Год 1985. Ваше слово, товарищ Романов

— Да, Мехмед Ибрагимович, — сказал Бережной, — товарищ Серегин очень необычный самовластный князь, и император тоже. Боюсь, что ты будешь немного шокирован тем, что произойдет дальше… Мы через это уже прошли, теперь твоя очередь…

Как только неофит поднялся прямо и встал ровно, я произнес стандартную формулу страшной встречной клятвы, и вправду немного шокировавшей моего нового Верного, а я подумал, будут ли работать свойства аватара внутри Воинского Единства. Впрочем, и там тоже мне скрывать нечего: если Небесному отцу так хочется, то пусть присутствует и даже участвует в обсуждениях.

— Ты прав, сын мой, — услышал я в своей голове громыхающий голос, — это будет уникальный опыт даже для меня, ибо прежде таких консорций* еще никто не создавал.

Примечание авторов:* Консорция — в пассионарной теории этногенеза объединение группы людей для достижения единой цели, обладающих единой исторической судьбой. Консорция в ходе процессов этногенеза может перерасти в более высокие этнические таксоны: субэтнос, этнос, суперэтнос.

Ну что ж, высшая инстанция высказалась вполне благоприятно. Впрочем, сейчас некогда разводить турусы на колесах; отсюда, из Тридесятого царства, нам следует отправиться на «Неумолимый», где мы проведем еще одно совещание, на этот раз с будущими непосредственными подчиненными генерал-майора Османова. Некомбатанты, брошенные в лагерях беженцев без всякого присмотра со стороны власть имущих, не могут ждать, пока мы развернемся и почешемся.

17 марта 1985 года, 11:25 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Будущими подчиненными генерал-майора Османова, с одной стороны, был полковник Коломийцев со своей разведывательно-штурмовой бригадой, в которой боевым афганским опытом обладал только замполит Антонов, с другой стороны, бывшие узники душманов — те, что выразили желание оказать нам содействие в этой операции. Они готовили восстание, вели разведку, составляли планы — и тут, как гром с ясного неба, моя операция «День гнева». Во-первых, им приятно было наблюдать, как их мучителей размалывает в фарш магнитоимпульсными пушками, а потом воительницы из штурмовой пехоты, прочесывая лагерь, вытаскивают уцелевших из укромных щелей и тут же приканчивают без всякой пощады (крики о том, как это бородатое отребье хочет жить, были понятны бывшим узникам без перевода: в плену они вполне овладели навыками и пушту, и фарси). Во-вторых, у них у самих не остыл еще боевой запал подготовки к восстанию.

Впрочем, не все освобожденные из плена выглядели эталонно своими. Были среди них и такие, на которых глаза бы мои не глядели. А некоторые от перенесенных страданий даже сошли в плену с ума. Впрочем, если отбросить шелуху, набралось два десятка бойцов, и трое из них были младшими лейтенантами, профессиональными переводчиками, имеющими дипломы Военного института Министерства обороны СССР (того самого, что закончил широко известный Владимир Вольфович Жириновский). Я не утверждаю, что каждый из этих парней способен стать гением от политики, однако образовательную базу это заведение давало великолепную. Истинный Взгляд подсказывает, что такими самородками разбрасываться грешно, и их гибель в плену у боевиков могла быть причиной значительных исторических развилок в будущем Основного Потока.

До пленения все три переводчика состояли при советских военных советниках афганской армии, офицерах в чине полковника-подполковника, чья судьба в Основном Потоке для советской стороны так и осталась неизвестной. И тут же энергооболочка высказала мнение, что тайные тюрьмы ЦРУ — изобретение отнюдь не Буша-младшего. И в годы войны во Вьетнаме, и тем более во время нашей Афганской эпопеи, у американцев время от времени должны были появляться пленники, существования которых они не могли признать в принципе, а то как бы чего не вышло. В Пакистане, в окрестностях Пешавара, искать этих людей бессмысленно: там до самого последнего момента творился самый настоящий проходной двор, и утечка информации была более чем вероятна. Похищенные предположительно находятся на американских военных базах Диего-Гарсия и Гуантанамо, где в принципе не бывает случайных людей. Надо будет отдать орбитальной сканирующей сети провести детальнейшее психосканирование этих не особо больших клочков суши. И если там обнаружатся люди, мыслящие на русском языке, тогда кто из янки не спрятался, я не виноват. Доставая из тайных тюрем нелегальных советских пленных, я буду суров, свиреп и беспощаден.

Остальные бывшие военнопленные большей частью происходили из боевых мотострелковых и десантно-штурмовых частей, а прочие являлись автомобильными водилами (самая уязвимая категория советских военнослужащих) и бойцами тыловых подразделений материально-технического обеспечения. Помимо переводчиков, офицер в этой группе только один, лейтенант из десантно-штурмовых войск (что интересно, хакас по национальности), он же старший временной команды вплоть до момента ее роспуска, ибо в армии по-другому никак. Остальные — сержанты и рядовые бойцы, есть даже один вольнонаемный гражданский водитель. Были, оказывается, и такие.

Все они прошли тут, на «Неумолимом», санобработку и медицинский осмотр у главного врача Валерии Доминики, все признаны годными к службе, все переодеты в новенькую полевую униформу с погонами, соответствующими званию. И только у гражданского водителя погоны на форме отсутствуют. Все они пережили шок внезапного освобождения, когда после короткого, но яростного боя снаружи их тюрьмы вдруг распахнулись двери и на пороге появились рослые фигуры в футуристических доспехах штурмовой пехоты, на чистом русском языке возвещая о том, что плен закончился. Освободители подняли забрала своих шлемов и оказались вполне миловидными девицами… Выходите, мальчики, теперь вы свободны.

А сразу у выхода, недвижим, в луже собственной крови, лежит местный плюгавый пацан-надсмотрщик, по возрасту еще не годный воевать в горах, и голова его уже отделена от тела. Каждый раз, когда выдавался случай, он бил шурави плетью, потому что ненавидел их за то, что на той войне в боевиках погибли его отец, два старших брата и несколько дядей. И вот теперь он сам мертв, как мертвы остальные боевики в лагере, над которым в воздухе почти беззвучно парят фантастические и ужасные «Шершни». Это вам не доспехи, какие на Мосфильме или Голливуде могут наделать сколько надо и какого надо вида — это действительно вещь в себе, индикатор развития цивилизации, демонстрирующий высший уровень.

И тут же, при ярком солнечном свете, парни видят, что шевроны на доспехах воительниц — золотой двуглавый орел и пятиконечная звезда на алом поле, а не типичная для советской армии алая пятиконечная звезда с серпом и молотом и обозначением рода войск. Двуглавый орел — это же уму непостижимо! Но на этом чудеса не кончаются. Парней бегом ведут в недра большого десантного челнока, по внутренним размерам в несколько раз превосходящего десантные трюмы военно-транспортных самолетов Ан-12 и Ил-76, доставлявших в Афганистан молодое пополнение и вывозивших дембелей (как апрель, так у душманов праздник — охотиться на заходящие на посадку и взлетающие неуклюжие транспортники).

Но тут все совсем другое… В огромном трюме маленькая группка бывших пленных выглядит сиротливо. Десантная аппарель закрылась, отрезая внутреннее пространство от лагеря афганских беженцев, и через некоторое время открылась уже в ангаре «Неумолимого». И никаких ощущений полета в промежутке между этими двумя событиями. А дальше все по распорядку: баня (точнее, душ с неограниченным количеством мыла), фантастический медосмотр, где вместо доктора голограмма, а на выходе рослая бой-девица в легкомысленном повседневном наряде вручает каждому аккуратно сложенную стопочкой форму, ремень и сапоги.

И вот они снова люди в форме, при погонах и, самое главное, при ремнях. И тогда же от общей массы пленных отделили от тех, за кем была замечена пониженная социальная ответственность (другими словами, потенциальных предателей). Остались только те, что в другой истории, восстав, погибли, но не посрамили своей чести, и некоторое количество схожих с ними по моральным качествам узников лагеря Шамшату, где никакого восстания не было (возможно, просто потому, что после первого инцидента всех узников сразу убили). Впрочем, агнцы ничуть не удивились отделению от них козлищ — они и так все знали об этих своих «товарищах по несчастью».