Год 1985. Ваше слово, товарищ Романов

Мы все тут люди к реалиям начала двадцать первого века привычные, да и мистер Хайнлайн был достаточно глубоко погружен в нашу среду, поэтому сказала товарищ Антонова про триллион долларов нового долга за сто дней — и все старожилы приняли ее слова как данность. Глаза на лоб от удивления полезли только у Сергея Лаврова. Таких астрономических чисел в данном контексте он услышать никак не ожидал.

— Не удивляйтесь, Сергей Викторович, — меланхолически произнес я, — во всем виновата инфляция, да еще то, что по прошествии некоторого времени любая силовая гегемония вместо прибылей начинает генерировать убытки, ибо доходы гегемона перестают покрывать расходы на сохранение текущего положения силовыми методами. Именно поэтому невозможно никакое мировое господство. Чем больше фигурант будет стараться подавить своих ближних и дальних соседей, тем сильнее будет сопротивление его усилиям и больше затрат потребуется на его преодоление. И ядерное оружие тут тоже не волшебная палочка: очень быстро оно появится у всех основных игроков, а через некоторое время и у ряда второстепенных стран.

— А вы, Сергей Сергеевич, тоже не сможете добиться мирового господства, если захотите? — спросил Сергей Лавров.

— А мне и не нужно стремиться к господству, — ответил я. — Идея власти ради самой власти, а также порабощение, унижение и ограбление малых сих претят всем моим ипостасям. Получив в наследство от убиенного мной демона исковерканную и вытоптанную страну с порабощенным населением, я прикладываю сейчас все возможные усилия для того, чтобы возродить ту землю к жизни, а местное население, прежде низведенное до уровня домашнего скота, сделать хоть чуточку счастливым и успешным. Вынырнув из кромешного ужаса, тамошние женщины и девушки видели от меня только хорошее, а потому охотно идут ко мне на службу и исполняют все, что им поручат, с истовым рвением. И так же я поступаю, если речь идет о целых странах. Отношения внутри контролируемой мною системы должны быть взаимовыгодными. Но это сейчас к делу не относится, потому что обсуждаем мы не меня, а мистера Рейгана с его миньонами. Вячеслав Николаевич, вы хотите что-то сказать?

— Меня беспокоят те три самолета-ракетоносца, которые пришлось сбивать лазерами «Неумолимого», — ответил генерал Бережной. — Неужели Рейган настолько не контролирует своих генералов, что позволяет им самостоятельно играться с атомными спичками? Или же это осмысленная провокация глубоко за гранью фола, задуманная на самом верху?

— Скорее всего, это попытка восстановить статус-кво после нашего удара по Пакистану, — задумчиво произнес адмирал Ларионов. — Поскольку воскресить Зия-Уль-Хака и его армию у американцев никак не получится, в какую-то «светлую» голову пришла мысль, что теперь можно уничтожить афганские города вместе с дислоцированными в них частями Ограниченного контингента Советских войск. Ответного удара при этом можно не ожидать: советская ядерная доктрина таких сценариев просто не предусматривает. Да и вообще, в Москве побоятся ставить голову на кон по такому сомнительному случаю.

— Быть может, в Москве и побоятся по такому мелкому случаю делать шаг к развязыванию Третьей мировой войны, — сказал я, — но мне бояться нечего, а потому мой линкор, если что, способен ударить их так больно, как никто еще не бил.

— Возможно, решение принималось под воздействием саднящей боли меж ягодиц и жуткого чувства унижения от демонстративного растаптывания самого дорогого, — предположил адмирал Ларионов. — И тут их настигло еще большее унижение, потому что и самолеты, и ракеты были сбиты нами на дальних подступах к Афганистану и без особенного напряжения.

— Если этот урок мистеры усвоили, то новых провокаций того же рода не будет, — сказал я. — А вот если им хоть еще что-то неясно, то следует ждать, например, залпа «Трайдентов» из-под воды. Их генералы щупают нас на «слабо», а предложенная дипломатия при этом проходит совсем по другой линии.

— Вот давайте займемся дипломатией, раз с силовым обеспечением у нас все в порядке, — сказала Нина Антонова.- Я считаю, что делегацию нужно принять, и показать товар лицом. Но при этом ухо надо держать остро, ибо возможны разные инциденты, вплоть до попытки проноса на борт «Неумолимого» ранцевой термоядерной бомбы под видом дипломатического багажа.

— А вы что скажете, мистер Хайнлайн? — спросил я, желая дать высказаться всем присутствующим.

— Я думаю, — с горечью в голосе произнес старина Роберт, — что Америка сходит с ума, и чем дальше, тем сильнее. И это меня ужасно расстраивает. А еще я хотел бы спросить, что вы намерены делать с тем Робертом Хайнлайном, который живет в этом мире под нами. С тех пор, как мы сюда проникли, я часто о нем думаю.

— Обратитесь к миссис Кобре, — сказал я, — она поможет вам изъять вашего брата-близнеца и его жену Вирджинию из их дома без всякой опасности для их физического и психического здоровья. В настоящий момент вся Америка напугана до икоты, и ваш брат не исключение. Надо все сделать так, чтобы не напугать их еще больше. Подумайте над этим, ибо кто, как не вы, знаете сами себя.

— А потом? — спросил Хайнлайн.

— А потом с ними будет все то же, что и с вами, — ответил я, — один Роберт Хайнлайн — это хорошо, а два — еще лучше.

— Благодарю вас, — сказал старина Роберт и замолчал.

— А я, — сказал товарищ Тамбовцев, — посоветовал бы вам обратить внимание на Саманту Смит, пока агенты ЦРУ не подстроили ей катастрофу. Тоже своего рода дипломат, только неформальный.

— Я не забыл про Саманту Смит, — сказал я, — и, вполне возможно, с этой храброй девочкой уже пора поговорить.

— Еще нам было бы неплохо пообщаться с директором ЦРУ мистером Кейси, — неожиданно хриплым голосом произнесла Нина Антонова. — Но только разговаривать с ним надо не так, как с честным человеком, а наоборот, и беседовать с этим мерзавцем должна исключительно Бригитта Бергман — когда он прикован к стулу, а рядом наготове стоят две дюжих остроухих с резиновыми дубинками.

— Хорошо, — сказал я, — так и поступим. Приглашение американской делегации на переговоры необходимо послать через Москву, и так, чтобы оно шло до Вашингтона диппочтой без особой спешки. Пересадка на наш челнок с их боинга прямо на летном поле Шереметьево. А пока они телепаются, подберем хвосты на других направлениях. Dixi! Я так сказал!

Полчаса спустя, там же

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Когда все уже собирались расходиться после совещания, я остановил товарища Лаврова хрестоматийной фразой из советского телесериала «Семнадцать мгновений весны», да-да, той самой: «А вас, Сергей Викторович, я попрошу остаться». Захотелось мне вдруг поговорить, если не по душам, то по-человечески, без галстуков, с одним из тех людей, что в моем мире стал вернейшим соратником президента Путина. Все-таки не просто так я попросил отозвать этого человека из состава советского представительства при ООН и направить послом на «Неумолимый». Был еще вариант с Виталием Чуркиным, который тянет сейчас лямку второго секретаря советского посольства в Вашингтоне, но я решил, что лично для меня вариант с Сергеем Лавровым значительно интереснее. В моем мире Чуркин был солдатом своей страны, сражавшимся в передовом окопе, а Лавров вырос до командующего всей дипломатической армией. Значит, и перспектив у него гораздо больше.

— Садитесь, Сергей Викторович, поговорим как уважающие друг друга люди, — сказал я, указывая на соседнее кресло, самопроизвольно придвинувшееся к моему вместе с разделяющим нас столиком. — Если хотите курить — пожалуйста, также в баре имеются напитки для настоящих мужчин. В двух верхних бочонках — коньяки из начала девятнадцатого века: в одном предок нашего Курвуазье, в другом аналогичный продукт от фирмы Хеннеси, подарок Наполеона Бонапарта. В трех нижних — продукт погрубее: арманьяки и коньяки из начала семнадцатого века, презентованные Генрихом Наваррским. Стюардов на частных беседах императора не бывает, так что мужчины сами обслуживают себя и своих дам.

— А вы? — спросил мой гость, усаживаясь в кресло и тем самым показывая, что пока воздержится от «употребления».

— А я и не курю, — сказал я, — ибо этого мне не позволяет основная профессия офицера спецназа, и не пью, даже эпизодически, потому что этого занятия не одобряет моя энергооболочка. А когда ей что-то не нравится, то это просто «туши свет», хуже доминантной жены. Форсированное вытрезвление — это настоящая пытка, нечто вроде электрического стула без летального исхода.

— А что такое энергооболочка, и почему офицеру спецназа нельзя курить? — спросил мой собеседник.