Галя, у нас семидесятые!

— К хиппи? — изумленно переспросила я, поражаясь, как мне самой раньше в голову не пришла эта идея.

— Ну да, — кивнул старый знакомый, расплачиваясь и вставая. — Стиляги давно уже повыродились. У меня хранятся где-то в шкафу пиджак да пара ботинок, просто как воспоминание о юности. А в моде теперь — совершенно другое.

Глава 13

— Не знаю я, Дарья Ивановна, где он. Шлындрается, наверное, где-нибудь со своими дружками, на гитаре бренчит, да песни орет. Съехал уж пару недель как, — резкими, рублеными фразами ответили мне в телефонную трубку. Я разговаривала с мамой своего бывшего ученика, Сережи Лютикова.

— Почему? — машинально спросила я.

— Отчим его в парикмахерскую отправил, — пояснила трубка. — А он, увалень, наотрез идти отказался. Плести что-то начал про то, что короткая стрижка идет вразрез с его понятиями об индивидуальности. Надо ему, видите ли, чтобы ветер в волосах гулял, он так себя хорошо чувствует. А я уж замучалась его волосню из слива в ванной убирать. Ну он паспорт взял, дверью хлопнул и ушел.

— А адрес не подскажете? Ну где Сережа квартиру снял, — изо всех сил стараясь сохранять вежливость, попросила я. «Увалень» был одним из самых безобидных эпитетов, которыми любящая Сережина мама награждала своего сыночка.

— Не знаю, — ответила дама на том конце провода. — Съехал — и скатертью дорога! Ежели увидите его, Дарья Ивановна, передайте, чтобы не появлялся, я эту морду длинноволосую видеть больше не могу. Извините, некогда мне разговаривать, белье кипятить поставила, не могу оставить без присмотра, — и она, видимо, со всей дури шмякнула трубку на рычаг.

Попрощаться я не успела, но, в общем-то, не особо пожалела об этом. Общение с родительницей моего бывшего подопечного Сережки не доставляло никакой радости. Жаль только, что с Сережкой связь потеряна. Пока из всех моих знакомых он был единственным, кто принадлежал к уже начавшему набирать популярность в СССР молодежному движению хиппи, заявившему о себе на исходе хрущевской «оттепели» — в конце шестидесятых.

О недавней встреча с давним знакомым я не жалела, несмотря на то, что о Лиде я толком ничего не узнала. Но справедливости ради стоит сказать, что бывший Лидин ухажер — потертый ловелас Лео-Леонид, который к сорока годам вроде бы успел что-то осознать пожалеть о некоторых своих поступках, дал мне, в общем-то, хорошую зацепку: скорее всего, говоря о страно одетых молодых людях, Лидин муж Андрей имел в виду хиппи. Попытка не пытка: наведаюсь к Сережке, попрошу его поспрашивать «своих» — вдруг и выйдет чего. Может, кто-то что-то видел, может, кто что слышал об исчезнувшей в никуда некогда первой красавице завода? Вдруг Лида, которой опостылела тусклая и беспросветная жизнь, захотела ярких эмоций?

Но где мне теперь искать своего бывшего школьника? Опоздала я малость. Не выдержав придирок и гнетущей обстановки в отчем доме, молодой неформал принял наконец единственно верное решение — бросить все и уехать. Надеюсь, не в Питер, как это модно стало делать в последнее время. В таком случае найти мне его будет практически нереально. С питерскими (точнее — ленинградскими пока еще) хиппи я и вовсе не знакома.

Но даже если предположить, что Сережка, взяв паспорт и хлопнув дверью, просто снял комнатку или угол где-то в Москве, то как я его найду? По Москве ходят сотни странно одетых молодых людей, внешний вид и поведение которых никак не вяжутся в массовом сознании с образом строителя коммунизма. Этакие безыдейные, апатичные, одним словом — бездельники, что с них взять…

Близился Новый Год и, соответственно, конец второй четверти, а посему я просто физически не могла выделить достаточно времени на поиск подруги. Вставала я рано, возвращалась из школы домой поздно — то диктанты, то сочинения, то проверочные работы, то подготовка к урокам, то проверка «домашек»… Нет, о своем главном деле я не забывала — обзвонила всех бывших учеников и спросила невзначай, не знают ли они, где сейчас Сережка. Но никто ничего не знал. Кое-то из ребят вспомнил его старый домашний номер, но толку-то? По этому адресу Сережка-хиппи уже не живет.

Я решила пойти в лоб и просто спрашивала у длинноволосых парней на улице, которые хотя бы отдаленно напоминали мне хиппи, не знают ли они, кто такой Сережа Лютиков. Однако и это не принесло никаких результатов. То один, то другой отрицательно качали головой. Мало ли в Москве Сергеев-хиппи? Может быть, Сережка и вовсе известен в этой в среде неформалов под другим именем или вовсе пока еще не известен? У них есть, конечно, свои лидеры, но где ему быть лидером в свои двадцать с небольшим?

Да и вычислить хиппи среди обычных людей стало непросто: ударили жуткие холода, под минус тридцать, и, естественно, уже никто не ходил по городу без шапки, в джинсах и вьетнамках. Наверное, только самые идейные, вроде Кирилла, о котором мне как-то рассказывал Сережка.

* * *

— Нет, Дашенька Ивановна, я так больше не могу, — застонала Катерина Михайловна. — Мозги уже плавятся. Когда же это все закончится? Пропади они пропадом, эти учебные планы. А на днях еще в РОНО вызывали…

В тот день мы с приятельницей остались в учительской после работы — поболтать о том о сем и попить чайку. Усердная и старательная подруга, заваленная по самые уши «бумажной» работой, решила наконец выделить себе часок на отдых.

— Совсем тяжко? — полюбопытствовала я.

— Совсем, — чистосердечно призналась Катерина Михайловна, с ненавистью бросая на стол кипу бумаг. — Не могу, не мое это. Вот детишек учить — мое. А эта бумажная волокита мне уже поперек горла стоит. Вот сюда бы соседа моего, профессора Ореста Дмитриевича, который из архивов своих не вылезает, направить — такая жизнь точно для него. Да и Клим недоволен вечно — ему женского внимания хочется, а я ему все про работу талдычу. Он ругается, а я и не обижаюсь — какому мужчине понравится, когда жена из-за работы света белого не видит. В будни я тут пропадаю, а в выходные гора домашних дел накапливается… Того и гляди, опять поругаемся, придется в очередной раз Софью Исааковну просить нас мирить… Будто у нее без нас проблем мало!

— Вы бы, Катерина Михайловна, при муже не проговорились про этого дамского угодника, Ореста Дмитриевича, — со смехом сказала я, моя чашки в раковине. За окном уже была непроглядная темень, часы показывали половину восьмого вечера, и мы решили, что пора собираться домой. — Он и так зубами скрежещет, когда его видит.

— И то дело, — согласилась подруга. — Психодром какой-то. Ладно, Дарья Ивановна, пойдемте по домам.

По дороге в метро от нечего делать я разглядывала людей в вагоне. Ни одного хотя бы отдаленно напоминающего хиппи! Усталые люди, возвращающиеся домой с работы. Рядом со мной сидела девушка в теплой шапке и пальто с меховым воротником. В руках ее был потрепанный учебник по сопромату, в который она уткнулась. Губы ее беззвучно шевелились — видимо, усердно пыталась разобрать и запомнить материал. Наверное, студентка, готовится к экзамену. Сейчас самый разгар сессии.

Вообще почти у каждого пассажира в руках была либо книга, либо газета. Девочка с косичками лет двенадцати в смешной шапке читала книгу «Оруженосец Кашка» моего любимого детского писателя Владислава Крапивина, парень постарше был погружен в чтение «Сына полка». А милейшая бабулечка, нацепив на нос очки, наслаждалась новым выпуском журнала «Работница».

Напротив разместился грузный мужчина в шапке-ушанке, почти такой же, как у «Мосгаза». Только уши шапки были, как и положено москвичу, завязаны наверх. Пальто его было расстегнуто, а по лицу катились крупные капли пота. Между ногами его на полу стоял облезлый кожаный портфель, а в руках толстяк держал газету «Московские ведомости». Видимо, он страдал дальнозоркостью, потому что постоянно щурился и отодвигал газету подальше. Ну этот — точно не хиппи.