Галя, у нас семидесятые!
Шрифт:
— Даша? — растерянно переспросил он. — А ты чего? Сказали уже? Я же просил не болтать…
— Что? — не поняла я.
Андрей вышел на лестничную клетку, оглянулся, убедился, что нет никого из соседей, и жестом, не выражая ни радости, и досады, пригласил меня в квартиру.
— Ладно, скрывать больше не имеет смысла. Надо поговорить, — сказал он. — Я не хотел ничего рассказывать, не звонил тебе… Но теперь понимаю, что зря. Вы же подруги. А роднее тебя у нее никого нет.
Ничего не соображая, но предчувствуя что-то нехорошее, я вошла в квартиру. Там все было, как и в прошлый раз, когда я, все так же незваной гостьей, заявилась к подруге: чеканка с парусом на стене в прихожей, вдоль стены в коридоре — полки с вещами, наверху — антресоли, банка с чайным грибом
Андрей явно мялся, не зная, как начать разговор, но, видимо, вспомнив об обязанностях хозяина, сказал:
— Может, чаю? Грузинский есть. Извини, не знал, что ты придешь. Могу бутерброды сделать.
— Давай, — охотно согласилась я, обрадовавшись, что лед наконец-то «тронулся». Глядишь, за чайком супруг и поведает мне, что случилось. — А я помогу!
— Ты когда Лиду последний раз видела? — спросил неожиданно Андрюха, подтягивая треники и насыпая в заварочный чайник чай из черно-красной жестяной коробочки.
— Не знаю, — растерянно ответила я, нарезая сыр и кладя его сверхун на кусочки хлеба. Я начала что-то подозревать. Неужели все-таки развелись? Когда я навещала подругу, у меня было четкое ощущение, что все к тому идет. Держали пару вместе, по словам Лиды, только общие дети и отсутствие возможности разъехаться. Ради этого они и продолжали терпеть друг друга. Но долго ли можно вынести такую обстановку? Видимо, ради психического здоровья детей супруги все-таки решили разъехаться. Андрей, наверное, всеми правдами и неправдами снова выхлопотал у коменданта общежития разрешение на проживание и вернулся к холостяцкой жизни, с которой он когда-то счастливо распрощался много лет назад.
От нечего делать я уставилась на жестянку, из которой Лидин муж насыпал чай в заварочный чайник. Точно такая же была у меня дома — сохранилась с давних пор. Кажется, она всегда была. По меньшей мере, сколько я себя помню, она всегда стояла у нас дома. Ее и пару советских подстаканников я забрала с собой, когда переехала жить к Георгию. Любитель советской эпохи и бардовских песен был просто в восторге и даже загорелся идеей обустроить жилище в стиле семидесятых. Препятствовать этому я не стала, однако сразу же предупредила:
— Никаких ковров! Дышать пылью не собираюсь!
— Хорошо, хорошо! — кивнул обрадованный жених и, нацепив куртейку, прыгнул в машину и покатил на «Уделку» — блошиный рынок возле метро «Удельная». Именно там зачастую ищут разное барахло любители старины. А за старой электроникой всегда можно скататься на «Юнону» в Автово. С «Уделки» он в тот раз притащил несколько пластинок, ручную кофемолку, пару чеканок на стену и зачем-то два кипятильника. А на «Юноне» ему удалось выловить громоздкую и, на мой взгляд, совершенно непривлекательную радиолу «Люкс-2», выпущенную рижским заводом «ВЭФ», с двумя белыми круглыми ручками и несоразмерзно большими таким же белыми кнопками. Эта бандура, к сожалению, работала, а посему Гоша напрочь отказался возвращать ее обратно. Так она и по сей день стоит у нас дома.
Быстро нарезав несколько бутербродов с сыром и разлив чай по чашкам, мы уселись за стол.
— Сахар, — пододвинул ко мне сахарницу Андрюша. Он явно мялся, не зная, как начать разговор.
— Спасибо, — глупо ответила я, тоже не зная, как его поддержать.
— Лида пропала, — вдруг сказал Андрей потухшим безжизненным голосом и, уронив голову на руки, затрясся в рыданиях. Таким я его никогда не видела. Андрюшка, заводской весельчак, балагур, мастерски играющий в хоккей, просто заходился от плача.
Не желая смущать мужчину, я пробормотала, что мне нужно попудрить нос, вышла в коридор и прошлась по знакомой квартире. Выглядела она так, будто в ней давно уже живет
отец-одиночка. Нет, захламленным жилище не выглядело: мальчишек, Артема и Тимоху, родители с детства приучали к порядку. Да и сам Андрей отнюдь не был безруким. Как-то раз, когда я заходила к ним в гости еще во время своего второго путешествия в СССР, он угостил меня собственноручно сделанным замечательный тортом, на приготовление которого потратил несколько часов. Однако, как женщина, я тут же определила — тут живет холостяк. В квартире было прибрано и чисто, но не было той неуловимой нотки тепла, которую может создать только хозяйка-жена.Вернувшись через пять минут, я увидела, что Андрей уже потихоньку пришел в себя.
— Давно? — без обиняков спросила я, решив, что хватит тянуть резину.
— Дня четыре как, — ответил Андрей, дрожащими руками наливая себе вторую кружку. Руки у него тряслись, как у алкоголика с похмелья.
— А пацаны где? — спросила я.
— Старший с экскурсией на два дня уехал. Сегодня вечером вернуться должен. Младший в гости к соседке пошел, к ней внуки приехали в гости, Тимохины ровесники. На улицу, наверное, пошли. Пока еще не совсем холодно, в футбол гоняют. У нас во дворе поле есть, там ребятня рубится: летом в футбол, зимой в хоккей. И Тимоха с Артемом с ними.
— В милицию заявлял? — деловито спросила я.
— Да, — кивнул Андрей. Вид у него был, как у провинившегося школьника.
— Заявление приняли?
— Да, — опять, как китайский болванчик, кивнул Лидин супруг.
— Да-да, нет-нет, — рассердилась я, отбросив сантименты. Мне его было, конечно, безумно жаль, но может, хоть так получится его растормошить. — Рассказывай давай. Чем смогу, помогу.
Запинаясь и временами замолкая, наверное, чтобы сглотнуть подступающий к горлу ком, Андрей рассказал мне, что произошло. Несколько дней назад, кажется, как раз в тот день, когда мне снился кошмар про подругу, он вернулся с рыбалки. С Лидой они уже несколько лет практически жили как соседи. Нет, они ругались редко, в основном общались спокойно и вежливо, но поселилась в их доме какая-то тоска — ровно с того дня, как Лида вернулась из роддома, а Андрей отключил на несколько дней телефон и дверной звонок, чтобы соседки и родственники не звонили и не заявлялись на порог с ненужными поздравлениями. От вещей для новорожденной он тогда тоже по-быстрому избавился, чтобы не мучить и без того убитую горем жену.
Фактически их отношения были даже холоднее тех, которые я поддерживала с соседями по коммуналке. У нас-то дома было повеселее. Нет, все, что должен делать отец, Андрей делал: с детьми гулял, зарплату жене отдавал, дневники сыновей проверял, не кричал, помогал советом, когда было нужно. Однако муж и жена уже давно никуда не выбирались вместе и никаких разговоров по душам не вели.
Фотография на катке была сделана незадолго до того, как Лида забеременела третьим ребенком. До этого момента у них было еще несколько попыток стать многодетной семьей, правда, неудачных — что-то у жены было со здоровьем. Поэтому этого ребенка супруги ждали очень сильно. Андрей оберегал жену от любого сквозняка, простуды, не разрешал поднимать ничего тяжелее килограмма и на заводе (они по-прежнему работали вместе) следил, чтобы Лиду не нагружали работой сверх меры и не мучали расспросами: «Ну а когда же уже срок-то?».
— Когда рак на горе свистнет! — рявкал он и уводил супругу за руку.
Когда Лида пропала, Андрей, как любящий отец, пытался уберечь детскую психику. Артему, правда, пришлось выложить все, как есть: он уже был примерно ровесником моего соседа Егора и не верил в сказки. Он активно помогал с поисками: показывал на улице прохожим фотографии матери. А Тимохе отец и старший брат сказали, что мама уехала к тете Вере в Горький погостить.
Пару раз Андрей заходил в отделение, чтобы спросить, как продвигаются поиски, однако безрезультатно. В первый раз ему сказали, что прошло еще мало времени, во второй просто не стали слушать, сославшись на занятость, а в третий — усталый толстый потный милиционер, перед которым на столе лежал газетный гулек с пирожками, ответил, лениво жуя: