Гнев изгнанника

— Мне не нужна твоя…

— Помощь? — перебивает он меня, его тон холоден и выдержан. — С моей точки зрения, нужна.

— Тогда умоляй, — отрезаю я.

Если он хочет поиграть в эту игру, то мы можем в нее поиграть.

Улыбка скользит по его губам, тусклый свет отражается на серебристых прядях его каштановых волос. Одна татуированная рука спокойно вынимает сигару из его коллекции, которая, вероятно, стоит больше, чем моя печень.

— Не уважаешь авторитет. Умничаешь. Вспыльчивый. Может, ты все-таки Колдуэлл.

Ярость разгорается в моих костях, бушуя и разрывая каждый сантиметр моего тела, превращая кровь в расплавленное железо. Я сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони.

Каждый раз, когда отец бил меня, он видел его. Невозможно сосчитать, сколько раз он называл меня «Руком», прежде чем разбивал бутылку об мою спину.

«Парни из Холлоу» – это физическое воплощение моего жестокого обращения. Прошлое отца привело его к наркомании, и эти демоны стали причиной того, что я нашел его на полу в спальне с иглой в руке.

Где были Колдуэллы, когда я умолял кого-нибудь, кого угодно, спасти меня, когда я был ребенком? Когда я был невинным и все, чего я хотел, – это семья, которая бы любила меня в ответ?

Нигде.

Они оставили меня одного, гнить и разбираться с последствиями их поступков. Я – побочный ущерб, который они заперли в шкафу своих огромных домов, где живут со своими счастливыми семьями.

И я должен что? Быть благодарным за это?

Да к черту это все. И уж тем более их всех.

— Никогда, — скрежеща зубами, выпаливаю я. — Понятно? Единственное, что дала мне эта семья, – это кровь. Тяжело переварить мое присутствие, когда ты не считаешь меня своим племянником? Жаль, судья. Я – Синклер. Подавись этим.

Рук ничего не говорит. Просто смотрит на меня.

Но его раздражение ощутимо, оно настолько густое, что его можно разрезать, и оно заполнит пространство между нами.

Судьи из Пондероза Спрингс не существует в этих стенах.

Это просто Рук Ван Дорен и его демоны, выползающие из ада за желаемой плотью.

Покрутив колесико на зажигалке Zippo с выгравированными инициалами, он зажигает сигару. Острые черты его стареющего лица освещаются глубоким оранжевым светом, прежде чем на мгновение скрываются за облаком дыма.

— Ты здесь из-за моей жены, потому что она терпелива и добра, — наконец говорит он, голос его тверд, как всегда. — Я же не обладаю этими качествами.

— Это должно меня напугать? — перебиваю его я, в моем голосе слышится насмешка.

Он наклоняет голову, запах табака и власти обволакивает его, как вторая кожа, и мне становится, блять, тошно.

— Держись подальше от моей дочери.

— Только от одной или от обеих? — я приподнял бровь.

Я давил на него, дразнил. Хотел понять, как далеко мне нужно зайти, прежде чем он сломается, расколется пополам и покажет свое истинное лицо. Не этого почтенного семьянина, которым он притворяется.

Человека, который сжег половину лица моего отца. Человека, которого боятся все в этом городе.

Челюсть Рука сжимается, и он смотрит на меня с чистым презрением. Он сыт по горло моей чепухой, это очевидно.

— Если ты тронешь Серафину, если ты даже дыхнешь в ее сторону, я…

— Ты что? — отрезаю я, врываясь в его пространство и вызывая его на бой. — Что? Убьешь меня, судья?

На лице Рука медленно расплывается улыбка, словно мысль о моей смерти доставляет ему чистое удовольствие. Он делает еще одну медленную затяжку, и дым клубится перед его лицом.

— Я покажу тебе, почему Пондероза Спрингс называл меня Дьяволом задолго до того, как стал называть Судьей.

Глава 12

Розыгрыш

Фи

4 сентября

Вы когда-нибудь задумывались, сколько рулонов пищевой пленки нужно, чтобы полностью обернуть Nissan Skyline?

Три.

Десять, если вы мелочны.

Пятнадцать, если вы – я и Атлас.

Потребовалось чуть больше часа и пятьсот долларов, чтобы подкупить охранника кампуса, и он не проверял камеры студенческой парковки, но я точно знаю, что выражение его лица стоило каждого потраченного цента.

По крайней мере, так сказал Атлас.

Я же не смогла увидеть плоды своего шутливого творения, потому что опаздывала на урок химии и не могла больше ждать реакцию Джуда на его машину, обернутую плотнее рождественского подарка, с большим красным бантом на капоте.

К счастью, я сфотографировала свой шедевр и серьезно подумываю поставить его на обои моего телефона.

Можно ли меня после этого считать сукой? Возможно. Особенно зная, что он все еще ремонтирует свой мотоцикл после аварии на Кладбище. Но все могло быть и хуже.

Я могла бы проткнуть ему шины или перерезать тормозной шланг. Или, знаете, пырнуть его кухонным ножом сегодня утром, когда он стащил последний маффин с черникой.

Но я не сделала этого. Я была послушной как ангел.

Выбрать вандализм вместо убийства – это показатель моего личностного роста.

— Это было красиво! — Нора вскакивает с места и кричит на какого-то бедного парня в полосатой форме.

За что? Я понятия не имею.

Я здесь только для моральной поддержки и подстраховки на случай, если она снова решит подраться с судьями. Надеюсь, этого не произойдет – в прошлом году после этого я ушла с разбитой губой.

После моего феноменального розыгрыша и целого дня занятий я не хотела идти домой. Я хотела как можно дольше избегать таракана, настолько, что решила занять время спортом.

Футбол – единственный вид спорта, в котором я что-то понимаю, вероятно, потому что летом я была личной мишенью Рейна, притворяясь вратарем.

Поле простирается сразу за районом Ирвин, а вдали возвышаются высокие каменные здания. Мой взгляд скользит по зелени, и невозможно не заметить Рейна.

Он двигается так, будто является частью поля – плавно, быстро, с той грацией, которая приходит от знания каждой детали игры, как своих пяти пальцев. Его бутсы впиваются в траву, когда он проносится мимо соперников, а его коротко стриженные каштановые волосы блестят от пота.