Good Again

Пит, наконец, открыл глаза, чтобы посмотреть на то, что я там делаю внизу. И я, удерживая его взгляд, заскользила по его члену сначала медленно вверх, затем вниз, массируя его губами и языком. Он резко дернулся у меня во рту, и я почувствовала как его мошонка мгновенно натянулась. Однако я, улыбнувшись, покачала головой и выпустила его с игривым звуком «чпок». Все так же не сводя с него глаз, я подползла к нему как кошка и, поднявшись, поместила себя прямо над ним.

— С добрым утром, — произнесла я с усмешкой, но ответа дожидаться не стала.

Он шумно и хрипло выдохнул, когда я разом опустилась на него, и на его лице отобразилось выражение чего-то среднего между экстазом и острой болью, которое еще только больше меня завело. Я очень любила заниматься с ним любовью в этой позе — находясь сверху, самой задавая ритм, расслабляя и напрягая мышцы по ходу движения. Я быстро на нем скакала, слегка откинувшись назад, чтобы опереться о его бедра. Лицо Пита стало ярко-розовым от напряжения и он запрокинул голову, зажмурился, чтобы удержаться и не кончить, но у него не было ни единого шанса сделать это после моего блистательного нападения. Все его тело на миг окаменело, потом по нему пробежала мелкая дрожь и он дернулся резко вверх, опустошая себя в мое лоно. Я же еще несколько раз на нем подпрыгнула, чтобы острее прочувствовать удовольствие от того, как он пульсирует внутри, а потом он затих, смягчаясь, и выскользнул из меня.

Лежа возле него, я наблюдала, как он спускается ко мне со своего седьмого неба. Недолго полежав, пытаясь совладать с дыханием, он повернулся по мне и показчал головой:

— Что на тебя нашло?

Я усмехнулась.

— Да так…

— Вот это было пробуждение… — он рассмеялся, перекатился на бок и водрузил белокурую голову мне на живот. — Но ты не…

— Нет, может, позже, — вяло вымолвила я.

И кожей почувствовала, как он качает головой.

— Ни в коем случае.

Его пальцы скользнули между моих бедер, и два из них немедленно оказались во мне и задвигались туда-сюда, а венерин холм на его ладони прижался к такому местечку, что я воспарила. Прежде чем я смогла сконцентрироваться на том, что он делал, я уже взмывала ввысь, все еще набухшая и возбужденная своей бешеной на нем скачкой. Он стал целовать мои груди, теребя ртом соски, которые встали и налились как темные камешки. И когда он крутанул во мне чуть согнутыми пальцами, и ощущение от резкого нажатия именно там спровоцировало во мне огненный фейерверк. Я была уже так подогрета там, как довела до оргазма его, что ушло всего несколько секунд на то, чтобы и я сама казалась за гранью и мощный спазм моего наслаждения сжал его пальцы. Теперь уже я стонала нечто несвязное, а Пит пристально смотрел мне в лицо, наблюдая за волнами, захлестывавшими мое тело. Накрыв мои губы, он запечатлел на них глубокий, чувственный поцелуй, пока я еще трепыхалась, и не отрывался от меня, пока я не распростерлась, обессиленная, в его объятьях.

— Я должна тебе кое в чем признаться, — сказала я, позволяя ему покрепче обхатить мое разомлевшее тело.

— Опять? — рассмеялся он, - Ну, говори.

Я устало улыбнулась и полностью отдалась покою этого утра.

— Я люблю с тобой трахаться.

Пит резко отстранился и зашелся от смеха, мотая головой, будто не веря собственным ушам. Потом опять упал на постель и пожал плечами.

— Да я уж догадался.

Я рассмеялась в ответ и потянула его к себе.

— И я люблю тебя. Безмерно.

Он нежно посмотрел на меня, и его глаза сияли счастьем и нежностью.

— И это тоже, вроде, понял.

И я воззрилась на него с деланным недоверием.

— Да что ты говоришь! Наглый тип!

— Мог бы им быть. Или, возможно… — и он наклонился, чтобы покрыть поцелуями мою шею и плечи. — Просто ты так доходчиво объясняешь.

— Мммм, — стонала я, пока он неспешно меня целовал. И я подозревала, что он просто выжидает, пока я вновь созрею. И что сам он отнюдь не прочь, и у меня все внутри сжималось от предвкушения. Но я все еще не могла забыть о том, что обдумывала в лесу.

— Знаешь, это нужно, — прошептала я.

— Что нужно, — переспросил его приглушенный голос: он щекотно целовал меня в пупок, заставляя меня извиваться и хихикать.

— Твоя речь.. — я вздохнула, когда он отменяя оторвался, чтобы осмыслить мои слова.

— Хочешь сказать, что нормально относишься к тому, что я скажу речь?

— Да, — произнесла я, упиваясь поцелуями, которые он расточал тебе вдоль моей спины. — Можешь прорепетировать её со мной, если захочешь.

— Нет, это будет сюрприз и для тебя, — сказал он, потянув меня за бедра так что я оказалась в коленно-локтевой позиции. Его пальцы принялись меня дразнить сзади, так что мне теперь было весьма непросто сосредоточиться.

— Тебе же известно, что я терпеть не могу сюрпризы, — я пыталась говорить с заметным возмущением, но вместо этого уже почти стонала, задыхаясь.

— Знаю, — сказал он, и это было последнее, что я успела разобрать перед тем, как он резко взял меня, и его гладкая кожа и твердый пластик его протеза столкнулись с задней поверхностью моих бедер. Я громко втянула в себя воздух от неожиданности, и тут вдруг все стало уже совершенно неважно – все, кроме него и нашей плотской любви.

***

Обедали мы в этот день нашей традиционной компанией: я, Пит и Хеймитч, только к ней еще добавилась и Эффи, которая тоже собиралась с нами на поминальную церемонию. Сидя в столовой и параллельно с едой наблюдая по телевизору за тем, как проходят церемонии в других Дистриктах, мы все были заметно мрачнее обычного. И все мы замерли, не донеся ложку до рта, когда в Четвертом Дистрикте, где возлагали на воду цветы в память обо всех погибших детях, показали Энни с пухлым малышом на руках. Мне захотелось разом засмеяться и заплакать. А еще поделиться с Энни тем, что мне регулярно снится Финник, и тем, какое счастье и покой разлиты в этих снах. Но потом мне вдруг подумалось, что это может быть жестоко: что, если ей во снах он не является, и я решила хранить эту сокровенную тайну глубоко в сердце.

Еще я была очень тронута, увидев на экране единственного живого трибута Дистрикта Семь Джоанну Мэйсон, стоящую на коленях перед резными деревянными табличками с именами всех своих павших земляков. Причем эти таблички были уже отполированы до блеска прикосновением сотен скорбящих рук. Джоанне, кстати, врачи уже разрешили совершать недолгие отлучки, и она предупредила меня, что вот-вот к нам нагрянет. По ее лицу можно было судить, что ей действительно уже легче, хотя и восстановление ей и нелегко далось, но ее кожа все еще была бледной, а короткие волосы — в беспорядке. Но я вдруг ужасно обрадовалась, снова ее увидев.

Эффи ушла пораньше, сославшись на то, что ей нужно помочь в подготовке мероприятия, и пообещав, что присоединиться у нам в секции для особых гостей позже. Так что, как и в прошлом году, мы шли из Деревни до центра города втроем. И хотя речь Пита никто заранее не анонсировал, мэр, произнеся лишь несколько вводных фраз, сразу же предоставил ему слово. Это было сделано с умыслом, чтобы сдержать орды папарацци, которые в противном случае заполонили бы собой весь Дистрикт — их и так было слишком много в пресс-зоне — и похоронили бы за своей трескотней значимость поминальной церемонии.

Люди постепенно возвращались в наш маленький Дистрикт, так что теперь на церемонии собралось уже больше местных жителей, чем временно осевших здесь волонтеров, не то, что в прошлом году. Том со своим братом Гленом, завидев нас издалека и тепло поприветствовав, показали, куда нам сесть. Но им уже не пришлось нависать над нами коршунами, как в прошлом году. Не то чтобы папарацци потеряли к нам интерес – нет, к нам дважды пытались пристать даже пока мы шли к своим местам. Просто всем уже было понятно, что мы с Питом оба окрепли и сможем теперь вынести этот напор. Да и капитолийские СМИ усвоили горький урок, который я преподала им на нашем прошлогоднем интервью в пекарне, и явно не спешили еще раз ввязаться в нечто подобное.