Гнев изгнанника
Шрифт:
Дело не в прошлом. Это личное.
Мое горло сжимается, зная, что все, что мне нужно сказать, – это то, что Джуд угрожал сбросить меня с водонапорной башни, и он бы не просто остался без крыши над головой.
Он был бы, черт возьми, мертв.
Но слова, острые и готовые, застревают в горле, как осколки разбитого стекла. Они глубоко режут, превращаясь в кислоту, которая жжет, когда я проглатываю их.
Помощь Джуду много значит для мамы. Я не могу войти туда и отнять это у нее, как бы сильно я этого ни хотела. Независимо от того, как чертовски тяжело это
Я презираю Джуда, но моя любовь к маме сильнее.
Глава 10
Правило
Фи
31 августа
— Просыпайся и сияй! Ну, хотя бы просыпайся. Сиять не обязательно.
Я приоткрываю глаза, и солнечный свет, льющийся с балкона, ослепляет меня. Я переворачиваюсь на живот, зарываясь лицом в подушку, и размышляю, что хуже.
Кошмар, из которого я только что проснулась, или тот, в котором я сейчас живу.
— Дай мне умереть.
— Не могу, сладкая.
— Чувак, сейчас… — стону я, поворачивая голову и щурясь на часы, но без контактных линз все вокруг размыто. Я нащупываю очки и надеваю их. — Шесть тридцать утра. У меня занятия только в девять. Какого черта ты меня разбудил?
Я планировала прогулять учебу, завернуться в одеяло, как буррито, и притвориться больной. Так мне бы не пришлось участвовать в сегодняшней вечеринке в честь Джуда Синклера.
Моя мать испекла гребаное печенья.
Печенье.
— Чтобы он чувствовал себя более желанным гостем, — сказала она.
Я предложила включить отопление в доме – я подумала, что душная жара напомнит ученику Люцифера о его родном доме. Я больше всего на свете хочу, чтобы он туда вернулся.
— Пару часов назад я посерфил, пришел домой, а хлопья закончились. Подумал, что у тебя в кладовой могут быть спрятаны пару упаковок. Ах да, и только что объявили место проведения «Перчатки».
Впервые с тех пор, как я услышала новость о Джуде, в моей груди расцвела радость. Заставляя себя сесть прямо, я протянула руки к Атласу, который устроился в моей комнате, развалившись в кресле, как всегда непринужденный, с ленивой улыбкой на лице.
Он бездумно гладит Галилео, которая лежит на его коленях, не реагируя ни на что. Моя полуслепая кошка не замечает ничего, кроме тепла тела Атласа.
— Дай посмотреть! — почти кричу я.
Атлас послушно бросает свой телефон на мою кровать.
Тот факт, что он сидит здесь, бог знает сколько времени, должен меня беспокоить. Но это Атлас, и почти все, что он делает, не поддается объяснениям.
Неизвестный номер: Риф Смерти. 10:30 вечера. 13 сентября.
—
Если это серфинг, то в этом году тебе конец.Я смотрю на него с игривым взглядом, хватаю подушку и швыряю ему в голову. Он легко ловит ее, его рефлексы оттачивались годами серфинга, и бросает обратно на конец моей кровати.
Надеюсь, блять, это не что-то связанное с водой. Мы проиграли в прошлом году, и я бы очень не хотела это повторять. Отбросы месяцами не затыкались после этого.
«Перчатка» – мой любимый секрет города.
Каждый год Уэст Тринити Фолс и Пондероза Спрингс вступают в войну, и правила просты: ни одна игра не может повторяться, и если ты выбираешь игру, то противник выбирает место. Весь процесс контролируется анонимными представителями из каждого города, обеспечивающими справедливое судейство.
Раньше это происходило как по часам в первый день весны, но когда все вышло из-под контроля и начали гибнуть дети, организаторы стали более осторожными. Теперь дата держится в секрете и объявляется за несколько дней до начала.
Это именно то, что мне нужно.
Отвлечение.
— Вопрос, — говорит Атлас, вырывая меня из раздумий. — Теперь вы будете представлять Джуда как своего брата? Сводного брата? Приемного?
Иногда мне кажется, что он просто говорит первое, что приходит в голову. Без фильтра, без раздумий, просто говорит и надеется на лучшее.
— Если ты и Эзра не собираетесь называть его своим двоюродным братом, я остановлюсь на «таракане», — бормочу я.
«Таракан» – это еще мягко сказано.
Много лет назад, когда я узнала, что Джуд – двоюродный племянник Алистера, я была потрясена.
Это до сих пор бесит меня до чертиков. Знать, что он связан с Колдуэллами так, как я никогда не смогу. Я всегда мечтала о какой-то биологической связи, которая бы соединила меня с моей семьей, а Джуд считает это само собой разумеющимся.
Возможно, это было первое, что я написала в списке причин, по которым я ненавижу Джуда.
— Туше, кошечка, — он ухмыляется, кивая в мою сторону. — Почему он вообще сюда переезжает? Папа – его единственный живой родственник. Я, черт возьми, рад, что не буду жить в одном доме с этим парнем, но это было бы куда более логично.
— Какая-то херня с завещанием.
— Значит никаких семейных и уютных посиделок с братом?
— Я лучше брошусь под машину, — невозмутимо отвечаю я.
Джуд слишком велик для этого дома. Все его сто девяноста пять сантиметров. Ему здесь не место – этот дом, мое пространство, никогда не был предназначен для него.
Я сплю с другими. Мне все равно. Это просто оболочка, которую я используя для получения мимолетного удовольствия. Я трахаю их, прежде чем они трахнут меня. Это мои правила.
А части меня, которые находятся здесь? Они принадлежат моей душе, и никто, особенно он, их не получит.
— Хватит ныть, — голос Рейна раздается по комнате, когда он входит, его белая футболка испачкана в траве и еще влажная, судя по всему, после футбольной тренировки.