Гильотина для госпитальера

— Я знаю, куда нам идти, — возбуждённо воскликнул Чёрный шаман.

— Ты ощущаешь притяжение второго Талисмана? — удивился Магистр.

— Я знаю, где свили гнездо Тёмные Демоны. Я приду к ним!

Магистр задумался. Он стоял, всматриваясь вдаль и положив руку на Талисман. Усталость, какой-то надлом не позволяли ему воспользоваться заложенными в нём силами. А может, что-то начало мешать ему? Такое возможно. Но теперь Чёрный шаман ощущает зов. Колдун силён. Он может помочь. И Магистр возблагодарил Господа за то, что тот послал ему Чёрного шамана, и попросил, чтобы, когда придёт час, он смог бы оборвать жизнь колдуна быстро и безболезненно. Домен не любил боли и насилия.

— Веди! — приказал Магистр.

— Я поведу. Я найду. Мы получим власть над Чёрными Погонщиками! Но…

— Что но?

— Мне нужна сила! Я хочу упиться кровью! Я не смогу ничего без неё! — Чёрный шаман жадно заозирался и хлопнул себя по мясистой чёрной груди.

— Мне не нравится это, — Домен поджал брезгливо губы.

— Тебе не нравится найти путь к Тёмным Демонам? — удивился Чёрный шаман. — Власть твоя! Скажи, и мы оставим это.

Магистр задумался. А потом принял решение…

* * *

Ремонтники трудились вовсю. Они работали кистями и валиками, краски не жалели. Но всё равно на стене проступала ярко-красная надпись «ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ».

Пенелопа и Динозавр спустились утром в долину и к полудню были под мощными стенами небольшого городка, хорошо укреплённого, похожего на крепость. Здесь жило около десятка тысяч жителей. Из них человек сто толпилось перед городской стеной рядом с массивными деревянными воротами. Люди галдели, показывали пальцами на надпись, веселились или ругались, сыпали проклятиями или посмеивались в кулак — в общем, развлекались кто как мог.

Перед аризонцами все расступались — похоже, их наряды производили впечатление. Лиц священного сана здесь не то, чтобы уважали, но боялись — это факт. И аризонцев это вполне устраивало.

Бригадой маляров руководил низенький носатый седоволосый француз с острой бородкой, богато одетый. На его груди сверкал золотой знак. Что было изображено на знаке, Динозавру удалось рассмотреть чуть позже, когда он и его спутница подошли поближе.

— Это, несомненно, местный бонза, — сказала Пенелопа, кивая на седоволосого. — Видишь, у него на груди знак бургомистра.

— Почему ты так решила? — спросил Динозавр.

— Догадаться не трудно. На знаке изображён герб города — лев в короне, стоящий на задних лапах.

Тем временем маляр провёл ещё раз краской по надписи и зычно выругался, когда она снова стала выступать прямо на глазах.

— Чтоб вам пусто было! — чуть не подпрыгнул на месте бургомистр, вырывая кисть на длинной палке из рук маляра. — Ну разве так красят?! Так красила моя бабка свои щёки румянами, когда ей исполнилось девяносто лет! Мужчины красят вот так! — он нажал на кисть. — Вот так! — он зачерпнул побольше краски и надавил на стену. — Вот так красят Монеяки!

Он работал минуты три под сдержанные смешки публики, перепачкав свой богатый камзол. Гордый своей работой, отставил кисть и встал перед стеной… Надпись стала проявляться снова.

— Поганые жабоеды! Смола им кипящая в рот! Чтоб их отымел собственный конь!

Бургомистр сыпал ругательствами минуты три, когда выдохся, протянул маляру кисть и воскликнул:

— Лучше три, Жак! Лучше, иначе я отправлю тебя чистить городскую конюшню! А её чистили, ещё когда ты сидел на горшке!

На маляра угроза произвела впечатление, и он начал усердно тереть щёткой стену, ему помогал его напарник. Публика продолжала веселиться.

— Эй, граждане! Вы чего глазеете на святотатство?! — раскричался бургомистр на толпу зевак. — Здесь нельзя стоять! Вон отсюда! Или вы соскучились по обществу инквизиторов?!

Толпа с неохотой начала рассасываться. Инквизиция — это слово было здесь волшебным.

— Гражданин, приветствую тебя у стен твоего славного города! — произнёс Динозавр, подойдя поближе к местному сановнику.

— Вы кто такие? — опасливо покосившись на монаха и его спутницу, спросил бургомистр.

— Мы странствующие монахи.

— Что, неохваченные?

— Почему же? Церковь Благотворного электричества.

— А, — с уважением произнёс бургомистр. — Ходят слухи, что электричество заменит гильотину.

— Не более, чем слухи, — возмущённо воскликнула Пенелопа. — Кто заменит великое изобретение? Гильотина — это не орудие казни, а символ республики!

На миг бургомистр досадливо поморщился, но тут же овладел собой, положил Пенелопе руку на плечо с наигранным воодушевлением воскликнул:

— Это и мои слова, гражданка!

— Чем это, позволь узнать, занимаются твои люди? — спросил Динозавр.

— Проклятые еретики совсем обнаглели, — пожаловался бургомистр. — Они пишут непристойные надписи и вносят разлад в умы Граждан. И краски у них с каждым разом всё лучше и лучше. Где они их только, нечестивцы, достают?

— Еретиков надо лечить, — важно кивнул Динозавр. — Нет лучше лекарства, чем гильотина.

— Так лечим… И откуда они только сваливаются на мою бедную голову?

Динозавр подошёл к надписи, пальцем соскрёб слой краски на ней. Соскрёб и краску надписи. Попробовал её на язык. Так и есть — надпись была исполнена сложным полимерным красителем. Чтобы произвести его, нужно иметь достаточно высокий уровень технологии. Похоже, еретики были не так просты.

— Ты говоришь, их всё больше и больше? — произнёс Динозавр.

— Да. Как мух в жаркий день у выгребной ямы, — вздохнул бургомистр.

— Но где-то должно быть их змеиное гнездо.

— Должно. Инквизиторы ищут его давно. Но еретики неуловимы. Они хитры и коварны. Они безжалостны Они… — бургомистр мог распинаться ещё долго, хотя, судя по наигранному пафосу, сам не слишком верил в свои слова, но очень хотел, чтобы в них поверили гости.

— Мы найдём в вашем городе, столь подверженном еретическим настроениям, приют? — осведомился Динозавр. Бургомистр проглотил комок.

— Но… — бургомистр прокашлялся. — У вас сложилось превратное представление о нашем городе. Если вы согласитесь погостить в моём доме несколько дней, я постараюсь вас убедить в обратном.

— Постарайся, гражданин, — с угрозой произнесла Пенелопа, наслаждаясь страхом, который бледным огнём заметался в глазах собеседника…

* * *

Тюремщик был пьяный и благодушный. Он не испытывал к Сомову никакой неприязни.

— Не хочешь? — удивился он, глядя, как пленник отодвинул от себя большую плетёную бутылку с вином. — Это тебе полагается, как последняя милость.