Good Again

========== Глава 46: Всю себя ==========

Our heart wanders lost in the dark woods.

Our dream wrestles in the castle of doubt.

But there’s music in us. Hope is pushed down

but the angel flies up again taking us with her.

[…]

Our spirit persists like a man struggling

through the frozen valley

who suddenly smells flowers

and realizes the snow is melting

out of sight on top of the mountain,

knows that spring has begun.

from Horses at Midnight without a Moon by Jack Gilbert

В сумрачной лесной чащобе заблудилось наше сердце,

В замке тягостных сомнений борется наша мечта,

Но не смолкла наша песня, и не сгинула надежда,

Белокурый светлый ангел нам несет её… Всегда.

[…]

Тот не сломается, в ком дух силен, как человек,

Готовый ледяную даль рассечь сквозь липкий снег,

Чтоб в свежем ветре ощутить далекий аромат

Лугов цветущих и понять, хотя не ловит взгляд,

Что белые покровы гор уже обречены,

И снегу долго не сдержать начавшейся весны.

Из стихотворения «Лошади в безлунную полночь» Джека Гилберта**

Мы с Питом едва сумели выбраться из плотной людской массы, в которой многие хотели перемолвиться с нами словечком после его триумфальной речи. И снова Тому и Глену пришлось проявить все свое мастерство, расчищая нам дорогу, чтобы мы могли покинуть площадь. Даже вокруг нашего дома в Деревне Победителей ошивались несколько репортеров, и я не преминула их разогнать с луком в руках, грозя подстрелить каждого, кто окажется от нас на расстоянии полета стрелы. Мне тут же во всей красе представились заголовки завтрашних газет: пока Пит Мелларк провозглашает целительную силу любви, его невеста грозится поубивать журналюг. Да уж, нашей паре не снискать славы знатных пацифистов.

— Я и понятия не имела, — сказала я, когда мы остались на качелях на нашем крыльце, и, обнявшись, укутались тонким пледом. Пит стиснул мою руку и тихонько оттолкнулся ногами, так что качели медленно, как колыбель, пришли в движение и стали нас баюкать.

— Сначала было ужаснее всего, когда они только приступили к своим манипуляциям. Еще минуту назад я тосковал по тебе, боялся за тебя, надеялся, что с тобой все в порядке. А потом они меня кололи, и вдруг я начинал бояться тебя и ненавидеть. Невыносимо превращаться из любящего человека в того, кто пышет ненавистью к предмету своей любви! — он помотал головой, будто желая вытрясти эти воспоминания. — Я знал, что они со мной делают, пытался держаться, пока еще мог, чтобы не потерять чувства к тебе, понимания, что ты скорее умрешь, чем причинишь мне боль. Но потом они все равно меня сломали и уничтожили все воспоминания о том, чем ты была для меня, — это он сказал почти извиняющимся тоном, и для меня невыносимее всего было слышать, как он извиняется за то, что было ему неподвластно.

— Не вздумай винить в этом себя! Только не за это, — гневно вскинулась я.

— Нет, я знаю, — он пристально вглядывался мое недовольное лицо. — Правда, так и есть. И я ведь так чертовски старался им не поддаться. Держался как только мог.

Мои руки сплелись вокруг его шеи.

— Знаю, ты старался. Ты все время делал все возможное и невозможное. Поэтому ты здесь. Благодаря своей невероятное силе.

— Порой я даже не могу понять, как же мы справились. Наверно, шаг за шагом, да? Потихоньку? Порой вроде ничего трудного, и вдруг это наваливается на тебя как каменная глыба, которая вот-вот придавит насмерть, — высказался он с несвойственной ему откровенностью, сбросив в этот миг неизменную маску оптимиста, позволив мне заглянуть в свои самые мрачные мысли. Я не спешила его успокаивать. Сейчас я жаждала этой его откровенности, пусть даже она была пронизана унынием, исполнена пессимизма. Лишь позволив себе такое состояние духа мы вновь могли выбраться из этой темной ямы — вместе.

— Это тяжело. — заключила я.

Он нахмурился, пытаясь выразить свою мысль.

— Ага. Порой я забываю на миг, что ты на охоте или еще где, пусть даже и в соседней комнате, и на меня накатывает дикая паника, как когда-то у дерева молний. Я вдруг теряюсь и на миг будто снова оказываюсь на той арене. Меня прошибает пот, сердце бешено колотится, я еле сдерживаюсь, чтобы не броситься тебя искать…

Мне вспомнились все моменты, когда он как черт из табакерки возникал на пороге гостиной, и в его глазах плескалась паника, которая быстро стихала, стоило ему меня увидеть. Он здорово умел притворяться, что его пригнал сюда вовсе не страх потерять меня, а что он, мол, всего лишь ищет карандаш или чем открыть письмо, или что там еще он придумывал в оправдание своего внезапного появления.

Теребя пуговицу на его рубашке, я призналась в ответ:

— На меня тоже порой находит страх: где же Пит? Появляется буквально из ниоткуда. И мне тоже тогда нужно убедиться, что ты в порядке. Прежде чем вернуться к своим делам, — я грустно рассмеялась. — Мы с тобой оба чокнутые, верно?

— Видимо, да. Доктор Аврелий обещает, что со временем станет полегче, — произнес он с некоторым сомнением.

— Пора бы тебе уже с этим завязать, Пит, — мягко отчитала я его. — Мы ведь и так уже намного более вменяемые, чем пару лет назад.

Он улыбнулся, глядя на меня сверху-вниз.

— Твоя правда, — притянув меня к себе, он меня поцеловал. — Нам несравненно лучше, чем было. И дальше будет легче. Может, даже в конце концов кошмары перестанут мучить, — его глаза сияли как две ярких звездочки, и я отдалась зову этих голубых очей, мерцающих в сумерках. — Как бы там ни было, я счастлив, что ты рядом. Я что угодно вынесу, лишь бы так оно и оставалось, — его руки заскользили по моей шее и плечам, стряхивая остатки уныния. Каждое из этих привычных прикосновений пробуждало во мне что-то дремлющее, и я лишь дивилась его способности вновь и вновь творить надо мной это маленькое чудо.

— Пит, — сказала я, тяжело дыша, сердце уже вовсю скакало от его слов и прикосновений. А из живота, из самых моих интимный мест, уже поднималось знакомое тепло, хотя физически я была совершенно обессилена. — Ты меня залюбишь до смерти.

Его глаза сверкнули в полумраке, когда он ответил:

— Вот и хорошо. Потому что если это когда-нибудь и кончится — я хочу в этот момент держать тебя в объятьях.

***

— Нам нужно пойти порыбачить, — сказала я через несколько дней, помогая Питу закончить все перед закрытием пекарни.

— Ладно. Как насчет воскресенья? — спросил он несколько рассеянно, вытряхивая содержимое мешка для пыли в мусорный ящик.

— Идет. Мы там сто лет не были, — я знала, что он вряд ли мне откажет, но на сей раз для меня было очень важно, чтобы он согласился пойти со мной туда именно в это воскресенье.

Он оживился, и на его лице медленно расплылась улыбка.

— Знаешь что? Бьюсь об заклад, мы и впрямь туда пойдем! — он так воодушевился, что едва не выронил мусорный бак, который вез к дверям. — Мне правда не терпится порыбачить в это воскресенье, — и все смеялся себе под нос, таща бак наружу и вываливая его в контейнер на улице.

— Вот и славно, — пробормотала я, чувствуя себя огорошенной его внезапным приступом энтузиазма.

Этим летом мы еще не рыбачили, не оттого, что нам не хотелось, просто после длительного отсутствия Пита навалился непочатый край разных дел. В пекарне все шло на лад: Эффи вела бухгалтерию, а мы с Астером и Айрис старались прилежно выполнять прочие обязанности, чтобы все было как надо. И все-таки Пит счел нужным пересмотреть все счета, и заняться починкой и прочей текучкой. Обычно он посвящал этому как раз воскресные дни, так что у нас и в единственный выходной не оставалось времени на походы в лес.