Гений АЗЛК

Тольятти. Зинаида Петровна.

— Здравствуйте, уважаемая! Сергей Брунов, если помните такого.

— Сергей Борисович? Вы же в Минске…

— Уже в Москве, на заводе имени Ленинского комсомола, — немного соврал, чуть забежал вперёд. — Тут шухер, главбуха посадили, нужно делать ревизию, восстанавливать учёт, сводить баланс. Простите за наглую просьбу, не посоветуете толкового бухгалтера? Предоставим жильё в Москве.

— Лизку ты уже увёл…

— Каюсь. Но она меня бросила. Готов рыдать вам в жилетку.

— Ох, Сергей Борисович… — главбухша перешла на шёпот. — Вернулась! Её мама умерла. Так умерщвляла плоть, что умертвила совсем. Лиза спрашивала про вас.

— Тронут. Но не выдержал бы столько ждать. И по понятной причине её в Москву не позову. Но кого же?

— Сергей Борисович! — она снова шептала и, похоже, прикрывала трубку пухлой ладошкой. — А кем вы работаете на АЗЛК?

— Скромно так. Чуть выше уборщика. Генеральный директор.

— Шутите?

— Конечно. Пока только — исполняющий обязанности.

Пыхтение на том конце провода.

— Возьмите меня! И мужа, он зам главного технолога, помните?

Супер! Но должен быть откровенен.

— Зинаида Петровна, дорогая, АЗЛК находится в предынфарктном состоянии. Умереть ему не дадут, но зарплаты даже несколько ниже поволжских. Жизнь московская дороже.

— Но квартира в Москве!

— Кооперативная. Мне выписали за 17 тысяч, половину — вперёд.

— Я — согласная. И Жора мой обрадуется. Пусть дети в московской школе учатся! Потом в МГУ поступят.

— МГУ не обещаю. Остальное в наших руках. Договорились!

Хорошо когда остались старые связи. Но не все они… позитивные. А звонить надо. Даже если чудовищно не хочется.

Набрал домашний, не сильно рассчитывая застать днём. Ничего, тогда наберу из дома вечером. Нет, подняла трубку. Голос простуженный.

— Да? Слушаю.

— Доброе утро. Сергей Борисович Брунов, назначен Генеральным директором АЗЛК. Предлагаю работу.

— Сергей?! Ты посмел мне звонить? — Журавлёва закашлялась.

— Может, хочу искупить непростительный грех. А если серьёзно, намерен поручить тебе разработку дизайна для нового «москвича» взамен 2140. 5-дверный хетчбэк. Катя! Выбирай — дуться на меня за прошлое или использовать второй шанс на профессиональную реализацию.

— Да я, вообще-то, реализовалась. Перевелась с автотракторного на промышленно-гражданское строительство. Рисую коттеджи для колхозной застройки, красивые и практичные. Глядишь — заработаю на Государственную премию БССР.

Язвит. Нормально.

— А я и не предлагаю тебе всё бросать. И Москву не предлагаю, там не выбить квартиру, равную твоей родительской. Получишь заказ, исполнишь. Естественно, по моим наброскам из памятного тебе альбома.

— Придушу, если ещё раз напомнишь! Официальное авторство будет?

— В соавторстве со мной, не взыщи. Так правильнее. Сильно больна?

— Температура 38 с утра. Грипп. Раньше, чем на следующей неделе, не оклемаюсь.

— Значит, не сможешь выглядеть так, какой хотела бы показаться на мои глаза.

— Негодяй! Кстати… Ты — один?

— Вдовый. Живу с дочкой и сестрой. К другим отношениям не готов. Даже с тобой. Прости.

— Не очень-то и напрашиваюсь.

— Значит, в апреле жду тебя в Москве. Предварительно посмотри в справочнике и набери приёмную генерального директора. Чёрт… ещё секретаршу надо искать, оставшаяся от прежнего Генерального навевает тоску. Нет, на секретарство не приглашаю, просто мысли вслух. Пока, выздоравливай.

Найти Оксану в секретари, чтоб все ахнули от зависти? Ни за что. А вот Катя нужна. На смену нынешнему «москвичу» я мечтал запустить клон 5-дверного «Опель-Вектра-А». Несложная и беспонтовая машина с просторным моторным отсеком, вместит и 2-литровый дизель, и 16-клапанный бензиновый 1600. Подвеска неубиваемая, простая, «качающаяся свеча» впереди и балка на пружинах сзади. Кузова, конечно, были гниючие, но в борьбе за приз «самая быстрая гнилушка года» московский 2140 даст «опелям» 100 очков форы и выиграет. Про оцинковку и лужение пока лучше не заикаться, а вот обработка скрытых полостей, покрытие мастикой… Мысли на этот счёт крутятся, повторяются. Машина для советского человека — не картридж, покупается надолго, дети домучивают оставшиеся от отцов экземпляры. Кузов «москвича» должен жить лет 20! И выглядеть гармонично, пусть без претензии. Я набросал эскизы, но приблизительно, не один в один. У Катьки безошибочный нюх на пропорции, на каждый изгиб линии кузова или элемента интерьера. Без неё «березина» вышла бы такой же топорной, как ранние «пассаты», Журавлёва умудрилась придать тем же формам шарм. Почему машина и понравилась в Женеве.

Если бы не дурацкая выходка её отца, Катька числилась бы соавтором дизайна, включила машину в своё портфолио. Как мог выгораживал, чтоб её не вышвырнули пинком под упругий зад, а вежливо — по сокращению штатов, с компенсацией, стараясь не унижать. Но прекрасно понимаю, что была в курсе всех папашиных маневров по госпремии и не одёрнула, не остановила: не надо, я не одна проектировала «березину», придержи коней. Приняла подарок от ЦК КПБ как должное. А потом обиделась, что отобрали.

Пусть рисует. Мне с ней детей не крестить. И, тем более, ей от меня не рожать. Надеюсь.

А вот Вале… Пока мы с ней деторождение не обсуждали, и она предохраняется. Попросил не спешить к нам домой, встретиться сначала в её квартире. Соскучился.

Но сколько бы ни приходилось терпеть без близости с женщиной, встречи с Валентиной никогда не напоминали извержение вулкана. С момента возвращения в СССР более сдержанной подруги, впустившей меня в сокровищницу своего тела, я не встречал. Медицинский профессиональный цинизм ей был присущ в полной мере, разделывая курицу, она могла взять кусок и сказать: похож на мошонку после травматической ампутации. Но дальше слов дело не шло. В постели она, похоже, усилием воли преодолевала скованность. Позволяла всё, что угодно, но именно что позволяла — из чувств ко мне, сама редко испытывала реальное удовольствие.

Валя старалась быть идеальной любовницей, но природа играла против неё. Эротические игры, лёгкое сопротивление при раздевании, перемена позы, секс в возбуждающем прозрачном белье — всё это мимо. Покорно выполняла, когда я просил. Но предпочла бы лечь на спину и пассивно отдаться «большому белому господину». Из любви, а не из желания близости. Порой соблазняла, но довольно безыскусно, всего лишь подходя ближе, прижимаясь. Очень нравилась голенькой. Мои похотливые руки и воображение действовали гораздо активнее.

Тем не менее, не возникало ни малейшего поползновения завести другую интрижку. Не скажу, что влюбился, до взаимности далеко, но очень привязался. Ценил её отношение ко мне, к Мариночке, к Машке. Понимал, что лучше не найду. Поэтому и влекло уединяться да соединяться — хотя бы разок, пусть безыскусно, зато душевно. Естественно, не мог представить жизни без Вали в Москве.

«Устроился поудобнее», — хихикал внутри умудрённый опытом 75-летний дедунчик-пердунчик. «Что в этом плохого?» — возражал я-нынешний. Обнял подругу и поцеловал, мы принялись одеваться, потом поехали на Рокоссовского.