Голод

– Только, пожалуйста, оружие оставьте здесь, - сказала сестра Анна.

Факел без слов сбросил сбрую с огнеметом на пол. Я посомневался, стоит ли оставлять без присмотра мою прелесть. Факел предложил повесить винтовку на стену. Там были рядком вбиты гвозди вместо вешалок. На некоторых висели какие-то тряпки. Свет с улицы туда не попадал, и за тряпками кожаный чехол был неприметен, а скрип входной двери возвестил бы о новых гостях.

Из сеней в главное помещение вела толстая дверь. За ней на табуретке сидел страж: мальчишка лет двенадцати с колом в руках. Не удивлюсь, если кол был осиновый. В центре комнаты стоял длинный стол, по обе стороны которого расположились дети. Их было дюжины две, от совсем малышни до подростков. Перед каждым стояла деревянная миска. Когда мы с Факелом вошли, все дружно повернулись к нам.

– Привет честной компании, - с улыбкой сказал я.

Дети вначале глянули на сестру Анну, затем по рядам за столом прокатилось приглушенное "здрасте".

– Здравствуйте, дети, - сказал Факел, разглядывая помещение.

Сестра Анна задула свечу, но дырявая крыша пропускала достаточно света. В углу был сложен камин. Над огнем висел закопченный котелок – всего один. Рядом на кирпиче стоял чайник. За ними приглядывала девчушка с длинной деревянной ложкой в руках.

– Скажите мне, - попросил Факел, проходя по помещению. – Кто-нибудь из вас знает здешнего плотника?

Дети дружно уткнулись взглядами в пустые миски. Кто-то едва заметно помотал головой.

– Он чаще на лесопилке бывал, чем у нас в лагере, - сказала сестра Анна. – Наверное, вам лучше там поспрашивать.

– Наверное, - согласился Факел. – Но, быть может, и здесь кто-то что-то слышал.

Если и слышал, то с нами поделиться не спешил. Факел задал им два десятка вопросов, как прямых, так и наводящих, но ответ был тем же самым – робкие пожимания плечами, мотания головой и опущенный взгляд. На двадцатом вопросе терпение инквизитора начало иссякать. Учитывая, что оно обычно иссякало на первом, это он еще неплохо держался.

– Странно это, - все еще спокойным тоном, словно бы размышляя вслух, произнес Факел. – Вы живете посреди лагеря, и ничего вокруг себя не видите.

– У нас и в приюте забот хватает, - пояснила сестра Анна. – Здание старое, внимания требует. Да и вообще мы стараемся не привлекать к себе излишнего внимания.

– Нелады с соседями? – спросил я.

– Я бы так не сказала, господин Глаз, - ответила сестра Анна. – Бывает по-разному. Иногда люди жертвуют приюту, иногда обворовывают. На круг примерно то на то и выходит, но пожертвования вызывают нарекания у других беженцев. Особенно у тех, кто в поте лица зарабатывает хлеб насущный. Мы стараемся помогать лагерю, чем можем, но можем мы немногое, и когда староста выделяет нам какие-то припасы, эти люди полагают, что мы получаем их незаслуженно.

Она развела руками. Мол, такая тут жизнь. Девчушка у очага робко вклинилась в разговор и доложила, что каша готова.

– Прошу к столу, гости дорогие, - сказала нам сестра Анна. – Откушаете, чем бог послал.

По знаку монахини двое мальчишек вскочили и перенесли котелок на стол. Все внимание детей тотчас переключилось на него. Этим вечером Бог послал им немного пшенки. Я один мог бы прикончить весь котелок за один присест. Похоже, у Всевышнего тоже был ограниченный бюджет.

– Спасибо, мы только по делу, - ответил я.

– Нас ждет расследование, - добавил Факел.

Не похоже, чтобы мы своим отказом сильно опечалили приютских.

– На сытый желудок дело расследуется легче, - с легкой улыбкой заявила сестра Анна, давая нам шанс передумать.

Я не стал уточнять, что с пары ложек пустой каши лично я сытее не стану. А Факел – тем более. Им тут и самим-то есть толком нечего, а глаза такие голодные, что если бы мы всё еще верили в каннибала, его поиски можно было начинать прямо здесь. Мысленно вздохнув, я оглянулся на Факела. Он, видать, подумал о том же самом и уверенно кивнул.

Мы пожертвовали в пользу приюта нашу тушенку. У них даже ножа не нашлось, чтобы ее открыть. Я подарил им свой. Был у меня маленький перочинный. Один малец лет десяти ловко вскрыл ножом жестянку и всё ее содержимое тотчас отправилось в котелок. Теперь у каши был хотя бы запах еды.

– А нам, пожалуй, пора, - сказал Факел.

Мы бы на этом и откланялись, но тут малец, отложив нож, неуверенно напомнил:

– Вы тут про плотника всякое спрашивали.

– Ну да, - сказал я.

Малец под пристальным взглядом Факела совсем замялся.

– Говори, не бойся, - подбодрила его сестра Анна.

– Только он хороший, - сказал нам малец.

Мы с Факелом переглянулись и мой напарник поинтересовался, с чего тот это взял. Как быстро выяснилось, кое-что дети всё-таки видели. Подгоняемый суровыми взглядами остальных и запахами каши с мясом, малец торопливо поведал, что с неделю назад один из беженцев с описанием "здоровый дядька" сильно возмущался, что приют кормят "за просто так" и даже предлагал сжечь его. Плотник страшно избил этого дядьку и сказал остальным, чтобы даже не смели злоумышлять против приюта.

– Да, это очень интересно, - сказал Факел.

В тот же момент я краем глаза уловил за окном движение. Резко повернув голову, я успел заметить за окном чье-то лицо. Затем оно пропало. К сожалению, я не успел разглядеть его черты. Это тоже было интересно.

Со словами: "как бы у нас там лошадку не увели", я быстро вышел из приюта, прихватив по дороге винтовку. Лошадка была на месте. Бричка и трупы – тоже. Я быстро добежал до угла. У той стены никого не было.

Лагерь жил своей жизнью. Люди проходили мимо. Кое-кто поглядывал на бричку, но без особого любопытства. До войны, наверное, целая толпа собралась бы поглазеть на жмуриков, а сейчас… Как говорится: "да кто их не видел?" Толпа, скорее, собралась бы поглазеть на того, кто их действительно не видел.

Из приюта вышел Факел, застегивая на ходу ремни амуниции.

– Заметил что-нибудь? – спросил он.

– Кто-то наблюдал за нами, - ответил я. – Но он успел уйти. Может, конечно, просто какой-нибудь воришка к приюту присматривался.

Факел подумал и сказал, что он так не думает. Я тоже так не думал.

Мы направились в город. Ощущение, что за нами наблюдают, составило нам компанию. Бывало такое на фронте, когда буквально чувствуешь, что бес тебя уже выцеливает, а ты его не видишь и только ба-бах – выстрел! К счастью, бесы – стрелки паршивые. Хотя откуда здесь взяться бесу?

До ворот мы добрались без приключений. Те всё еще были открыты, но в них уже дежурил бодрый старикан. На плече у него висела винтовка "Веттерли-Витали". Та еще бабахалка! Итальянцы ее потом под манлихеровский патрон переделали, но у сторожа была еще старая, под десятимиллиметровый.

Старикан оказался первым человеком в Дубровнике, который догадался спросить у нас документы. Документы у нас были в полном порядке. Старикан взял под козырек и пропустил нас в город.

– Куда теперь? – спросил я, и добавил: - Вообще неплохо бы уже на постой определяться.