Ганфайтер. Огонь на поражение

Вуквун как раз грелся на солнышке, потягивая любимое пивко, и тут подлетел сегундо.

— Чего сидим?! — загромыхал Станислас. — Поднимай звено! Тебе что, отдельное приглашение нужно?

— Ста-ан, — очень натурально заныл Арманто, — рука разболелась, не могу! Шибко-шибко болит! Пускай Джамил сегодня за меня побудет, а? Ноют старые раны, однако…

— Сейчас я тебе новые понаделаю! — пообещал Боровиц. — А ну, быстро встал — и бегом марш в доки! Лодырюга!

Сихали с интересом следил за перепалкой, заодно примечая, на чём тут держится трудовая дисциплина.

— Что за шум, а драки нет? — весело спросила Наташа, спускаясь с капитанского мостика.

— Провожу воспитательную работу с личным составом, — пробурчал сегундо. — Разленился твой Арманто, дальше некуда!

— Да рука совсем отваливается, — страдальчески сморщился Вуквун, — а от этого зверюги никакого милосердия… Меня лечить надо, а не угнетать, понял?

— Сейчас я тебе лечебный массаж назначу, — зловеще пообещал Боровиц. — Пинками с одра подниму и в строй поставлю!

— Может, Тугарина послать? — неуверенно предложила Наталья.

— Ага! А на вертолет я кого посажу?

— Ну, я могу…

— Еще чего не хватало! Вуквун у тебя старшим смотрителем числится или ты у него? Это ты ему каждый месяц отсчитываешь сорок азиков! Так вот, пусть хоть изредка их отрабатывает!

— Арманто… — сказала просительным голосом Наталья. — И я с вами схожу. Мм?

Мнимый больной тяжко вздохнул и поднялся.

— Ладно, — проворчал он, словно делая великое одолжение. — Попробую превозмочь недуг. Сихали, за мной!

Звено субмарин, по очереди и в темпе, перебросили на турболете в район мыса Наварин. «Орку-1», невзирая на номер, погрузили на борт последней.

Турболет несся над самым морем.

— Внимание! — заговорил динамик на пульте. — Высота десять метров. Открываю люки грузового отсека. «Орка-1», приготовиться!

«Моя!» — подумал Тимофей с удовольствием и выговорил:

— Готов!

Клацнули, разжимаясь, шлюпбалки, и субмарина отделилась. Океан поднялся навстречу, заваливаясь вбок. Браун быстренько выпустил кормовые крылья, субмарина выровнялась и торпедой ушла в пологий вал. Толчок был чувствителен, но некогда испытывать ощущения, работать надо!

Боровиц пересилил свою обычную подозрительность к новичкам и посадил-таки младшего смотрителя на свою «Орку», субмарину хоть и б/у, но в ХТС. [26] И Браун намерен был оправдать оказанное ему высокое доверие.

Он убрал крылья и одновременно запустил двигатель. Реактор за спиной глухо засвистел, заныли турбины, загудел пар. За прозрачным колпаком рубки зеленела вода, мелькали какие-то тени.

— Я — Вуквун, — послышалось в наушниках, — цель справа по курсу, идем «звездой»! В центре я пойду, левее и выше — Джамил, правее и выше — ты, Токаши. Наталья идет левее и ниже. Правее и ниже — Сихали… Слыхал, амиго?

26

Б/у — бывший в употреблении. ХТС — хорошее техническое состояние.

— Еще как… — буркнул Браун.

В наушниках хихикнули.

— Ну, как говорит Станислас, стройся! — весело прикрикнул Арманто. — Глубина сто метров.

Звено субмарин понеслось к стаду вертикально поставленным кольцом диаметром в пятьдесят метров. Тимофей держался на своем месте — на двадцать метров правее и ниже командирской субмарины — и набирал ход.

— Токаши! Скакни на поверхность, прими радиограммы.

— Есть!

Субмарина Ашизавы пошла на подъем.

Браун включил ультраакустику. Концерт по заявкам сумасшедших… Свисты, щебет, чириканье, гудение, пронзительные крики, отрывистый лай, скрежет напильника, хрипы… Кашалоты поют!

Тишины в море не бывает, просто надо особые уши иметь. Вот хлопки — это креветки отметились. Ракообразные пощелкивают. Хрюкают, скрежещут, пыхтят и гудят сотни рыб, странно подвывают и трещат дельфины, шуршит движущаяся вода.

Браун вслушался и довольно улыбнулся, выделив переговоры кашалотьего семейства: китиха издавала уверенные, громкие щелчки и потрескивания, а китенок — слабые пробные звуки.

Из динамиков понеслись низкочастотные вопли, взрывные щелканья — это косатки. Беспощадные убийцы для тюленей и прочих ластоногих, а с человеком — милейшие создания. Тимофею косатки нравились более всех прочих обитателей моря.

Ашизава погрузился, занял свое место в общем строю и сообщил, что сопровождающие вертолеты атаковали драчунов анестезирующими бомбами, но не всех задели. Звено Самоа Дженкинса заняло позицию на глубине и не даст китам уйти вниз. Задача звеньев Арманто и Вальцева — разогнать дебоширов и навести порядок.

— Наверх! Пойдем «серпом». Кто ниже меня — на правый фланг, кто выше — на левый!

Субмарины перестроились и выскочили на поверхность. Сколько ни смотрел Сихали, а увидел одногоединственного кита, кашалота-холостяка, обходящего дозором владения свои. Его высокие фонтаны белой дымкой повисали в воздухе.

Кашалот подплыл к одинокому айсбергу, тихо дрейфовавшему по волнам; айсберг, далеко ушедший от кромки паковых льдов, почти весь распался — вся его поверхность была изрыта, изъедена солнцем и дождями. На льду виднелись большие коричневые пятна — моржи, видать, ночевали.

Кашалот нырнул, показав могучий хвост, и вынырнул, перехватывая пастью добычу — здорового осьминога. За китом всплыли клубы ила — Берингово море здесь было мелководно.

— Стадо!

Точно — повсюду, насколько хватал глаз, в волнах темнели китовые семейства. Взлетали в воздух фонтаны пара — одиночные — верные признаки кашалота (полосатики [27] пускают двойные струи). Блеснула на солнце черная дуга — это кит или китиха «заныривали». Тут и там в воде расплывались желтоватые облака испражнений, плавали по волнам куски амбры. Стая птиц кружила в воздухе, ныряя за китовыми объедками.

27

Полосатики, в отличие от зубатых (и хищных) кашалотов, относятся к усатым китам, которые питаются планктоном, мелкой рыбешкой или крилем.

— Вижу цель! — радировал Токаши. — Сейчас сцепятся!

Браун завертел головой — субмарина низко сидит, на уровне волн, и как в стаде отыскать дуэлянтов? А по болельщикам!

Взрослые самки громогласно фыркали. Молодые самки и самцы трусливо отступали. И вот они, красавцы! Здоровенный вожак, тонн восемьдесят могучих мышц и прочнейших костей, и одинец-маверик, молодой и наглый. Приблизившись к вожаку с наветра, одинец начал вращать плавниками и изгибать вверх хвостяру — кто тут на меня?! Потом кит поднял голову над водой, поводя тупым, срезанным рылом, и послал громкий, хриплый сигнал вызова.

Вожак начал злиться. Его широкий хвост — метра четыре в ширину — блеснул на солнце черной мокрой резиной. Кит уходил под воду. Он занырнул, развернулся и с силой поднял себя в воздух. Огромной цистерной, черной, словно измаранной нефтью, вздыбилась голова, расщеперенная пастью. Одинец повернулся на бок и нанес вожаку таранный удар головой. Вожак обрушился в воду, и вот уже не понять, кто кого — ринг скрылся за сплошной стеной пены. Вожак и одинец, хватая друг друга за челюсть или за плавник, унеслись вниз в гигантском водовороте, всплыли и разошлись.