости, то в ней есть глубокий смысл обновления, — осторожно подбирала я слова утешения: — А обновление есть возрождение, вы согласны? Или я слишком умничаю?
— Нет… пожалуй — нет, — удивился он, — мысли ваши вполне разумны. Мир стар и устроен очень логично (я не имею в виду любое общество). Если что-то в этом мире упорядоченно и давно уже является частью общего, значит оно единственно верно.
— Поэтому у нас и говорят «все там будем». И в этой фразе нет страха или смирения, — кивнула я.
— Но есть надежда, — подхватил он с готовностью, — та, о которой мы говорили в прошлый раз.
— Надежда на встречу в мире даже лучшем, чем этот. Народная мудрость тоже стара и не может быть неправой.
— Я надеюсь…
— Правильнее будет — верю.
Подобного плана разговоры — о смысле жизни и смерти, бытия в целом, скорее присущи были атмосфере салонов и дамам. Хорошая такая возможность выглядеть умнее, чем ты есть. Понятно — старательно перед этим подготовившись — нахватавшись цитат, а может и порепетировав перед зеркалом с нужным выражением лица.
Но тут явно же черная полоса у мужика. Так что я сразу и простила ему. Может, это смерть матери… да мало ли!
За слова о том, что счастливы люди одинаково, а несчастья разнообразны (если перефразировать Толстого), я всегда была руками и ногами. Но с этим человеком мы сейчас звучали почти в унисон, понимая друг друга с полуслова. Странно вообще-то, но могло и быть, наверное. Минимум — наши неприятности примерно равны по шкале интенсивности.
И сейчас тоже… серьезно обдумав мои слова, он задумчиво кивнул.
— Уже и верю, пожалуй. Благодарю вас, — на секунду накрыл он мою ладонь своей. Такая, чисто дружеская тактильность.
Неожиданно… но сейчас рядом с ним мне было спокойно. Чуточку грустное такое, но надежное и уверенное спокойствие. Он единственный здесь сразу воспринимал меня, как взрослого серьезного человека. Говорил на равных и даже… похоже, что искал помощи?
Так доверяются случайным попутчикам и вроде оно даже психологически оправдано.
Я повернула голову и внимательно посмотрела на мужчину. И даже дурацкие букли, накрученные на висках, с мысли меня не сбили.
— Хотите сказать?.. У вас есть вопросы, Таис?
У меня были вопросы. У меня были… появились мысли…
Глава 24
— Простите мое невежество, но как к вам следует обращаться, чтобы это было правильно? — решила я начать с важного для меня. Просто
«принц» царапало уши до крови. Ну не комфортно!— И вы, и я нарушали в этом. Что, впрочем, допустимо при более близком знакомстве, а значит не так важно.
— И все-таки?
— Обращаясь — herr prinz, вы исполните все условности, — вежливо объяснил мужчина, — однако же, Таис… здесь мне было бы приятно обращение на русский манер — Фредерик Людвигович, — отчество он выговорил с трудом, коряво.
— Да, понимаю, — заулыбалась я. Все бы решалось так просто: — Фредерик Людвигович, а в чем тогда состоит ваше нарушение?
— Прошу прощения за фамильярность… fraulein Schonurova, — слегка поклонился он.
— Пускай остается — Таис, мы с вами уже достаточно долго и близко знакомы, — веселилась я. Смотрела и опять видела мир вокруг себя. Цвета, запахи… Эмоциональная отдушина какая-то, честное слово! И как же вовремя.
В наше время обращения «фройляйн» в Германии практически уже нет, только «фрау». И речь не о физиологии, так сложилось — подчеркнуто уважительное обращение к девушке ушло из обихода, исчезло, утеряно, нет его. А здесь вот так — я фройляйн Шонуроффа.
— Достаточно близко знакомы, соглашусь, — улыбаясь, кивнул мужчина, — целых три встречи и даже два разговора.
— Буду благодарна, если найдете время и для третьего, — решилась я как-то разом, вдруг — как с обрыва шагнула: — В месте, не способном скомпрометировать ни вас, ни меня: людно, Нижний парк, светлое время суток.
— Вы просите о свидании? — быстро взглянул он на меня. И будто с легким разочарованием.
— О разговоре. А только вдвоем потому, что он не для лишних ушей.
Мужик скучнел на глазах. Шел рядом и руки больше не предлагал.
— У вас ко мне личный интерес или я как-то могу помочь вам? Замолвив слово, к примеру?
Как же бабы загнали его своим вниманием, наверное — поглядывала я искоса. Красивый зараза — кровь с молоком мужик, картинка… а потому и неудивительно. Постаралась успокоить его:
— Дела амурные здесь ни при чем и просить о помощи я тоже не стану. Я вообще ни о чем просить не стану — обещаю. Речь пойдет о сотрудничестве — взаимно выгодном.
— Меж людьми или государствами? — подозрительно щурился он.
— Можно сказать, и государствами, — согласилась я. Мы и есть подданные двух разных государств.
— Вы совсем запутали меня и заинтриговали, — чуть повеселел немец, — выберите день, время и сообщите.
— Сегодня… через час. У Монплезира со стороны залива есть балюстрада, — предложила я с вежливой улыбкой.
Приятная легкость общения быстро уходила, оставив сожаление… я будто что-то теряла сейчас — почти ощутимо. Начинало знобить. Уже почти привычное ощущение, на нервах. Куда я лезу вообще… с чего вдруг решила?..
— Все настолько срочно? — удивился herr prinz.
Я отстраненно качнула головой и все-таки… все-таки решилась продолжить, попытавшись объяснить спешку убедительно:
— Я не видела программу увеселений, но думаю что-то запланировано и на этот вечер. И в любое другое время вы тоже можете быть заняты. Надолго я вас не задержу.